Самый лучший подарок

место рекламного баннера

Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )

LacrimosaFAN.RU > Основной раздел (общий) > Творчество российских фанатов

2 страниц

1 2 >

Самый лучший подарок, Очередной мини-рассказ

Опции

Шакал

4.06.2009 - 20:38

Сообщение #1

Камрад

Группа: Пользователи
Сообщений: 144
Регистрация: 19.01.2008
Из: Санкт-Петербург, Тайвалкоски, Хельсинки

Предыдущее тут:

http://www.forum.lacrimosafan.ru/index.php?showtopic=3415

http://www.forum.lacrimosafan.ru/index.php?showtopic=3130

Снова под сессию - и снова незапланированно)...

Самый лучший подарок.
Дождь громко бил по стёклам и крыше, заставлял вздрагивать листву, щедро поливал зелёные газоны и клумбы. Тило проснулся примерно 20 минут назад и неподвижно лежал с закрытыми глазами. Рука Анне лежала у него на груди, иногда легонько шевелясь. Тило осторожно выскользнул из-под неё и сел на кровати. Что его разбудило? Дождь? Но раньше он не просыпался от его шума.
Тило взял со спинки стула бархатный халат, накинул его и вышел из спальни. Прошёл коридор, спустился на первый этаж и сел на диван в гостиной. Как неспокойно.… Как тревожно.… Почему?
В конце комнаты стояло пианино, но инструмент не притягивал – не сейчас. Вольфф закурил и включил телевизор. Бесполезно – в голову не лезла даже какая-то примитивная юмористическая программа. В прочем, он никогда не любил таких программ.
-Тило? – Анне стояла наверху, белая шёлковая ночная рубашка идеально подчёркивала достоинства фигуры, - что ты не спишь?
Тило выключил телевизор, в гостиной теперь светилась только его сигарета.
-Тебе вставать и так рано, - продолжала Анне. – Хочешь, чтобы весь день кувырком пошёл?
-Не спится. Не знаю, почему. А сколько времени?
- 3 часа ночи! Было, когда я встала. Сейчас начало четвёртого. А у тебя самолёт из Цюриха в 11, - проворчала Нурми. – Ты можешь хотя бы раз сдержать творческий порыв и пойти нормально выспаться?
-Да не собираюсь я играть сейчас. Просто не уснуть.
Анне решительно спустилась с лестницы и подошла к Тило.
-Немедленно иди спать! На тебя и так страшно смотреть последнее время. Эти Бизарры, контракты и прочее.… И так недавно вернулись из тура, восстановиться не успели, а 26 сентября в Лондоне выступать! А ты забыл, какая работа над новым материал…
-Анне…
-Что – Анне? Тило, нам ещё столько всего предстоит!
-Прекрати ворчать, пожалуйста. Я уже ложусь…
-Вот и ложись!
Тило потушил сигарету и послушно отправился вслед за Анне.
Лёг на шёлковое бельё, которое всё пахло парфюмерией Нурми. Именно поэтому Тило больше всех комнат любил спальню.
Анне отвернулась к стене, предварительно чмокнув Тило в нос, и практически сразу заснула.
Но сон упрямо не шёл к Тило. Вольфф забылся им только в 7 утра, а в 8 его разбудила Анне.
-Завтракать пора, Тило, - ласково тормошила она музыканта.
Глаза у него слипались, как назло, теперь очень захотелось спать, и желание было только одно – лечь и снова предаться сладкой дремоте.
Но Вольфф пересилил себя и спустился на кухню.
Нурми скептически на него посмотрела и не удержалась:
-Я же тебе говорила!
-Анне… пожалуйста.
-Хорошо, хорошо, ты меня никогда не слушаешь! Ешь! И не копайся два часа над бутербродами и фруктовым салатом!
Душ всё же освежил и привёл в порядок мысли. В 8.30 такси уже везло Тило по Банденерштрассе на запад, к Цюрихерштрассе . В прочем, это было одно и то же шоссе, огромное по своей длине, до самого Цюриха, но на разных участках называлось по-разному, что вызывало дикое недоумение у туристов. Близ Цюриха оно, причудливо поменяв на несколько километров название на Шрасбургштрассе, упиралось в Вердштрассе, по которой нужно было ехать до Зихельштрассе. Ну, а там и до Цюриха рукой подать – завернул на Тальштрассе – и ты уже в этом городе.
По дороге Тило в сотый раз пожалел, что в Дитиконе, главном округе одноимённого названия, в который входил его город Шлирен, нет аэропорта, а есть только железнодорожный вокзал. Гораздо ближе добираться до Дитикона, а не каждый раз до Цюриха…
И снова чувство тревоги. Непонятной и необоснованной. Тило постарался отвлечься и вынул из кейса утреннюю газету. Зазвонил мобильный.
-Джей Пи? Привет.
-ЗдорОво.
-Ты к двум будешь в Гамбурге?
-К двум я буду уже у тебя в студии. Но я так, как и говорил… не надолго. Когда мы с Анне приедем к тебе в конце месяца, тогда и начнём. А сейчас только начало…. пробное.
-Да-да, я не забыл. Но я вот что звоню-то… Меня может не быть до часов шести. Дела появились. Я там Йохаля тебе оставлю, если что, к нему обращайся. Ладно?
-Да нет проблем. Не в первый раз.
-Ну и славно. А ты, примерно, на сколько дней к нам?
-На три, не больше.
-У меня остановишься.
-Я…
-У меня. Жена уже ждёт. Мы ещё по отелям успеем намотаться.
-Спасибо огромное.
-Да не за что. До связи.
-Пока.
Тило смотрел на проносившиеся мимо великолепные пейзажи. Газету он так и не раскрыл. Светило солнце, на небе не было ни облачка. Трава, вымытая ночным дождём, казалась ещё зеленее и бархатистее. Всё предвещало хороший июльский день. Но что-то было не так. Не так в самом Тило. И это уже начинало его раздражать. «В самом деле, надо было выспаться, - подумал музыкант. - И что меня дёрнуло проснуться?».
Таксист попался неразговорчивый, а в конце пути вдруг широко улыбнулся и попросил автограф. Тило расписался на диске, который предусмотрительный водитель взял с собой, расплатился, взял кейс, поставил чемодан на колёсики и вошёл в аэровокзальный комплекс. Никто из фанатов и поклонников, к счастью, тут его не ждал, так как эта поездка нигде не афишировалась.
Аэропорт в этом городе располагался в 12 километрах от центра, - по сути, на территории уже другого города – Клотена, входящего в кантон Цюрих. Тило любил это место. Это был совсем не типичный аэропорт – сел, и полетел! По нему можно было гулять, как по огромному парку из стекла и металла, делать покупки, сидеть в кафе и ресторанах, коих на его территории имелось огромное количество.
Вспомнив о шоппинге, Тило улыбнулся. Сейчас бы сюда Анне.… Когда он с ней, риск опоздать на самолёт возрастает до 100%. И именно в этом месте. Аэропорт Цюриха – поистине рай для женщин. Но и не только. Это гигантское сооружение было способно удовлетворить любые запросы. Здесь вам могли предложить все любые услуги – от инет-кафе до театрального зала или молитвенной комнаты. Мини-метро влекли вниз, приглашая потратить деньги на всякие разности и вкусности. Всё здесь всегда шумело, блестело и двигалось.
В разных залах давали, как в цирке, представления клоуны, проходили различные рекламные акции и шоу. Любимая кондитерская фабрика Тило - Lindt - создала из своего фирменного шоколада детальный макет аэропорта с самолетами, вышками диспетчеров и терминалами. У Вольффа и по сей день хранились обёртки от таких необычных в своём роде шоколадок, которые всегда норовила выбросить Анне.
Как по музею, по терминалам и комплексам аэропорта для вас могли провести экскурсию и подробно рассказать о каждом зале. Для того, чтобы поразить туристов масштабом и площадью здания, архитекторы предусмотрели специальные подъёмники, способные вознести всех желающих прямо под потолок.
Но Тило не особо любил все эти роскоши. Всему великолепию он предпочитал комнаты отдыха, расположенные в секторе D , рядом с выходами 80-89. Эти комнаты с лёгкостью могли заменить гостиничные номера. В них имелось всё: кондиционеры, телевизоры, мини-кухни, доступ в Интернет, телефоны с сервисом wake-up call. Они с Анне, если приезжали раньше, или если рейс задерживался, снимали номер для двоих. Им нужно было, как правило, не больше часа, но минимальное время равнялось 6-ти часам, поэтому и платили они полную стоимость – 120 франков. За 10 можно было принять просто душ.
Но сегодня ждать несколько часов было не нужно, и после регистрации и оформления багажа в 10 часов Тило прошёл в самый обыкновенный зал ожидания.
С ноутбуком прекрасно можно убить время. Но долго Вольфф на нём не работал. Появилось острое чувство, что на него кто-то смотрит. Тило оторвался от экрана и поднял голову. Напротив сидела девочка лет 12-14 и смотрела, не мигая, ему в глаза.
Тило слегка улыбнулся. «Узнала, теперь рассматривает», - подумал он.
Вольфф улыбнулся ещё шире, но девочка не только не отреагировала, но и не изменяла взгляда. Он был странный, какой-то слишком взрослый для её лет, встревоженный и пронизывающий насквозь. Тило ещё некоторое время улыбался девочке, а потом снова погрузился во всемирную Сеть.
Но снова долго не смог пребывать в виртуальном пространстве. Взгляд… Она так и смотрела на него. И ещё чуть защемило что-то внутри. Появилось то ночное, угнетающее и непонятное состояние, которое и заставило его сегодня пробудиться.
Тило ещё немного подождал и, видя, что ничего не изменится, отложил ноутбук в сторону.
Интересно, где её багаж? С кем и куда она едет?
Девочка, одетая во всё белое, была немного неестественно бледна, и Вольфф подумал, что, может, ей не совсем хорошо. Он подошёл, улыбнулся своей доброй, искренней улыбкой, и спросил:
-Что-то не так? Прости, что беспокою, но у тебя всё в порядке?
Девочка не ответила и по-прежнему смотрела ему в глаза. Сидевшая от неё справа изящная старушка в старомодной, но милой шляпке, испугано покосилась на Тило и приоткрыла рот.
Тут Вольфф в полном недоумении обратился к ней:
-Просите, Вы знаете эту девочку?
-Какую девочку? – пролепетала старушка. – Молодой человек, Вы с кем разговариваете?
Тило вздрогнул и нервно оглянулся назад. Сидение оказалось пустым.
-Простите… ни с какой…
Старушка хмыкнула и отодвинулась подальше. Тило сел на своё место. Начала болеть голова. И, самое главное, стало страшно. Галлюцинаций у него не было никогда. И причин для их появления – тоже.
И снова – она. Снова долгий, печальный и настороженный взгляд. Она опять там сидит!
А может, это не с ним, а с той пожилой фрау что-то не так?! Тило попытался успокоиться. Да, скорее всего, так и есть. Но… но тогда куда она пропала, когда он оглянулся?! Нет, нет... Бред какой-то…
И вдруг произошло нечто. На место, где сидела необычная девочка, какой-то пассажир… поставил багаж. При чём девочка никуда не делась. Она стала будто прозрачной оболочкой. Сквозь неё было прекрасно видно большую чёрную сумку. Усатый человек невозмутимо сел рядом и принялся разговаривать по телефону.
Это было пределом, который Тило мог вынести. Да, это галлюцинация.… За что его наказал Бог? Почему именно сейчас, когда нужно записывать новый альбом? Что он не так делал в этой жизни?
Как каждый раз перед концертом, Тило закрыл глаза и стал мысленно молиться. К его ужасу, в первый раз это не помогло. Легче не стало. И так же присутствовало чувство, что на него смотрят. Тило быстро встал, не глядя ни на кого, взял кейс и чемодан, и пересел к дальней стене. Девочка тоже поменяла место – и снова оказалась напротив.
Это становилось невыносимым. Стало совершенно ясно, что, кроме него, её никто не видит. Тило очень захотелось позвонить Анне и всё рассказать. Он уже взял в руку телефон, но положил его обратно в чехол на поясе. Сказать ей, что, мол, Анне привет, у меня начались галлюцинации, ты не подскажешь, что делать?..
В отчаянье Тило посмотрел на часы. Они показывали 10.20. Господи, как медленно тянется время… 40 минут… Конечно, посадка будет раньше… уже должна быть.… Но почему-то рейс задерживается.… Как назло!
Тило закрыл глаза и постарался ни о чём не думать. Наконец, объявили рейс на 11.00 «Цюрих – Гамбург». Как будто эта поездка была смыслом его жизни, Тило ошалело вскочил и…
Она возникла перед ним… слишком резко. Неестественная грациозность, плавность движений. И вся прозрачная. Висит над землёй примерно в 10 сантиметрах и чуть покачивается в воздухе. Уже этого одного факта достаточно, чтобы поставить под сомнение своё психическое здоровье.
Он сел обратно. Проходить «сквозь» девочку, пусть она и приведение или галлюцинация, не хотелось.
-Что… что Вы… что ты хочешь?
Снова молчание. Но взгляд уже не грустный. Он холодный и строгий. Девочка отрицательно покачала головой, подняла руки и скрестила их. Тило, как завороженный, смотрел на этот жест и не понимал его. Он сделал шаг вправо – она тоже. Сделал влево – девочка тут же шагнула влево. На «танцующего» Вольффа нездорово поглядывали пассажиры, но Тило было не до них. Он закрыл глаза и шагнул вперёд. Её нет.… Сейчас всё пройдёт…
Но ходить с закрытыми глазами Вольфф ещё не научился, пришлось снова их открыть. Девочка была перед ним и отчаянно мотала головой, молитвенно складывая руки.
«Господи, я схожу с ума»…
Ещё немного… Он сядет в самолёт… должно же ведь это когда-нибудь кончиться…
Вот уже и очередь на посадку…
Но он до неё не дошёл. Девочка и искажённым гримасой боли лицом упала на колени перед Тило, толкая его назад. Она что-то беззвучно кричала ему, но не было слышно ни звука. Тило показалось, что она плачет. Её руки уходили вникуда, Тило не чувствовал прикосновений, но они были и не нужны.
Ужасно было всё… Выражение лица этой девочки, само её появление, суматоха аэропорта, где никто не видел и не понимал, что творилось с Вольфом, духота…
Да, стало душно. В висках застучал дятел, а перед глазами стали качаться небольшие жёлтые кружки. Не понимая, что он делает, Тило круто развернулся и почти побежал обратно. Оставив багаж рядом со своим сидением в зале ожидания, он спустился вниз в туалет. К счастью, там никого не было. Открыл на полную мощность кран с холодной водой. Ополоснул лицо и почти без сил опустился на пол. Руки тряслись. Мыслей не было. Ему показалось, что сидел он так максимум минут 5, но, посмотрев на часы, понял, что уже 11.07. Отлично! Опоздал на самолёт! В этот день рейсов «Цюрих – Гамбург» больше нет! Да и билет… Обмен теперь нужен. 50%-ую стоимость не возьмут, никаких акций нет сейчас. Всё по новой платить. Да и не в деньгах дело. С Генкелем же договорился, его в студии ждут! Очень красиво.… А главная причина опоздания – галлюцинация!
Разбитый и усталый, будто он проработал целый день на фабрике, как в былые дни, Тило побрёл обратно в зал ожидания. Девочка исчезла.
Взял в руку мобильный телефон.
Он полетит завтра. Обязательно. А в Шлирен сегодня возвращаться смыла нет никакого.
Тило, взяв багаж, доехал до отеля «Hotel Engimatt» и снял там номер на одну ночь. С наслаждением опустился на кровать и закрыл глаза. Вышло очень, очень глупо. Захотелось взять в руки ручку и писать. Ещё даже не было конкретной темы, а мысли уже требовали материального воплощения на бумаге. Как было бы кстати сейчас оказаться в студии Генкеля! Потушить свет в одной, точно для Тило созданной комнате, которая очень отличалась от дизайна прочих помещений, зажечь свечи и играть.…А ещё лучше – играть дома.… Когда чуть колышется от ветра штора, где-то близко занимается рукоделием Анне, а ночь уже спешит вступить в свои права. После такой игры он обязательно пойдёт к Анне и попросит посидеть с ним. Она будет гладить его по голове и молчать.… Очень долго. А утром, может быть, он окончательно решит, какая будет мелодия. И напишет к ней текст…
А может, стоит подождать этого времени? И даже не начинать ничего сейчас?.. Надо предупредить Джей Пи. Но чуть попозже…
Разбудил звонок. На экране высвечивалась фотография Анне. Тило попытался стряхнуть сон, с трудом разлепил глаза и нажал «yes».
-Тило… Тило…. Тило!
Анне плакала. И поэтому больше ничего выговорить у неё не получалось.
-Анне, что?! Что случилось, родная?
-Где ты?.. Тило…
-В «Hotel Engimatt», а что? Я не полетел в Гамбург, только завтра туда собираюсь, приеду в студию, расскажу по телефону. Там удобнее это сделать.
Анне теперь молчала и даже не всхлипывала.
-Анне?
-Тило… самолёт…тот… в Гамбург… при посадке…взорвался.… Там много погибших… Авикомпания Deutsche Lufthansa уже всё выложила на сайте… а ещё в новостях… сказали…
И снова рыдания.
Тило похолодел и вскочил с кровати.
-Ты уверена?!
-Тило… конечно…новости… Тило… приезжай домой… Тило…
-Анне…я жив. Слышишь, жив!
-Тило… приезжай…
Вольфф понимал, что успокоить Анне по телефону будет невозможно. Через полчаса он уже возвращался в Шлирен. Пока он ехал, мобильный разрывался на части. Ему позвонил Генкель, другие музыканты Lacrimosa, Милле, многие сотрудники лейбла. Через каждые 20 минут звонила Анне и просила, как маленькая, ехать быстрее.
В перерыв между звонками к Тило обернулся таксист:
-Простите, что вмешиваюсь, но хочу сказать, что Вам здорово повезло… Я раньше жил недолгое время в России. Знаете, как там говорят в таких случаях?
-Как? – ничего не выражающим голосом спросил Тило.
-В рубашке родился! – ответил водитель и не кстати засмеялся.
Тило криво улыбнулся. В голове было одна-единственная очень глупая мысль – интересно, его спасительница с «этого» мира… или «с того»?..
В Шлирене пробило 6 вечера. Ленивое солнце светило спокойно и нежно, озаряя неярким светом чудесные пейзажи – холмы, поляны, извилистые дорожки и зелёные парки. Ближе к центру города, где уже реже попадались поля и неасфальтированные тропинки, становилось жарче, блестели стеклянные витрины магазинов, то и дело загорался и тут же потухал отблеск светоотражающего фонаря на чьём-нибудь велосипеде, а где-то в кронах ветвистых деревьев задушевно пели мелкие пташки.
Пейзаж из окна коттеджа Тило тоже поражал великолепием. Окна выходили с одной стороны во двор с садом и чудными тропинками, зовущими в тень кустов и вьюна, а с другой – на дорогу, убегающую к реке и теряющуюся где-то среди гор.
Сегодня в доме, где и так редко бывало шумно, царила мёртвая тишина. Анне, укрытая пледом, спала на коленях у Тило. Слёзы уже высохли, бледность почти прошла, но даже во сне лицо хранило след тревоги.
Но эта тишина наступила только час назад.
Неисправность, по вине которой пилоты не смогли нормально посадить самолёт, повлекла за собой и пожар. Взрыв случился внезапно и унёс многие жизни.
Как только Тило переступил порог, Анне почти упала перед ним на колени.
-Тило… Я всегда буду летать только с тобой.…Нет, мы вообще больше не будем летать!!! Никогда!
После слёз, упрёков и рыданий, Анне, естественно, согласилась, что не летать им всё же нельзя и, дай Бог, такого больше никогда не повториться. Она обнимала Тило, целовала то в щёки, то в нос, то брала его руки в свои и подолгу не отпускала. А затем неожиданно спросила:
-Почему ты не полетел? Неужели опоздал?..
-Анне… я не могу сказать тебе… прости…, - ответил Тило.
И тут же пожалел об этой фразе. Анне отстранилась от него, шатаясь, добрела до дивана и зарыдала. Как Тило не пытался её успокоить, она продолжала плакать, упрекая его – горько, искренне и совсем не своим голосом:
-Ты хоть знаешь, что я тут пережила? Ты можешь себе это представить? На экране дым, крики, огонь.… И эти машины… машины «скорой»… Там говорили… о погибших! Там называли число жертв! Там были люди…. Много людей… они плакали…. И ты должен был лететь… Ты тоже мог оказаться там…. Среди тех, кого несли в машины с закрытыми лицами!
-Анне…
-Как же ты жесток… Что ты творишь.… Как ты вообще можешь такое говорить, Тило?! Я чуть не лишилась рассудка… Я не могла найти телефон, чтобы позвонить тебе, потому что не видела ничего перед собой… я…
Вольфф подбежал к ней и обнял.
-Замолчи, пожалуйста… Милая, я прошу тебя.… Не считай меня бездушным. Я и сам в то время… ещё в аэропорте… чуть не сошёл с ума…
-Почему? – сквозь слёзы прошептала Анне.
-Потому что меня предупредило об этой аварии… то есть нет… не позволило лететь… приведение…
Анне вскочила и уставилась на Тило. Она ничего не спрашивала, только молча смотрела в глаза. Долго. Затем вытерла слёзы. Дотронулась до руки музыканта.
-И… что оно тебе сказало?.. Или сделало?..
-Ничего. Абсолютно ничего. Это была девочка… Лет 12 или 14… Прозрачная…. А временами походящая на живую. В белом платье и с великолепными большими глазами. Она не сводила глаз с меня в зале ожидания, потом упала на колени передо мной, когда я стал подходить к очереди на взлёт. Мне стало плохо, потому что, кроме меня, её никто не видел. Это абсолютно точно. Я развернулся и почти побежал в туалет. Опустился на корточки и закрыл глаза. Когда открыл, понял, что уже опоздал. После поехал в отель. Мне больше нечего тебе рассказать, Энн.
Нурми молчала. Она опустила глаза и пристально, будто впервые видела, разглядывала ковёр на полу. Тило молчал тоже. Примерно через минуту он встал и вышел в другую комнату. Закурил и тоже уставился в пол.
Анне пришла к нему первая и села рядом на подлокотник кресла. Она снова плакала.
-Не веришь?
-Тило… я знаю, как ты веришь в Бога. Ты меня научил в Него верить и любить Его. Но твои слова.… Согласись, что они…
-Звучат очень странно, да?
-Да…
Тило резко встал и швырнул пепельницу в журнальный столик, отчего на нём побежали трещины.
-А ты знаешь, чёрт побери, что я испытал и испытываю сейчас?! Ты говоришь, ты тут изводилась? А может, я там радовался?! И сейчас радуюсь?! Да, я жив! И благодарен Богу за это! Но в том-то и дело, что я должен быть благодарен ещё и ей – той, которую никто не видел и через которую просвечивался чужой багаж! Ты знаешь, как мне сейчас «хорошо»?! Как я должен отнестись к этой встрече?! А, Энн?! Ответь мне!
Тило закричал так, что Нурми вздрогнула.
-Ответь! Что я должен делать? Идти к психиатру?! Принять это как должное?! Попытаться забыть?!
И, отвечая сам на свой вопрос, схватившись за голову, продолжил:
-А я не могу забыть, Анне! Слышишь, не могу?! Она у меня перед глазами стоит!
Анне подбежала к нему и обняла. Прижала к себе и прошептала:
-Прости, любовь моя. Если хочешь, я больше никогда тебя не спрошу ни слова об этом.… Прости, Тило…
Вольфф, повинуясь её хрупким рукам, которые сейчас стали такими сильными и твёрдыми, тяжело опустился на диван. Анне сидела рядом и так же его обнимала. Через некоторое время он уже спокойным голосом проговорил:
-Это ты меня прости. И если хочешь, спрашивай. Потому что я тебе не лгу и не лгал. Но мне действительно больше нечего добавить.
-Анне подобрала ноги и свернулась комочком на диване, положив голову на колени Тило.
-Давай посидим так?
Тило кивнул и прикрыл глаза. Вскоре они оба уснули.
С этого дня Тило старательно гнал от себя любые мысли и догадки, связанные с его необычной спасительницей. Через несколько дней к нему домой и в Hall of Sermon перестали звонить встревоженные люди и выражать радость по поводу опоздания Тило на рейс 11.00 «Цюрих-Гамбург». Ещё через несколько дней в Шлирене перестали смаковать новость о катастрофе. И вроде бы всё встало на свои места, но однажды…
Это случилось спустя 3 недели после трагического события в Гамбурге.
Большинство писем, которые приходили на почту лейбла, были от фанатов. Поэтому читали их специальные сотрудники и писали ответы. Правда, если такое письмо содержало рисунки, стихи и другое творчество, адресованное Анне, Тило или сессионным музыкантам, информация всегда доходила до адресатов. Если письмо было с пометкой «лично», оно автоматически перенаправлялось получателю. Как правило, на все письма лично Тило и Анне ответить не могли, но по мере возможности старались это сделать.
Конец июля подступил как-то незаметно, а времени на новый альбом оставалось всё меньше. Летали несколько раз в Гамбург, болтали с Генкелем и строили планы… Работа отнимала почти всё время.
В это утро, 26 числа, Тило встал очень рано и долго играл на пианино, старательно ловя настроение собственного сердца. Шлирен просыпался, первые лучи солнца заглядывали в окошко и освещали изящные пальцы музыканта. Казалось, светило спрашивает разрешения присутствовать при создании новой композиции.
В 9 утра Анне уехала в лейбл, а Вольфф остался дома доканчивать дела в Сети и по телефону. Зашёл в почту. Пробежал глазами письма. Hall of Sermon в этот раз переправил к нему лишь 7 штук. 6 были без пометки, это означало, что только часть письма адресована лично ему. Одно из них называлось «Только для герра Вольффа». Тило открыл его первым, и… забыл о времени и делах.
«Дорой Тило! Я молила и молю Бога, что читать эти строки будете лично Вы. Это теперь многое решает в моей судьбе. Сразу хочу сказать Вам, что я не Ваша фанатка и даже не поклонница. Я вообще почти не слушаю музыку… только очень редко.… Но я слишком много слышала о Вас хорошего, чтобы не любить Вас как человека.
Милый Тило, я умоляю Вас, помогите мне… Речь идёт о моей младшей сестре. Но чтобы Вы не подумали, будто я отрываю Ваше время напрасно, заранее скажу – это касается её и … Вас. Точнее, Вашего неудавшегося полёта в Гамбург 5 июля.
Та девочка,… что просила Вас не лететь, это и есть моя младшая сестра. Тило, она помогла Вам, и я бы никогда не осмелилась просить у Вас что-то взамен, учитывая то, что меня это вообще не касается. Но у меня нет иного выхода… Моя милая девочка медленно умирает.… И я знаю, что спасти её можете только Вы…
Тило, дорогой, прошу Вас, приезжайте к нам, и я всё объясню, ибо в письме написать всё невозможно. Эти строки и так даются мне с большим трудом – я сгораю со стыда. Добро нужно делать просто так, без платы за него, а от души, как это сделала моя сестра, Гретхен.… И мне невыносимо напоминать Вам, что Вы её должник.… Ведь даже не получив её предупреждения, Вы могли и не погибнуть, слава Богу, тогда умерли не все пассажиры. Но, ещё раз повторюсь, у меня нет иного выхода, как попросить Вас сделать кое-что для моей Гретхен. Обратиться мне больше не к кому…
Я благодарю Вас заранее, Тило…
Если Вы не откажите, приезжайте завтра в Цюрих по адресу Тальштрассе, 27 к 10 утра….
Хранит Вас Бог, Тило…
Эльвира Шлиссен».
Тило вскочил со стула и принялся расхаживать по комнате широкими шагами. Поехать завтра? Нет, это невозможно…
Ему пришлось себе признаться, что всё это время он, старательно внушая себе, что прошлое – это лишь прошлое и пытаясь не думать о странной девочке, только и ждал момента, который хоть на сантиметр приблизил бы к разгадке этой тайны. Тило вдруг отчётливо осознал, что не может ждать не только до 10 часов утра завтрашнего дня – он вообще не может ждать. Ведь если Гретхен – реально существующий человек, то как же тогда она…?
Нет, думать об этом всё равно бесполезно. Нужно мчаться на адрес.
Набросав на блокнотном листе беглую записку Анне «Уехал по делам в Цюрих, буду вечером, целую», Вольфф пулей вылетел в гараж. Машина взвизгнула колёсами по асфальту и понеслась по Баденерштрассе.
К 11 Тило ехал уже по оживлённой Тальштрассе. На этой большой улице было спокойно лишь по ночам. Она не только являлась одной их главных магистралей, связывающий город с двумя главными шоссе, но к ней примыкало также более 20 улиц и столько же отходило.
Четырёхэтажный дом белого цвета найти было несложно. Он расположился на углу (*реальное месторасположение*) Тальштрассе и улицы Бляйхенвег, название которой можно перевести как Блёклый (или бледный, обесцвеченный) путь.
Спешно объяснив консьерже, к кому он пришёл, и, расписавшись в книге посещений, Тило побежал по лестнице. Квартира № 27 находилась на втором этаже. Но когда он подошёл к двери, решимость сразу пропала. Ладони стали влажными, а сердце застучало быстро-быстро. Неужели сейчас он увидит ту, которую когда-то принял за приведение?..
Но ведь она и была… приведением…
Или нет?
Пальцы нажали на звонок. К приятному изумлению Тило, раздалась мелодия Lacrimosa «Alles Luge». Он незаметно для себя отметил, что если Эльвира, как она писала, вообще не слушает его музыку, то уже Гретхен, видимо, более чем знакома с его творчеством. Долго не открывали, и Вольфф уже успел расстроиться - приезжать не в назначенный час было опрометчиво – скорее всего, никого нет дома. Но вдруг глухо щёлкнул замок – очевидно, открыли вторую дверь, и тоненький голосок спросил:
-Эльвира, ты что, потеряла ключи?
Тило несколько секунд молчал, а потом медленно проговорил:
-Это не Эльвира.… Это Тило… Тило Вольфф.
Теперь молчание воцарилось за дверью и длилось довольно долго. Затем дверь медленно раскрылась.
-Проходи…
В прихожей оказалось темно, и Тило с трудом разглядел силуэты полок, комода и шкафа. Та, кто открыла ему дверь, словно пропала. Но, как оказалось, он всего лишь отступила к дальней стене.
-Я не верю тебе…
-Прости?
-Я не верю, что ты – Тило Вольфф. То есть не могу поверить. Но… чувствую это. Ты не можешь быть иным.
Тило не стал спрашивать, что подразумевалось под «иным» и снял ботинки. Девочка продолжила:
-Я не смогу подать тебе тапочки, я не знаю, где они лежат. И я очень плохо вижу.
Вольфф мягко ответил:
-Спасибо, но я даже дома не надеваю тапок. Но ты позволишь мне включить свет или можешь просто сказать, где находится выключатель?
Девочка ответила из темноты с такой дикой злобой в голосе, что Тило стало неприятно:
-А тебе обязательно он нужен? Что, без него никак?
Тило не отвечал на грубость грубостью в принципе, а сейчас перед ним стоял ребёнок и к тому же он был у этого ребёнка в гостях.
-Нет, мне не обязателен свет, конечно, но я почти ничего не вижу, а очень бы хотелось посмотреть на тебя. Ведь ты – Гретхен?
Совершенно другой голос, полный боли и отчаянья, ответил:
-Да… я Гретхен… Тило… я…. Не включай свет… потому что тогда…. Тогда ты убежишь…. А я так не хочу, чтобы ты уходил…
-Я не убегу. Обещаю. С чего бы мне…
-Замолчи! – закричала Гретхен, выскочила из темноты и нажала на кнопку включателя.
Тило на секунду закрыл глаза от ослепительно яркого света, который бывает обычно в гостиных, а не прихожих, а потом, чуть щурясь, снова их открыл.
Перед ним стояла его знакомая из аэропорта, только…
Только там она была красивой девочкой, а сейчас её лицо было обезображено до ужаса. Местами кожа переходила в шрамы, местами - становилась то толще, набухая плёнкой, то тоньше – словно рубцами. Век почти не было. Волосы, шикарные волосы смоляного цвета, был распущены, но чуть выше лбы росли неровно – как будто пучками. Губы чуть косили вправо, а нос у основания выглядел расплющенной неровной пластиной.
Гретхен засмеялась нервным злым смехом:
-Нравится?
Тило пересилил себя – надо было пересилить! – подошёл к девочке, сел перед ней на корточки и взял за руку. Она хотела выдернуть руку, но Вольфф не позволил.
-Я видел и хуже. Правда. Но неужели ты обо мне такого ужасного мнения, раз решила, что я убегу?
-Не надо меня жалеть… я не выношу этого…
Тило моментально понял, что разговаривать придётся с Гретхен на равных – это маленький взрослый человек. Человек, повзрослевший от несчастья.
-Я не жалею тебя. То есть стараюсь этого не делать - как ты захотела. Но, согласись, что это – нормальное желание. Ты ведь меня тоже тогда пожалела, правда? Иначе бы не предупредила.
-Я сделала это, потому что люблю тебя как друга. Ты после сестры мне самый близкий человек…
Заряд независимости и холодности кончился. Гретхен закрыла лицо руками и заплакала. Тило, чему сам удивился, был готов заплакать вместе с ней. Он обнял крошечное создание и провёл рукой по волосам.
-Нет, мне уже не важно, как ты выглядишь…
-А что тебе важно?
-Что ты, моя спасительница, оказалась живым человеком. Ты не представляешь, что я сейчас чувствую, Гретхен…
-Эльвира, когда уходит на работу, всегда мне оставляет еду. А я уже почти научилась управляться слепую с микроволновкой. Пошли на кухню, Тило. Будем чай пить.
-Давай я лучше сам всё сделаю, хорошо?
-Хорошо, - сразу согласилась Гретхен.
-Так значит, ты недавно потеряла зрение? – спросил Вольфф, заваривая чай и сомневаясь, имеет ли он право это спрашивать.
Но Гретхен будто ждала его вопроса.
-Да, меньше года назад. При пожаре. Тогда и лицо обгорело. И погибла мама. А папа нас 6 лет назад бросил. И умер он тоже недавно – 2 года назад. Но мне его не жалко.
-Почему?
-Потому что он стал наркоманом и променял нас на наркотики.
-Ты не можешь ему простить, хотя он уже мёртв?
-Это грех, по-твоему? – ехидно спросила Гретхен, а Тило аккуратно вложил в её пальчики ручку от чашки.
-Почему – по-моему? Мне кажется, это грех в принципе.
-Скажи мне, если Бог есть, то за что он наказал меня уродством? Знаешь, ведь я уже перенесла 4 операции – до них у меня, можно сказать, вообще не было лица! А сейчас.… Сейчас вот это.… И нужно 90 тысяч евро на полную пластику и восстановление зрения. Если оно восстановится…
Государство это не обязано спонсировать эти дополнительные затраты. Мы с сестрой вдвоём живём, родственники есть только дальние, но им дела особого нет до меня. Работает Эльвира на двух работах, но ты сам понимаешь…
В школу я не хочу… этот год не ходила… в какую мне идти школу? Для инвалидов? Ну, уж нет.… Не будет этого.… И жить я не хочу… Ничего не хочу.… И ты… ведь ты приехал, потому что тебе написала она?
-Да, но…
-Я так и знала.… Боится за меня. Думает, что уйду к ним. Навсегда.
-Уйдёшь к ним?
-Понимаешь… - Гретхен опустила голову и рукой прикрыла лицо – видимо, уже по горькой привычке - с 4-ёх лет я стала видеть некоторые вещи, которые не видели остальные. Я могла увидеть что-то во сне, а могла – как мимолётное видение - словно кадр из фильма в быстрой перемотки. Сначала мне казалось, что эта такая игра. И играют со мной невидимые человечки. Рассказала родителям, а они не поверили. Решили, что я расту типичной фантазёркой.
Когда мне исполнилось 6 лет, я однажды, играя в куклы, услышала голос. Он велел мне подойти к окну. Я бросила играть и подошла. На улице я увидела свою маму и человека, направляющего на неё пистолет. Я закричала и выбежала из комнаты. И… сбила с ног маму, которая несла мне чай. Он был горячий, и мы обе обожглись. Она сказала, что я чокнутая и завтра мы идём к психологу. Но я так плакала от испуга и обиды, что вскоре она меня пожалела и не пошла, как собиралась, в магазин, а осталась со мной, чтобы почитать книжку.
Вечером того же дня мы узнали, что какой-то психопат застрелил 5 человек, а потом и самого себя, в магазине, в который собиралась идти мама и пошла бы, если не осталась бы почитать мне. После этого вопрос о психологе больше не поднимался. И с тех пор видения стали чаще. Как и голоса. Я то видела горящие дома, то разбитые машины, то тонущие корабли…
Я не могла предупредить всех этих несчастных – я не знала, кто они, где живут…Я верила в Бога, и часто спрашивала у Него, зачем мне этот дар, если я не смогу им пользоваться для всех. Понимаешь, Тило, для всех?..
-Да, понимаю, - ответил Тило, старающийся не пропустить ни слова.
-Но мне Он не отвечал. И я могла предупредить лишь тех, с кем была знакома.… Когда же, например, я видела фотографию какого-то человека, то потом мне могло придти видение, касающееся этой личности, но.… Но связаться с ней у меня часто не было возможности.…Тогда я старалась предупредить их как тебя – мысленно, но это было очень сложно и редко получалось. В смерти этих людей я стала винить себя…
-Нет! – вдруг сам удивившись своему голосу, закричал Тило. – Нет! Ты должна понять, - он даже встал со своего места и схватил Гретхен за руку, - ты должна понять – ты тут не при чём! Это судьба… Судьба.… И ты не в силах изменить её.
-Как это не в силах? Ведь иногда у меня это получается!
-Правильно. Но ты же сама сказала – иногда. Пойми, Гретхен, нельзя помочь всем! Тебе и дан этот дар как редкость, как Божье ниспослание, но… Милая, много людей сейчас болеет. Многие погибают в авариях.… Вдумайся, сколько тысяч, сколько сотен тысяч людей умирают не от старости! Как ты думаешь, может ли одна маленькая девочка помочь всем? Как?!
-Я верю, что я ни одна такая…
-Хорошо. Пусть будет так. Но не хочешь ли ты изменить мир? Во все времена погибали.… Разве не так?
Гретхен вскочила со стула и едва не налетела на кухонный стол. Резко повернувшись к Вольффу, она закричала:
-Тогда Бог злой! Пусть он тогда вообще заберёт у меня эту способность! Зачем он дал мне её?! Он меня спросил?!
Девочка повалилась на диван и зарыдала. Тило тут же сел рядом и стал гладить вздрагивающие волосы:
-Милая.… Ну что ты такое говоришь.… Ну что.… Разве ты не довольна, что однажды спасла меня? И свою маму? И других людей? Неужели ты предпочла бы, чтобы они умерли?..
-Нет, - срывающимся голосом ответила Гретхен. Я не хотела бы этого.…Но тот пожар… я не предвидела его… и мама… мама погибла, Тило…
-Но ты же не можешь предвидеть всё. Не вини себя в смерти мамы, умоляю тебя. Ты и сама едва не погибла! Радуйся, что ты можешь помочь хотя бы узкому кругу лиц! Вдумайся – ты спасаешь жизни! Вдумайся в эту фразу! Одна жизнь – это уже безмерно много. Ведь это всё, что есть у каждого человека. Основа всего. Понимаешь? Стоит ли роптать на Бога, что он позволил тебе дарить добро, ангел мой?
Девочка перестала плакать и о чём-то задумалась.
-А ты можешь представить, как это тяжело? Когда ты совсем не такой, как другие?
-Гретхен… у меня, конечно, нет таких способностей.… Но я могу тебя понять отчасти. Я тоже… чуть не такой.… И всегда немного одинок.
-Правда?
-Правда.
-А ты любишь Анне?
-Люблю. Но она тут не при чём. Дело скорее во мне…
-Тило, скажи, а почему мы не имеем права говорить о Боге плохое? Неужели смирение – это удел человека?
Тило ответил не сразу.
-Гретхен… я не могу судить о таких вещах…
-Но ты ведь что-то думаешь об этом…
-Да.
-И что же?
-Видишь ли… Вселенная бесконечна. Мозг человека всегда конечен. Мы не можем представить то место, где заканчивается Вселенная. Более того, врачи запрещают об этом думать – можно сойти с ума. И вот… раз мы не можем представить себе даже такую простую, наверное, вещь, мы до сих пор не решили множество философских вопросов.… Думаю, и не решим… Мы всего лишь люди.… И мы воюем, убиваем, переделываем природу, уничтожаем животных, облекаем грязные дела в добро… Можем ли мы, такие, судить Бога?..
-Ты хочешь сказать, что все люди злые?!
-Нет. Я хочу сказать, что все люди грешны в той или иной мере. И что наши возможности ограничены. И что мы очень много на себя берём. Но это лишь моё мнение.
-А Бог…
-А Бог – это абсолют. Это трудно объяснить, Гретхен… Он то, наверное, к чему мы должны стремиться. Он есть Сущий, как сказано в Библии. Он создал нас, но не запрограммировал. Когда разбивается самолёт и погибает ребёнок – стоит ли винить Его? Почему он обязан нас оберегать во всех деяниях, чтобы бы не делали? Ведь человек не спросил Его, можно ли летать на самолетах.
-А что, нельзя? – с детской наивностью спросила Гретнех.
-Ну, сейчас без этого невозможно. Прогресс. Мы идём вперёд. И опять же мы – мы сами. Не Бог нас заставляет. Мы хотим решить все проблемы, а создаём ещё большие. Бог – это тот, кто направляет. Но Его глас надо услышать. Услышать сердцем. А говорить, что Он плохой – очень просто. Например, перед каждым концертом я молюсь (*информация из интервью*), я стараюсь много не ненавидеть, стараюсь прощать. Но если я выйду сейчас от тебя на улицу и убью человека, кого должны винить его родители? Меня – убийцу, или Бога, что он это допустил? Но опять же тебе говорю – не роботы мы, чтобы Он сказал «программа запрещает», а я – опустил руку с пистолетом.
-Ну, хорошо… Может быть, так.… А за что мне мои страдания? Что я не так сделала?
-Почему ты думаешь, что это Бог наказал тебя? А вдруг это просто произошло – ну вот пожар, и ты оказалась на том месте? Просто оказалась – случайно.
-Тогда чем же Бог помогает? Он только смотрит сверху?!
Тило вздохнул. 14-летняя девочка вела беседу на уровне хорошо образованного человека. Возможно, потому что у неё накопилось слишком много вопросов, на которые не было ответа.
-Я не знаю, как Бог распределяет, кому помочь или нет. Пойми, я не могу этого знать. Но иногда мне кажется, что мы платим не только за свои грехи…
-Очень справедливо! – вспыхнула Гретхен! Ну, мама грешила, папа грешил, бабушка, а я – то тут при чём?!
Тило подхватил девочку за тоненькую талию и посадил к себе на колени.
-Ты снова хочешь знать моё мнение?
-Да.
-Мне кажется вот так. Человек рождается не сам по себе, он рождается из плода любви (или не любви) двух людей. Они рождают его. Физиологически это называется генетический фонд - хотим мы или нет, но что-то приобретаем от своих родителей. А если так в одном смысле – биологически – то почему не может быть так точно и в духовном?
-То есть наследовать часть души?..
-Ну да… Я хочу сказать, что мы, как мне кажется, дети свих родителей во всех смыслах этого слова. Они зачали нас, подарив нам новую жизнь из своей жизни. И мы несём печать этого – и физиологически, и духовно. Наверное, для этого и нужна ответственность – перед собой, перед Богом и перед своим будущим ребёнком. То есть, стоит ли мне становиться в этой жизни зверем, мстительным мизантропом, жестокими и завистливым, когда я должен буду дать Жизнь новому созданию – отдав часть себя?! Имею ли я право на эти деяния, если моё дитя будет рождено мной – таким вот псевдо-человеком? Да, этот младенец ещё не нагрешил, он ещё не говорит, не понимает, но он уже понесёт на себе этот след…
-Ты думаешь, поэтому умирает столько детей?
-Я не говорю, что так всегда. Не забывай, что есть и другие факторы – наследственность, экология…
-Если я правильно поняла тебя, ты считаешь, что у человека две наследственности – физиологическая и духовная?
Тило на секунду замолчал, поражённый тем, как маленькая девочка смогла одной фразой передать всё, что он так долго пытался объяснить.
-Да. Ты меня поняла абсолютно верно.
-Так по этому же самому принципу действуют родовые проклятия?
-Всё может быть, Гретхен. Но я очень хочу спросить тебя…
-Да?
-Почему мне написала твоя сестра? В письме она боялась за твою жизнь. Скажи, ты что-то хотела сделать с собой?
-Вообще-то, да. Но ещё я ей сказала, что не пойду ни в какую школу для инвалидов, не буду никогда выходить на улицу… и что не хочу жить в принципе. Раньше голоса или видения приходили редко, ведь моя жизнь ни чем не отличалась от жизни «обычных» людей. Голова была занята учёбой, прогулками, хотя я не особо общительный человек. А что у меня осталось теперь?.. Глаза.… Как это важно – чтобы они были здоровы. Раньше я не ценила этого.… Совсем не ценила. И не любила своё лицо.… То нос не нравился… то губы….
Гретхен снова заплакала, а Тило опустил глаза, боясь поймать и без того не устремлённый на него взгляд.
-Знаешь, - продолжила она, - я захотела к ним. К этим голосам. Пусть бы забрали, и всё… Целыми днями – сначала в больнице, потом дома, я старалась отвлечься от всего и уйти в тот мир, который мне стал ближе всего на свете. Сестра плакала, утешала, и мне, если честно, было жаль ей, но то, что происходило вокруг, меня совсем не волновало. Зрение я потеряла не сразу и успела увидеть, какая я красавица.
-Не надо, Гретхен, я прошу тебя…
-И она просила. Но ведь вам здесь хорошо.… А мне – нет. Я никогда не позволила бы ей написать тебе. А она знала, кому писать.… Потому что я уже 3 года живу тобой… твоей музыкой… Ты очень для меня много значишь. Твоя музыка… Ладно, не буду говорить. Ты сам всё знаешь. Эльвира, наверное, думала, что если всё тебе расскажет, а ты со мной поговоришь, это будет лучше, чем всякие психологи, и что я тебя послушаю…
-А у меня нет никаких шансов быть услышанным тобою?
-Тило… Тило…
Гретхен уткнулась Вольффу в плечо и обхватила его талию маленькими ручками.
-Если бы ты знал…. Если бы знал.… Как я хочу остаться здесь, с вами… просто жить.… Но с каждым днём я чувствую, как сужаются вокруг меня границы, как всё моё естество желает уйти от реальности, забыть, что у меня с лицом, а зрение.… Там я буду видеть. Я знаю. Пусть не то, что здесь, но буду. Там другой мир.
-Гретхен.… Но ведь всё может измениться. Нет, не может – всё обязательно изменится! Слышишь?!
Девочка в ответ лишь грустно покачала головой. И тогда Тило резко поднялся с дивана и сел на корточки перед Гретхен:
-Уже сейчас.… Сейчас… когда я знаю, кто ты, вижу тебя, благодарен тебе… ты сможешь вот так просто уйти? Чтобы я думал, что я не сумел уберечь мою спасительницу, не сказать нужных слов?!
-Но ты не при чём…
-Гретхен, а ты подумала, каково будет мне жить с этой мыслью? Что я пил с тобой чай, беседовал, а потом просто ушёл, зная, что вряд ли увижу ещё раз?
-Вот видишь… все вы думаете только о себе.… Это же не вам коротать дни в таком состоянии…
Тило осёкся и нервно прошёлся по кухне. В руках он очень сильно сжал телефон-раскладушку, отчего тот жалобно пискнул.
-Хорошо. Прости. Я больше так не скажу. Ты права. Но могу ли я попросить тебя об одолжении?
-Да?
-Обещай мне, что до следующего моего визита ты ничего не сотворишь нехорошего.
-Хитрый, - сквозь слёзы улыбнулась девочка. – А если ты собираешься приехать через 5 лет?
-Я не буду тянуть время, мы увидимся довольно скоро. Обещаю. Но и ты обещай мне, ладно?
-Хорошо.
-Клянёшься?
-Клянусь.
Помолчали. Гретхен робко попросила:
-Завари ещё чаю, пожалуйста.
Тило улыбнулся. Снова сели за стол.
-А скажи мне, тогда… там… Ты была со мной лишь усилием мысли?
-Не только. Я держала в руках твою фотографию. Теперь только таким образом я могу появляться перед людьми в своём прежнем обличии…
Тило поспешил сменить тему, и это ему удалось.
Не дождавшись Эльвиры по настоятельной просьбе Гретхен, обещавшей всё рассказать сестре, Тило покинул дом на Тальштрассе только в 4 часа дня. Выходя, он бросил взгляд на окна. Гретхен махала ему рукой. Понимая, что это бессмысленно, Тило улыбнулся ей и помахал тоже. Сел в машину, но, проехав километров 5, остановился. Мобильный показывал 17 неотвеченных вызовов, 5 из них были от Анне. Тило секунду подумал, потом отключил телефон.
Мыслей в голове было множество, но разбросанных и не связанных друг с другом.
-Нет… мы мало что ценим в этой жизни… мы слепы.… А вот она – видит.
Тило поймал себя на том, что от переизбытка эмоций рассуждает вслух и усмехнулся.
«Приведение… Ты дурак, Тило.… Какой же ты дурак!.. Ты иногда так расстраивался по мелочам.… И на что только подчас мы тратим свою жизнь!».
Вольфф вышел из машины и свернул на тенистую аллею. Было очень неспокойно, грустно и противно одновременно. Он утешал её, говорил с ней.… Зачем?
Сейчас он приедет домой, а скоро они с Анне снова полетят в Гамбург. И будут работать в студии. Будут писать песни, каждый день просыпаться счастливыми и видеть солнечный свет. Это так мало и так бесконечно много.
Тило присел на скамейку. В голове теперь крутились только текущие доходы и расходы лейбла. Нет, они не потянут, не потянут.… Это невозможно. Скоро повысят налоги, и несмотря на то, что недавно закончился небольшой тур, этого явно недостаточно. Он уже вложил деньги в другие проекты, контракты и соглашения. А к выходу нового альбома вообще придётся разрабатывать новую стратегию – и проведения политики цен, и, может быть, маркетинговые мероприятия. Нет… это невозможно. А он ведь никогда и ни у кого не брал в долг…. И не возьмёт!
Тило встал со скамейки, рука потянулась за зажигалкой, но, вспомнив о запрете курения в общественных местах, Вольфф вместо неё взял мобильный телефон. Звонок своему менеджеру по финансам. И… «отменить вызов».
Тило сел в машину и поехал домой, в салоне на полную громкость звучал «Реквием» Моцарта, почему-то сейчас хотелось послушать именно это произведение.
Анне вернулась домой только в 9 вечера – усталая и раздражённая. Бросив сумочку на диван в гостиной, она отправилась переодеваться, лишь мельком взглянув на Тило. Он сидел в той же комнате за письменном столом, склонившийся над каким-то бумагами. Вскоре Анне спустилась вниз и спросила:
-И что же это за дела в Цюрихе? Нам лететь завтра к Генкелю, а ты что-то планируешь?
-Я никуда… мы никуда не летим завтра.
-Что?! Ты хоть понимаешь, что больше тянуть нельзя? Ты снова пересмотришь все планы?!
-У меня их пока вообще нет.
Анне подошла к Тило ближе:
-Ты там не заболел, в своём Цюрихе? Ты что несёшь? Как это – нет планов? Ты забыл, чем мы сейчас занимаемся?! Или, может быть, мы с тобой не обсуждали десять раз примерные сроки выхода альбома? Твоя душа опять чем-то недовольна и всё будет менять?
-Нет, я не забыл. Но сейчас у меня есть другое дело. Я обязательно тебе всё расскажу, но позже. Я сам пока до конца всё не обдумал.
Анне разозлилась окончательно:
-Не обдумал что?!
-Как я могу сейчас взять со счёта Hall of Sermon 90 тыс. евро.
-Что? – вскрикнула Анне и даже села на стул, как подкошенная страшным ударом. – Что ты несёшь?! Зачем тебе такие деньги?! Да…
Тило больше не слушал её, взял бумаги и пошёл наверх. На лестнице он развернулся и тихо сказал:
-Я тебе всё объясню. Но позже. Верь мне.
Анне вскочила со стула и подбежала к нему:
-Хочешь напомнить, кто основал лейбл? Кто всем управляет и кто всё решает? Я не существую, Тило? Я там не работаю?! Я не совладелица?!
Глаза Тило вдруг наполнились такой злобой, что Нурми отступила на одну ступеньку вниз.
Вольфф почти прошипел:
-Ты хочешь, чтобы мы решали этот вопрос юридически?
Анне широко распахнула глаза:
-Ты что такое говоришь.… Да что ж мы – враги?.. Выгоду ищем, как главы мафиозных группировок? Я ещё не опустилась до такого, чтобы с тобой – с тобой – делить деньги.
Больше Анне ничего не сказала, развернулась и стала спускаться вниз.
Тило фыркнул: «Вот и отлично!» и направился в спальню. Сон не шёл, и певец решил позвонить Генкелю. Предупредив, что визит в студию задержится, Тило немного почитал, а потом привычно захотел погладить волосы Анне, рассыпанные по подушке и прошептать те заветные фразы, которые он говорил только ей. Но Анне не приходила, а настенные часы давно пробили полночь. Тило устало, даже немного обиженно, вздохнул и прикрыл глаза.
Анне в это время сидела в своём кабинете и плакала. Дело было не в деньгах, а в том, как Тило поступил данной ситуации. Но Анне плакала не долго. Убедив себя в том, что Вольфф повёл себя непростительно и ничего даже обращать внимания на него – не заслужил, она стала проверять свою почту. Не найдя ничего интересного, она зашла в почту Тило. Пароли Вольфф от неё не скрывал, дабы зная, что Анне, делая вид, что ей неинтересны его контакты, всё равно выдумает кучу историй, подтверждённых обрывочными фактами, но, по её мнению, очень значимыми. К тому же очень часто предложения, пожелания и новости, написанные с пометкой «лично Тило», прямо или косвенно касались и её. Ну как, например, он мог приехать на закрытую вечеринку, на которую его уже 3 месяца звал один из Фанклубов, утверждая, что всё готово и лишь ждёт его присутствия, без Анне? И, что удивительно, часто было такое: писали приглашение на его имя, а внизу добавляли слёзное «ждём Вас, дорогая наша Lacrimosa». Проще было не пересказывать всё это Анне, а просто обоим знать пароли друг друга.
Анне, прочитав письмо Эльвиры и вспомнив неожиданный отъезд Тило в Цюрих, всё поняла. И, ещё не зная истории Гретхен, догадалась, для кого понадобились эти 90 тыч. евро.
Утром в 10 часов Тило проснулся и увидел Анне, расчёсывающуюся перед зеркалом. Музыкант тут же закрыл глаза, оставив лишь маленькие щёлочки, и долго наблюдал, как колышутся шёлковые волны. Анне развернулась, чувствуя на себе его взгляд, и просила:
-Те деньги.… Для Гретхен?
-Да.
-Ну, значит, мы должны их найти, Тило.
Вольфф ничего не ответил, но его глаза сказали всё. В них были и благодарность за понимание, и уважение, и робкое извинение и плохо скрываемая радость.
Через два дня в квартиру Эльвиры Шлиссен приехал молодой человек с безумно красивыми зелёными глазами и вложил в руки удивлённой девушке 2 конверта. В одном из них было письмо Гретхен, в другом – чек на сумму 90 ты. евро.
Девушка ещё не открыла ни один из конвертов и не успела ничего сказать, а Йохаль, друг Тило и по совместительству пи-ар менеджер в Hall of Sermon, уже спускался по лестнице.
Через полчаса Эльвира, запинаясь от волнения и ещё до конца не веря в случившееся, читала сестре:
«Я хочу поблагодарить тебя не только за то предупреждение. Я хочу поблагодарить тебя за нашу встречу у тебя дома. Да, да, именно за неё. Ты, сильный маленький человечек, многому меня научила. Кто-то доживает до 100 дет и остаётся глупцом. Ты же мудра уже сейчас. Ты заставила меня по-иному взглянуть на многие вещи. Если ты не примешь этих денег, я буду считать, что прожил жизнь зря, потому что для меня большая честь иметь возможность помочь тебе. Будь особенной, помогай людям и дальше и ни в чём себя не вини! Помни, что не мы решаем очень многие вещи в нашей жизни! Но не стремись расстаться с ней – вторить добро каждый может по-своему, тебе же досталась не лёгкая, но благородная доля. Ты даже не представляешь, что я сейчас чувствую… когда пишу это.… Для меня подарить тебе этот чек – это возможность внести микроскопическую частичку доброты - в этот мир и… лично тебе. Возможность убедить себя, что деньги иногда решают очень много, но на самом деле они ничего не стоят. Знаешь, мой лейбл существует только для того, чтобы я мог заниматься творчеством в полном объёме – это, Гретхен, как корабль-ледокол – он уничтожает на пути лайнера гигантские глыбы, давая возможность плыть. Лайнер – это моё творчество, как ты поняла. Но ледокол - Hall of Sermon – может сделать нечто большее, чем за всю историю своего существования. И я горжусь этим! А ещё больше – я горжусь тобой!
Только это могу тебе написать – но этого будет достаточно:

Хочу положить это сердце к твоим ногам
Моё маленькое сердце
Хочешь забрать его?

С огромным уважением, Тило Вольфф».
Сёстры обе плакали. В этот вечер Эльвира ещё много раз перечитывала письмо лидера Lacrimosa.
А скоро пришло письмо от Гретхен. Помимо тысячи благодарностей, милых и тёплых слов, оно содержало краткую, но значимую фразу:
«Не пиши мне больше, не звони и не думай обо мне, я сама тебя найду, и тогда ты увидишь меня – такую, какой я была, и снова вспомнишь аэропорт, но я тогда я уже буду реальной…».
И наступил август. Тило погрузился в дела ещё больше, с полной самоотдачей и рвением, но в редкие минуты отдыха не забывал вспоминать и Гретхен. Он желал, чтобы она сказала хотя бы адрес больницы, но держал слово и не интересовался делами девочки вообще. Ещё пришло одно письмо от Эльвиры с благодарностями и пожеланиями, но там ни слова не было о нынешнем состоянии Гретхен. Тило ответил на него, тоже ничего не спрашивая.
Конец лета выдался дождливый. Иногда, сидя в офисе и в очередной раз слушая стук дождя по подоконнику, Тило отрывался от бумаг и подолгу смотрел на прозрачные капли. Он любил такую погоду. Тило часто думал в эти моменты, что нет ничего прекраснее, чем слушать вот этот шум и наблюдать, как дрожат от лёгких ударов.
Сейчас тоже шёл дождь. Вольфф сначала пытался закончить вовремя работу, но потом оставил это занятие и пошёл в кабинет к Анне.
-Привет, - он грациозно сел на край стола и улыбнулся той улыбкой, за которую можно было отдать очень многое.
Анне была очень занята, мелком подняла глаза и тут же их опустила.
-Привет, - рассеянно ответила она.
-Пойдём гулять, - просто проговорил Тило и снова улыбнулся.
-Что? – Анне даже про эскизы забыла.
-Пойдём, пойдём, - Тило игриво схватил её за локоть и притянул к себе.
Но Анне было не до веселья, особенно в разгар рабочего дня. Предложение Тило она посчитала шуткой, прекрасно зная, что в лейбле Вольфф занимается только делами и ничем более.
-Оставь… скоро 5 часов уже, а я ни грамма не продвинулась…
-Куда? – Тило прильнул к её груди и прикрыл глаза.
-Тило…
-Анне…
-Ну, хватит.
-А мы и не начинали.
Он всё-таки уговорил Анне пойти на прогулку. Они взяли один зонт на двоих. Его нёс Тило. Уже начинали опадать листья. Пахло осенью. Тило и Анне шли по абсолютно пустынной аллеи и молчали.
Им нравились такие часы. Ты ничего не говоришь человеку – но на самом деле говоришь ему всё. Вот этим молчанием. И кажется, будто вечно бы шёл по этой аллее, держал любимого человека за руку и смотрел на дождь. Тило остановился и повернулся к Анне.
-Люблю тебя…
Не сговариваясь, они сели на мокрую скамейку, зонт упал рядом. Наверное, это и есть самый романтический поцелуй – искренний, спонтанный и захватывающий настолько, что ты не чувствуешь, как стекают по щекам прохладные капли и вода постепенно пробирается под одежду. Душный офис, в котором было слишком жарко даже в августе, бумаги, бесконечные дела и суматоха, звонки, письма, собрания и встречи – всё это сейчас казалось бесконечно далёким и туманным. Тило в который раз убедился, что получать настоящую радость можно только тогда, когда умеешь её ценить. Бездельники и лентяи, избалованные безграничным количеством времени, всегда жалуются на скукоту, и самые изысканные развлечения уже не могут подойти их извращённому вкусу. Они ищут одно, хотят другого, а получают третье. И только тот, кто знает цену каждой минутке, кому часто не хватает этих самых минуток, получает искренне удовольствие от такого простого отдыха, как прогулка, радуется дождю, его свежести и прохладе.
А скоро придёт настоящая осень. Снова Шлирен станет красным, жёлтым, оранжевым. А они скоро поедут в Лондон – 26 сентября состоится Decadence Party. И всё будет хорошо. Обязательно будет. Самое главное – написать все песни, которые давно хочет воплотить в жизнь душа. Очень важно слушать её, советоваться с ней и с сердцем. Но вместе с этим придётся вновь окунуться с головой в дела. Хотя… они почти всегда в делах. Даже к этому можно привыкнуть.
Дни летели быстро-быстро. Словно невидимая рука отрывала листки календаря. Концерт отгремел звучным эхом, и снова – студия. Тысячи переживаний, эмоций, желаний и неотложных дел. Если бы не перелёт из Шлирена в Гамбург и обратно – дни были бы совершенно одинаковые.
Тило почти выбежал из здания аэропорта и Цюрихе: он опаздывал на совещание в лейбл уже на 20 минут из-за задержки обратного рейса. Уладив все формальности, он спустился по мини-эскалатору вниз и поспешил покинуть комплекс через стеклянные, сверкающие на солнце, двери.
-Тило!
Он обернулся и замер. Гретхен была великолепна. Настоящая маленькая леди. И совсем одна. С большим букетом роз в маленьких ручках. Подбежала и обняла музыканта за талию. Цветы упали на асфальт.
-Привет. Я… я скучал. А ты… Ты очень хорошо выглядишь. Ты…
Гретхен рассмеялась:
-Самое главное, я похожа на прежнюю. По фотографиям восстановили черты лица. Тило, Тило, Тило…
Вольфф поднял букет и вместе с ним – Гретхен. Очки в эффектной красной оправе как нельзя лучше шли к её снова милому личику, по которому потекли слёзы.
-Не плачь. Теперь, Гретхен, не нужно плакать.… Как ты узнала, что я прилетаю?
-Позвонила Анне. Решила сделать тебе сюрприз.
Вольфф ещё раз взглянул на девочку:
-Это вполне у тебя получилось.
Они сели в такси вместе, хотя Тило было совершенно в другую сторону. Но теперь уже лейбл подождёт. И точка. Пискнул телефон – это пришла смс-ка от Анне – пустая, с одними смайликами. Тило всё понял и написал в ответ: «Да, я не приеду. Буду поздно вечером. Еду на чай к Шлиссенам».

***
24 декабря, когда Тило с ужасом метался по дому, зная, что с юго-западного склона горы Джунгфрау (Jungfrau), в 90 километрах от Берна, сошла лавина, и что она накрыла трассу, по которой в это время должна была ехать Анне на своей BMW, когда он оборвал все телефоны и посадил свой мобильный, когда время остановилось и из комнат куда-то пропал воздух, из компьютерных колонок раздался звук, извещающий о приходе электронной почты. Тило не обратил на него никакого внимания, а почтовый конвертик отчаянно мигал в правом нижнем углу монитора, словно призывая подойти. Минуты стали вечностью. И Вольфф не мог молиться.… Не мог говорить.… Сейчас должны позвонить.… И сказать, что…
Он подошёл к компьютеру как робот – на автомате – не понимая, зачем ему это нужно. Открыл письмо. И…
«Тило, всё хорошо.
Гретхен».
Никогда письмо не было таким важным. Никогда мало строк не заменяли тысячи. Без сил Тило опустился на пол и закрыл глаза.
Через 3 часа Анне рассказывала ему, как поехала по другой трассе в объезд, потому что решила заехать в любимые магазины, а потом сел мобильный телефон.
Трещал камин, кушая берёзовые поленья. Старинные часы на стене пробили 9 вечера. Свечи. Ужин. Тишина. Уют.
Тило набрал номер Шлиссенов. Трубку взяла Гретхен. Не здороваясь, Тило сразу выпалил:
- Ты… Что ты хочешь на Рождество?..
-Приезжай.
-Хорошо.
-А что подарить тебе?
-Мне? Ты уже подарила мне, Гретхен – письмо.
-Но это же…
-Это – моя вторая жизнь. Не больше и не меньше.
-Ты тоже мне подарил. И тоже – вторую жизнь, Eure Hoheit.
-Что?
-Ничего, Тило…
На обоих концах трубки воцарилось молчание. Нарушила его Анне. Она решительно встала из-за стола и взяла телефон из рук Тило:
-Гретхен?
-Да?
-Приезжай к нам, завтра, пожалуйста. Тило тоже к тебе приедет, но позже. А завтра – приезжай ты. Хорошо?
-Хорошо, Анне.
-Ну, и славно.
Когда Анне положила трубку, Тило подошёл к ней и положил голову на плечо.
-Знаешь, она назвала меня… Ваше Высочество.… Почему?..
Нурми удивлённо отстранилась от него:
-Ну и что? Ребёнок же...
Тило улыбнулся и прикрыл глаза.
На следующий день Гретхен приехала, но всё же с подарком. Пока Анне и Эльвира хозяйничали на кухне, Гретхен достала из сумки шкатулку.
-Тебе, Тило…
До сих Вольфф не понял, почему в тот вечер его маленькая подружка подарила ему сверкающую диадему с гербом Гессена…

Сообщение отредактировал Шакал - 4.06.2009 - 20:40

--------------------

I lost my star in Krasnodar, My wallet was stolen in Moscow, I left my mind after vodka in St.Petersburg, What a nice Russian tour! (С)