Творчество: ваше любимое..., ... не обязательно вами написаное Опции

[Хорм]

Margarit,
Вера Полозкова ''Снова не мы''. Знаете, это прекрасно.
Возможно, уже было.

Мы не пьем вина на краю деревни.
Мы не ладим себя в женихи царевне.
Мы в густые щи не макаем лапоть.
Нам смеяться стыдно и скушно плакать.

Мы дугу не гнем пополам с медведем.
Мы на сером волке вперед не едем,
и ему не встать, уколовшись шприцем
или оземь грянувшись, стройным принцем.

Зная медные трубы, мы в них не трубим.
Мы не любим подобных себе, не любим
тех, кто сделан был из другого теста.
Нам не нравится время, но чаще -- место.

Потому что север далек от юга,
наши мысли цепляются друг за друга.
Когда меркнет солнце, мы свет включаем,
завершая вечер грузинским чаем.


Мы не видим всходов из наших пашен.
Нам судья противен, защитник страшен.
Нам дороже свайка, чем матч столетья.
Дайте нам обед и компот на третье.

Нам звезда в глазу, что слеза в подушке.
Мы боимся короны во лбу лягушки,
бородавок на пальцах и прочей мрази.
Подарите нам тюбик хорошей мази.

Нам приятней глупость, чем хитрость лисья.
Мы не знаем, зачем на деревьях листья.
И, когда их срывает Борей до срока,
ничего не чувствуем, кроме шока.

Потому что тепло переходит в холод,
наш пиджак зашит, а тулуп проколот.
Не рассудок наш, а глаза ослабли,
чтоб искать отличье орла от цапли.


Мы боимся смерти, посмертной казни.
Нам знаком при жизни предмет боязни:
пустота вероятней и хуже ада.
Мы не знаем, кому нам сказать "не надо".

Наши жизни, как строчки, достигли точки.
В изголовьи дочки в ночной сорочке
или сына в майке не встать нам снами.
Наша тень длиннее, чем ночь пред нами.

То не колокол бьет над угрюмым вечем!
Мы уходим во тьму, где светить нам нечем.
Мы спускаем флаги и жжем бумаги.
Дайте нам припасть напоследок к фляге.

Почему все так вышло? И будет ложью
на характер свалить или Волю Божью.
Разве должно было бы быть иначе?
Мы платили за всех, и не нужно сдачи.

1972

Сообщение отредактировал Хорм - 22.06.2009 - 14:07

[Asomircal]

Хорм, последнее совершенно потрясающее. Под впечатлением, да. Спасибо)

Совершенно случайно наткнулась. И прониклась.
"Верлибр без последней сторки". Автор - письмо генералу Z_elenne. Да, ник странный)

я совсем никому не скажу, что болит где-то слева,
под сердцем
не носить мне дитя-полубога,
зачатого в свете звезды карамельной...
потому что соитье зеркал невозможно - далёко
глубина воцерковленных глаз от повторного риска остаться.
остаться... и быть и не быть огорченной, о нимфа!
в монастырь? в монастырь!
пусть узнают священное действо
торжествующей плоти, отправившей вещее на хер,
и они. повторятся не раз с тем же end-ом истории Вилли Шекспира,
и закружится globe, тишину отмеряя по новой,
и проснутся зарницы отдельно от зарева блеска в другом подземелье...
ту дорожку ночную теперь не найти, не нащупать,
отправляю свои корабли прогуляться по белому свету
по каким-то делам... по каким? а все больше торговым...
что там в Ливии, Постум?
уже ли не любят, не плачут?
что там в Ливии?..
впрочем, и нет мне до этого дела...
просто злюка-зима глубоко запустила
артритные пальцы в сознанье,
и умолкла, чуть вскрикнув, души телефонная скрипка...
и молчанья ее мне не вынести. зачем я опять выживаю?
мне бы ночь скоротать, эту тайну межреберной боли...
мне бы точку поставить - бумага к обманам привычна,
но свеча будто лампа решила сыграть в "не угасну", а завтра
я совсем никому не скажу, что я выжила ради
да, конечно, тебя... с той же силой,
с которой когда-то... выставляю за дверь. отпускаю...
куда же пойдешь ты?
впрочем, мне все равно,
впрочем, нет мне до этого дела...

Я боюсь оставлять здесь последнюю строчку...
Ты сам догадайся...

Сообщение отредактировал Asomircal - 30.06.2009 - 19:06

[Хорм]

Asomircal,
Спасибо, я старался).

Зацепило, сам не знаю чем.
И автора тоже не знаю.

***
Какой сегодня день? - Январь.
А дата? - Полдень.
Давай закроем календарь.
Давай запомним...

Неясный мутно-белый свет
Со снежной пылью...
И то, что кофе в доме нет,
И зябнут крылья...

И пол, скрипящий невпопад
Словам и взглядам....
Портьерой белой скрытый сад,
И терпкий ладан.

Какой сегодня год? - Четверг
Любого века.
Давай взлетим немного вверх,
Ну так, для смеха.

Ты слышишь, бьют колокола
Над домом сонным...
Я обниму твои крыла...
Давай запомним.

[Lady-charmed]

Хорм, насладилась прямо стихотворением. Чьё авторство?

[Margarit]

Слышишь ли, слышишь ли ты в роще детское пение,
над сумеречными деревьями звенящие, звенящие голоса.
в сумеречном воздухе пропадающие, затихающие постепенно,
в сумеречном воздухе исчезающие небеса.


блестящие нити дождя переплетаются среди деревьев
и негромко шумят, и негромко шумят в белесой траве,
слышишь ли ты голоса, видишь ли ты волосы с красными гребнями,
маленькие ладони, поднятые к мокрой листве.


"проплывают облака, проплывают облака и гаснут..."
-- это дети поют и поют, черные ветви шумят,
голоса взлетают между листьев, между стволов неясных,
в сумеречном воздухе их не обнять, не вернуть назад.


только мокрые листья летят на ветру, спешат в рощи,
улетают,словно слышат издали какой-то осенний зов,
"проплывают облака..." -- это дети поют ночью, ночью,
от травы до вершин все -- биение, все -- дрожание голосов.

проплывают облака, это жизнь проплывает, проходит.
привыкай, привыкай, это смерть мы в себе несем,
среди черных ветвей облака с голосами, с любовью...
"проплывают облака..." -- это дети поют обо всем.


слышишь ли, слышишь ли ты в роще детское пение,
блестящие нити дождя переплетаются, звенящие голоса,
возле узких вершин в новых сумерках на мгновение
видишь сызнова, видишь сызнова угасающие небеса.

проплывают облака, проплывают, проплывают, проплывают над рощей,
где-то льется вода, только плакать и петь, вдоль осенних оград,
все рыдать и рыдать, и смотреть все вверх, быть ребенком ночью,
и смотреть все вверх, только плакать и петь, и не знать утрат.


где-то льется вода, вдоль осенних оград, вдоль деревьев неясных,
в новых сумерках пенье, только плакать и петь, только листья сложить.
что-то выше нас, что-то выше нас проплывает и гаснет,
только плакать и петь, только плакать и петь, только жить.

Бродский

[Arvit]

Не считая возможным назвать истинно любимыми – не хорошими, интересными, красивыми, а любимыми - десятки и сотни стихотворений, эти два всё-таки выделю особо...

К сожалению, не все знают, что знаменитая и великолепная «Я тебя никогда не забуду» Вознесенского когда-то, за несколько лет до рок-оперы, была просто стихотворением. Потрясающим и страшным… Это уже потом его пропели много раз и в разных составах куплетов – но в любом исполнении из него «выпала», наверное, самая сильная строфа… Но она была.

Сага

Ты меня на рассвете разбудишь,
проводить необутая выйдешь.
Ты меня никогда не забудешь.
Ты меня никогда не увидишь.

Заслонивши тебя от простуды,
я подумаю: "Боже всевышний!
Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу".

Эту воду в мурашках запруды,
это Адмиралтейство и Биржу
я уже никогда не забуду
и уже никогда не увижу.

Не мигают, слезятся от ветра
безнадёжные карие вишни.
Возвращаться - плохая примета.
Я тебя никогда не увижу.

Даже если на землю вернёмся
мы вторично, согласно Гафизу,
мы, конечно, с тобой разминёмся.
Я тебя никогда не увижу.

И окажется так минимальным
наше непониманье с тобою
перед будущим непониманьем
двух живых с пустотой неживою.

И качнётся бессмысленной высью
пара фраз, залетевших отсюда:
"Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу".



…А второе стихотворение – это последнее стихотворение Виктора Хара, написанное на стадионе Сантьяго 15 сентября 1973 года. Намеренно даю его в дословном переводе, адекватного художественного перевода, кажется, и нет, да и нельзя художественно переводить такие вещи; думаю, что кто-то помнит, о чём он говорил…

Стадион Сантьяго

Здесь нас пять тысяч,
На этом маленьком клочке города.
Нас пять тысяч…
А сколько нас всего,
В городах и во всей стране?
Только здесь - десять тысяч рук,
Сеющих и запускающих заводы.
А сколько нас всего,
Обречённых на голод, холод, страх, боль,
Отчаяние, кошмар и безумие?

Шестеро наших потерялись
В звёздном пространстве.
Один убит, другого избили.
И я себе никогда не представлял,
Что можно так избивать человека
Четверо других сами хотели избавиться от всех страхов
Один выбросился в пустоту.
Другой разбивал себе голову о стену.

И у каждого из них был застывший взгляд смерти.
Какой ужас внушает облик фашизма!
Они осуществляют свои планы с точностью машин, не останавливаясь ни перед чем.
Кровь - это их медали,
Убийство - их героический подвиг.
Господь, это мир,
сотворённый тобой?
На это ушли твои семь дней вдохновения и работы?

В этих четырёх стенах есть лишь это число, которое никогда не растёт,
В котором медленно растёт лишь мечта о смерти.
Но вдруг что-то меня осеняет,
И я вижу эти застывшие волны,
Вижу пульс машин.
И лица военных со слащавой улыбкой матроны,
И Мексику, Кубу и землю,
Орущие об этом позоре.
Нас десять тысяч рук, лишённых счастья трудиться.
А сколько нас во всей стране?

Сильнее бомб и пулемётов
Бьёт кровь товарища президента.
И наш кулак тоже ещё ударит.

Песня, как трудно ты мне даёшься,
Когда приходится петь кошмар.
Кошмар, в котором живу,
Кошмар, в котором умираю,
Очутившись среди стольких и стольких моментов вечности,
Где молчание и крик - цель этой песни.
Из того, чего я никогда не видел, что чувствовал и что чувствую,
Прорастет момент....



…Записку с этим стихотворением он дописать не успел.

[Funeral Rose]

Сага

Ты меня на рассвете разбудишь,
проводить необутая выйдешь.
Ты меня никогда не забудешь.
Ты меня никогда не увидишь.

Спасибо за строчки этого творения.. Обожаю эту сагу и песню особенно.. Очень лиричная и красивая...♥

[Хорм]

Adonatti,
Призраки.
Теперь, когда твой дом пройти насквозь,
Не задержавшись даже перед спальней,
Вновь стало и привычней и реальней,
Чем что иное, я, как старый гость,
Знакомый с обстановкой не могу
Не подивиться славным переменам,
Исчезли двери, стулья, гобелены
[совковые олени на лугу].

Исчезла речь в обители мирской.
И запахи – ни пота нет, ни дыма…
Я думал будто всё здесь повторимо
И пол, скрипевший каждою доской,
И люстры, и кровать и даже плеть
Стенных потёков в тусклом жёлтом свете.
Теперь все тихо. Некому ответить.
И некому [и не зачем] скрипеть.

Мне снилось, что ты кашляешь, и я
Спускался вниз в аптеку и аптекарь
С безумной прытью древнего ацтека
В чугунной ступке смешивал мышьяк
С анисом и солодкою, твердя
Что от Невы до русла Енисея
Мне не предложат лучшей панацеи,
Тем более в начале февраля.

Тем более в моей кривой стране
Где вдовым лучше быть, чем разведённым
Где лечат бриллиантовым зелёным
Холеру и чахотку наравне
С укусом комара или клеща,
И лишь завхозу несколько неловко
Что сыра нет здесь даже в мышеловках,
И мыши нынче гибнут натощак.

Пергамент пуст. Ни росчерка пера,
Ни битых слов, ни гербовой печати,
Я не пытался что-то завещать им,
Но был расстроен тем, что ни хера
Не взял и не оставил. От броска
На амбразуру выглядят убого.
Идущего осилила дорога.
Стоящего осилила тоска.

А потому не тронь моих химер
Не развенчай моих ночных кошмаров
Я стал таким бессмысленным и старым
Что мой затертый временем пример,
Не сможет стать ни притчей, ни главой
Ни книгою, ни музыкой, ни музой.
Одной лишь безнадёжно заскорузлой
Законно незаконченной графой.

Из списка вечной памяти. Опять
Уходит свет. И ночь над нашей поймой
Уравнивает тех, кто только пойман
Со всеми кто давно в плену. И вспять
Срываются ветра и полоса
Из звезд мерцает, и шаги все ближе,
И в мире нет ни Вены, ни Парижа
Реальны только эти голоса.

Рукопожатья, вылазки из-вне,
Петарды, взрывы, окрики охраны.
В засилье снов и крепкого тумана
Мне тоже неуютно в темноте,
Но это - явь, а с явью нужно жить
Какой бы не казалась - лучшей, худшей,
Пусть каждый день похож на предыдущий,
Пусть цоколь направляет этажи.

Все – безразлично. Бред. Глобальный трёп.
Срамное место скрыл красивый листик.
Мир преисполнен глупых казуистик,
Тогда как жизнь слагается из трёх
Простых вещей, осколков, полумер
Несложных игр, смешных движений тела.
А впрочем, мне ни смысла нет, ни дела.
Живи как жил. Не тронь моих химер.

Сообщение отредактировал Хорм - 9.09.2009 - 17:16

[Margarit]

ЛЮБОВНАЯ ПЕСНЬ ДЖ. АЛЬФРЕДА ПРУФРОКА



S'io credesse che mia risposta fosse A
persona che mai tornasse al mondo, Quests
flamma staria senza piu scosse. Ma perciocche
giammai di questo fondo Non torno vivo alcun,
s'i'odo il vero, Senza tema d'infamia ti
rispondo {*}.
{* "Если бы я полагал, что отвечаю тому,
кто может возвратиться в мир, это пламя не
дрожало бы; но, если правда, что никто
никогда не возвращался живым из этих глубин, я
отвечу тебе, не опасаясь позора" (Данте, "Ад",
XXVII, 61-62).}

Ну что же, я пойду с тобой,
Когда под небом вечер стихнет, как больной
Под хлороформом на столе хирурга;
Ну что ж, пойдем вдоль малолюдных улиц -
Опилки на полу, скорлупки устриц
В дешевых кабаках, в бормочущих притонах,
В ночлежках для ночей бессонных:
Уводят улицы, как скучный спор,
И подведут в упор
К убийственному для тебя вопросу...
Не спрашивай о чем.
Ну что ж, давай туда пойдем.

В гостиной дамы тяжело
Беседуют о Микеланджело.

Туман своею желтой шерстью трется о стекло,
Дым своей желтой мордой тычется в стекло,
Вылизывает язычком все закоулки сумерек,
Выстаивает у канав, куда из водостоков натекло,
Вылавливает шерстью копоть из каминов,
Скользнул к террасе, прыгнул, успевает
Понять, что это все октябрьский тихий вечер,
И, дом обвив, мгновенно засыпает.

Надо думать, будет время
Дыму желтому по улице ползти
И тереться шерстью о стекло;
Будет время, будет время
Подготовиться к тому, чтобы без дрожи
Встретить тех, кого встречаешь по пути;
И время убивать и вдохновляться,
И время всем трудам и дням всерьез
Перед тобой поставить и, играя,
В твою тарелку уронить вопрос,
И время мнить, и время сомневаться,
И время боязливо примеряться
К бутерброду с чашкой чая.

В гостиной дамы тяжело
Беседуют о Микеланджело.

И, конечно, будет время
Подумать: "Я посмею? Разве я посмею?"
Время вниз по лестнице скорее
Зашагать и показать, как я лысею, -
(Люди скажут: "Посмотрите, он лысеет!")
Мой утренний костюм суров, и тверд воротничок,
Мой галстук с золотой булавкой прост и строг -
(Люди скажут: "Он стареет, он слабеет!")
Разве я посмею
Потревожить мирозданье?
Каждая минута - время
Для решенья и сомненья, отступленья и терзанья.

Я знаю их уже давно, давно их знаю -
Все эти утренники, вечера и дни,
Я жизнь свою по чайной ложке отмеряю,
Я слышу отголоски дальней болтовни -
Там под рояль в гостиной дамы спелись.
Так как же я осмелюсь?

И взгляды знаю я давно,
Давно их знаю,
Они всегда берут меня в кавычки,
Снабжают этикеткой, к стенке прикрепляя,
И я, пронзен булавкой, корчусь и стенаю.
Так что ж я начинаю
Окурками выплевывать свои привычки?
И как же я осмелюсь?

И руки знаю я давно, давно их знаю,
В браслетах руки, белые и голые впотьмах,
При свете лампы - в рыжеватых волосках!
Я, может быть,
Из-за духов теряю нить...
Да, руки, что играют, шаль перебирая,
И как же я осмелюсь?
И как же я начну?
. . . . . . . . . .

Сказать, что я бродил по переулкам в сумерки
И видел, как дымят прокуренные трубки
Холостяков, склонившихся на подоконники?..

О быть бы мне корявыми клешнями,
Скребущими по дну немого моря!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А вечер, ставший ночью, мирно дремлет,
Оглажен ласковой рукой,
Усталый... сонный... или весь его покой
У наших ног - лишь ловкое притворство...
Так, может, после чая и пирожного
Не нужно заходить на край возможного?
Хотя я плакал и постился, плакал и молился
И видел голову свою (уже плешивую) на блюде,
Я не пророк и мало думаю о чуде;
Однажды образ славы предо мною вспыхнул,
И, как всегда, Швейцар, приняв мое пальто,
хихикнул.
Короче говоря, я не решился.

И так ли нужно мне, в конце концов,
В конце мороженого, в тишине,
Над чашками и фразами про нас с тобой,
Да так ли нужно мне
С улыбкой снять с запретного покров
Рукою в мячик втиснуть шар земной,
И покатить его к убийственному вопросу,
И заявить: "Я Лазарь и восстал из гроба,
Вернулся, чтоб открылось все, в конце концов", -
Уж так ли нужно, если некая особа,
Поправив шаль рассеянной рукой,
Вдруг скажет: "Это все не то, в конце концов,
Совсем не то".

И так ли нужно мне, в конце концов,
Да так ли нужно мне
В конце закатов, лестниц и политых улиц,
В конце фарфора, книг и юбок, шелестящих
по паркету,

И этого, и большего, чем это...
Я, кажется, лишаюсь слов,
Такое чувство, словно нервы спроецированы
на экран:
Уж так ли нужно, если некая особа
Небрежно шаль откинет на диван
И, глядя на окно, проговорит:
"Ну, что это, в конце концов?
Ведь это все не то".
. . . . . . . . . .
Нет! Я не Гамлет и не мог им стать;
Я из друзей и слуг его, я тот,
Кто репликой интригу подтолкнет,
Подаст совет, повсюду тут как тут,
Услужливый, почтительный придворный,
Благонамеренный, витиеватый,
Напыщенный, немного туповатый,
По временам, пожалуй, смехотворный -
По временам, пожалуй, шут.

Я старею... я старею...
Засучу-ка брюки поскорее.
Зачешу ли плешь? Скушаю ли грушу?
Я в белых брюках выйду к морю, я не трушу.
Я слышал, как русалки пели, теша собственную
душу.

Их пенье не предназначалось мне.

Я видел, как русалки мчались в море
И космы волн хотели расчесать,
А черно-белый ветер гнал их вспять.

Мы грезили в русалочьей стране
И, голоса людские слыша, стонем,
И к жизни пробуждаемся, и тонем.

Томас Элиот

[Чеширский кот]

Пошуршала по теме,вроде бы этот рассказ еще никто не публиковал,однако во мне он вызвал бурю эмоций....Не буду разглагольствовать, каждый сам себя поймет и определится во мнении.

"Художница"

У нее нет имени, ей нет названия. Но есть призвание. Она рисует жизнь. Умело, искусно, потрясающе. Ей не нужны обычные краски, тем более палитра. Ей нужен холст - дни. Нежным касанием подушечек пальцев рисует улыбку на черном холсте. Озлобленно стирает солнце. Печально рисует шум дождя. Или просто сидит перед чистым холстом+ Она всегда прекрасна. Увидит ее каждый, но редко кто подойдет. Почему? Потому что каждый видит Художницу по-своему. Кто-то видит служанку, кто-то Богиню, кто-то кудесницу, кто-то ведьму, и никто деву. Но были те, кто все-таки решался на отважный шаг - тому дарили счастье. Ах да, Художница была слепа. Она не видела лица входящего, лишь только чувствовала. Лучезарно улыбаясь, она рисовала жизнь другим, рисовала светлые дни, забывая об усталости.
Затем этот кто-то забирал с собой ее работы. Не возвращая, изредка благодаря, изредка громко крича, изредка опрокидывая Художницу на спину. Ей было сложно понять, что происходило, она лишь понимала, что забрали светлые краски. Ну что теперь, она не может не рисовать, придется уродовать день одной единственной - черной, как смоль. Слезы закрашивали холст полностью, не оставляя ни малейшего просвета. Дни, недели, года - картины были однообразны.
Однажды ей вовсе перехотелось рисовать. Она не работала и на следующий день, и следующую неделю+ Прохожие уже перестали обращать на нее внимание, изредка спотыкаясь о ее хрупкое тело, ругаясь на ее никчемность.
- Девушка, что с Вами? Вам плохо? Давайте, я помогу, - заботливые руки посадили ее в кресло, отодвинули поседевший локон с молодого лица, теплые пальцы коснулись ледяных век.
Занавес слепой души открылся.
- Что происходит? Где я? Кто Вы? Что?.. - говорить после годового молчания было сложно.
- Я - друг. Все будет хорошо. Вы, наверное, хотите воды? Я сейчас. Сейчас. Найду, Вы только подождите, - послышались быстрые шаги. Кажется, действительно друг. Что ж. Ладно. Уже все равно.
И Художница начала оживать. Незнакомец, не говоривший своего имени и непохожий ни на кого, теперь почти каждый день приходил к ней. На холсте стали появляться очертания чего-то родного, близкого, светлого. Незнакомец никогда не мешал Художнице работать над своими картинами, он сидел тихо, не двигаясь, и, кажется, был счастлив находиться рядом с ней. А она, в свою очередь, была не против его присутствия. И, честно признаться, рисовала теперь его жизнь.
Проходили дни, но их никто не считал. Было хорошо. Картины становились все загадочней и прекрасней. На них Художница впервые пробовала рисовать себя. Сначала неумело - в виде облачка над головой Незнакомца, затем в виде кошки, ласкающейся к Нему.
- Послушай, - сказал он неожиданно тихо.
- Да? - немного встревожено.
- Я никогда не слышал твоего имени+
- Как и я.
- Да. Но у меня нет имени. Меня никто не звал.
- И у меня.
- Но как же так? Это не правильно! У такой девушки как ты должно быть прекрасное имя!
Девушки+ неужели?..
Незнакомец, казалось, злился, что никто и никогда не звал Художницу. Ему было обидно и горько за нее. Он хотел броситься на прохожих, будто они были в чем-то виноваты.
- Любовь, - тихо-тихо произнес Он. - Любовь! Любовь! Любовь! - воскликнул Он радостно, подбежал, обнял.
А она счастливо улыбалась, абсолютно ничего не понимая. Ей всего лишь хотелось исчезнуть, раствориться в Нем. Не существовать больше без Него.
- Эш! - окликнули идущего парня на улице, но он не обернулся.
Юноша нес, прижав к сердцу, последнюю картину. На ней был изображен он. Растерянный, робкий, счастливый, стоящий перед зеркалом. А Она была его отражением. Легкая, прозрачная, растерянная, робкая+
Она была его отражением, Она теперь жила в нем. Любовь. Она была частью его. Теперь и у него есть имя. Теперь у него есть Любовь. Теперь Он Художник.

copyright © M. O. 2008

Сообщение отредактировал Чеширский кот - 15.09.2009 - 19:38

[Arvit]

Ещё пара стихотворений Рождественского, которых, кажется, не появлялось.
Надеюсь, кто-то задумается и не пожалеет.

Баллада о таланте, боге и чёрте

Все говорят:
«Его талант – от бога!»
А ежели – от чёрта?
Что тогда?..

Выстраиваясь медленно в эпоху,
ни шатко и ни валко
шли года.
И жил талант.
Больной.
Нелепый.
Хмурый.
Всего Гомера знавший назубок…
Его считал
своею креатурой
тогда ещё существовавший
бог.
Бог находил, что слог его прекрасен,
что на земле таких –
наперечёт!..

Но с богом был, конечно, не согласен
тогда ещё не отменённый
чёрт.
Таланту чёрт шептал:
«Опомнись,
бездарь!
Кому теперь стихи твои нужны?!
Ведь ты, как все,
погибнешь в адской бездне.
Расслабься!
Не отягощай вины».
И шёл талант в кабак.
И –
расслаблялся.
Он пил всерьёз!
Он вдохновенно
пил!
Так пил,
что чёрт глядел и умилялся:
талант
себя талантливо
губил!..

Бог
тоже не дремал!
В каморке утлой,
где – стол,
перо
и пузырёк чернил,
бог возникал
раскаяньем наутро,
загадочными строчками
дразнил…
Вставал талант,
почёсываясь сонно.
Утраченную личность
обретал.
И банка
огуречного рассола
была ему нужнее,
чем нектар…
Небритый.
С пересохшими губами.
Упрямо ждал он
часа своего.

И строки
на бумаге
проступали,
как письмена, -
отдельно от него.
И было столько гнева и напора
в самом возникновенье
этих строк!..
Талант, как на медведя,
шёл
на бога!
И чёрта
скручивал
в бараний рог!..
Талант работал.
Зло.
Ожесточённо.
Перо макая
в собственную боль.
Теперь он богом был!
И был он чёртом!
А это значит:
был
самим собой.
И восходило солнце
над строкою!..
Крестился чёрт.
И чертыхался бог.
«Да как же смог он
написать
такое?!»
…А он
ещё и не такое
мог.

________________________________

Победитель

Можно теперь победителя
славить стихами.
Я же воспринял его и запомнил,
когда
он добежал на последнем,
нездешнем дыханье.
На нулевом!
за которым уже –
темнота...
Как его –
полуживого –
у бровки шатало!
То прорывался он к свету,
то падал во тьму.
Все мы пьянели от воздуха.
И не хватало
этого воздуха в мире
ему одному.
Будто бежал он большим свежевспаханным полем.
Полем таким, что шагни –
и не вытащишь ног...
Он стадиона не видел,
не слышал,
не помнил!
Всех превозмог он.
Но прежде –
себя превозмог.
Он финишировал первым.
Что было - то было.
Как вспоминал он потом:
"Ни на чем добежал..."
А проигравших –
как водится –
солнце слепило.
А проигравшим –
естественно –
ветер мешал...

[Arvit]

Из сети.

Малыш и Карлссон. P.S.

Здравствуй, Малыш. Всё нормально. Живу на крыше.
Я всё такой. По-прежнему вздорный. Рыжий.
В меру упитан. В полном расцвете лет.
Да, не летаю. В общем и целом – не с кем.
И не считаю небо занятьем детским.
Ты–то хоть помнишь? Нет, ты не помнишь. Нет.

Кристера видел. Спился. Весьма уныло
Выглядит на панели твоя Гунилла.
А про тебя я в курсе из новостей.
Стал депутатом в риксдаге ты или где там?
Сто дураков внимают твоим советам.
Ты не пустил на крышу своих детей.

Тихо кругом. И пусто. Ну, разве кошка
Чёрная промелькнет в слуховом окошке,
С улицы донесётся неясный вздор.
Я, не меняя, переодену гетры.
Всё как обычно. Осень. Дожди и ветры.
Лень есть варенье и проверять мотор.

Я не летаю. Я не могу - с другими.
Кстати… Ты и не знал – у меня есть имя…
И не узнаешь, но подводя итог,
Я не виню тебя. Всё мне вполне понятно.
Капли из низкой тучи ещё бодрят, но…
Просто, Малыш, ты вырос… А я не смог.

(С)zrbvjd

[a kappella]

Малыш и Карлссон. P.S.

как печально-то... аж взгрустнулось.
Наверное хорошо только Мери Попинс.. у неё постоянно новые дети.
Помнится.. из той же серии про Мери Попинс... маленькие близнецы-младенцы разговаривали с грачём (или с какой-то другой птицей), детки клялись и божились, что будут всегда его помнить и понимать. Но у них прорезались зубки, и когда в очередной день грач прилетел к деткам и они его не поняли, он жутко огорчился. И я тоже.
Как жаль, что взрослея, перестаёшь замечать и понимать волшебство и чудеса.

[nefas]

У.Заворотинская

Плывут парапланы, летят корабли
Хорошие живы, плохих погребли
Находчиво тело, бессмертна душа
И жизнь бестолковая так хороша

Голодные дети целуют телят
Уставшие крылья приятно болят
И птицы ныряют, и рыбы парят
И звезды с небес о тебе говорят

И не было ночи, и день без конца
И дождь на лицо опадает с лица
Рассвет укачает, и ночь вместо дня
И снится, что ты не прокинешь меня
И разум ликует, и сердце поет –
Никто не расколет, никто не сольет!
Кому-то на радость трубят поезда

Никто
Не Прокинет
Меня
Никогда



А.Вертинский

Убившей любовь
Какое мне дело, что ты существуешь на свете,
Страдаешь, играешь, о чем-то мечтаешь и лжешь,
Какое мне дело, что ты увядаешь в расцвете,
Что ты забываешь о свете и счастья не ждешь.

Какое мне дело, что все твои пьяные ночи
Холодную душу не могут мечтою согреть,
Что ты угасаешь, что рот твой устало-порочен,
Что падшие ангелы в небо не смеют взлететь.

И кто виноват, что играют плохие актеры,
Что даже иллюзии счастья тебе ни один не дает,
Что бледное тело твое терзают, как псы, сутенеры,
Что бедное сердце твое превращается в лед.

Ты-злая принцесса, убившая добрую фею,
Горят твои очи, и слабые руки в крови.
Ты бродишь в лесу, никуда постучаться не смея,
Укрыться от этой, тобою убитой любви.

Какое мне дело, что ты заблудилась в дороге,
Что ты потеряла от нашего счастья ключи.
Убитой любви не прощают ни люди, ни боги.
Аминь. Исчезай. Умирай. Погибай и молчи.
1939

[Margarit]

nefas

У.Заворотинская

Плывут парапланы, летят корабли

Хорошее стихотворение. Только оно вроде Анны Русс, а не Ульяны...)



К Русс я тоже хорошо отношусь.


Переход


Ничего не хочет происходить,
Человек живет, чтоб поесть, родить,
Раздавить врага, умереть, уснуть,
Ему некого обмануть.

Но читает, курит, идет в музей,
Моет руки, в гости ведет друзей,
Покупает бритву, крем обувной,
И кого-то зовет неземной.

Дальше-ближе, а ближе уже нельзя
Семеня, балансируя и скользя,
Он спешит с головой нырнуть в переход
Новый год. И не первый год.

Каждый день он трудится, каждый день
Он за что-то платит, встречает людей,
Выключает свет, и включает свет,
И опять выключает свет.

Главный день в его жизни придет тогда,
Когда он поймет, что ему всегда
Верилось, что главный день впереди,
И поймет, что он позади.

В переходах дарят и продают
Бесполезные вещи, чтоб был уют.
Человек ступает на голый лед.
Будет долгим его полет.


ну и по традиции пусть будет Полозкова:

мало ли кто приезжает к тебе в ночи, стаскивает через голову кожуру,
доверяет тебе костяные зёрнышки, сок и мякоть
мало ли кто прогрызает камни и кирпичи, ходит под броней сквозь стужу или жару,
чтоб с тобой подыхать от неловкости, выть и плакать
мало ли кто лежит у тебя на локте, у подлеца,
и не может вымолвить ничего, и разводит слякоть
посреди постели, по обе стороны от лица

мало ли кто глядит на тебя, как будто кругом стрельба,
и считает секунды, и запоминает в оба:
ямку в углу улыбки, морщинку в начале лба,
татуировку, неброскую, словно проба
мало ли кто прошит тобою насквозь,
в ком ты ось,
холодное острие
мало ли кто пропорот любовью весь,
чтобы не жилось, -
через лёгкое, горло, нёбо,
и два года не знает, как сняться теперь с неё

мало ли кто умеет метать и рвать, складывать в обоймы слова,
да играть какие-то там спектакли
но когда приходит, ложится в твою кровать, то становится жив едва,
и тебя подмывает сбежать, не так ли
дождь шумит, словно закипающий чайник, поднимаясь с пятого этажа на шестой этаж
посиди с бессонным мало ли кем, когда силы его иссякли
ему будет что вспомнить, когда ты его предашь