Взятое из песен Лакримозы, местами автобиографичное, местами вымышленное сочинение, навеянное альбомом Сатура и Айнзамкайт, Германом Гессе и Генри Ван Дейком.
Название для меня очень-очень важно. Эпиграф тоже.
You don't know whose roots are in your heart
Hier konnte er mit träumerischer Gerte im stillen Wasser Kreise ziehen,
die Schilflieder Lenaus lesen und, in den niederen Strandbinsen liegend,
über das herbstliche Thema vom Sterben und Vergehen sinnen,
während Blätterfall und das Rauschen kahler Wipfel schwermütige Akkorde dazu gaben.
Hermann Hesse "Unterm Rad"
Молодой мужчина сидел на кухне и курил. Он затягивался, одним глотком осушал рюмку и, закусив выпитое горьким миндалем, выдыхал голубоватый дым. «Красиво и ловко! Это уметь надо!». Дверь осторожно приоткрылась и на пороге появилась симпатичная женщина. Глаза ее сузились и в них мелькнули гневные огоньки.
- Не кури в доме! Будто не знаешь, что я не переношу запах никотина!
Мужчина затушил сигарету и потянулся.
- К чему шуметь, Анна?
- Ты невыносим! – она развернулась и хлопнула дверью.
- Ну и дура, - подумал Тило.
Они не разговаривали уже два дня. Ребенок надрывно кричал где-то в саду.
«Если она сейчас не успокоит его, я завтра же позвоню адвокату, и пусть оформляет развод!»
«Пусть надрывается, весь в отца! Своевольный, упрямый…маленький подражатель!»
У Тило сдали нервы, он выбежал в сад.
- Ну и что ты разорался?
- ааааааа, мама не разрешает мне пойти на улицу! А Альберт меня ударил! Я хотел побить его, а мама не пускает!
- Ну, так я и думал, иди сюда, маленький забияка! – отец протянул руки, и сын благодарно разрыдался с новой силой, - ну, ну, тише малыш, тише!
«Вот стерва, не дает мальчику становиться мужчиной… Пошел бы он, надавал этому Альберту…Хотя куда ему…он такой худенький, слабенький…»
Сын продолжал рыдать, но уже больше по инерции, нежели от горя и обиды.
- Ну все, успокойся, ты же мужчина!
- ыыыыыыы, му-му-жчина….ыыыыыы
- Да, маленький, да, мой хороший… Сейчас я за мамой схожу…
Тило отпустил сына и пошел в дом. Его жена сидела на кухне, скрестив руки на груди, и, казалось, готовилась то ли к защите, то ли к нападению,
- Анна! черт тебя побери, Анна! Успокой его уже, наконец! – зло прошептал Тило.
Анна не отреагировала, опустила голову и стала похожа на нахохлившуюся птицу.
- Я что, со стенами разговариваю? Посмотри на меня! Ты же мать, ты должна следить за ребенком!
Тило схватил ее за плечи и встряхнул. Так сильно, что голова Анны коснулась стены. Она вскрикнула.
- Убери от меня руки! – испуганная, она вскочила и выбежала из кухни. Тило взбесился еще больше и поспешил за ней.
- Ах, руки убери! а как тебе понравится что-нибудь покрепче? А? – Он схватил ее за локоть, но не осмелился ударить. Занесенная для пощечины рука так и застыла в воздухе.
Анна задрожала. Тило овладел собой и отпустил жену. Подавляя истерическую волну, Анна опустилась на диван и прошептала
- Глупая была идея, назвать ребенка твоим именем…
***
Маленький Тило уже не был маленьким. Он сидел в своей комнатке и прислушивался. Осторожные шаги по коридору, потом едва слышный разговор… Интонации, слова, чужие мысли въедались в маленькое сознание. Иногда ему хотелось закричать, то ли от тоски, то ли от страха, то ли от мальчишеского одиночества, когда друзей нет, а ребята так и норовят обидеть. Так он сидел на полу, и вереница странных видений проносилась перед его глазами. Тило стал представлять себя взрослым, высоким и сильным, как его отец… Вот он выходит из комнаты и идет по коридору туда, где слышен тихий разговор, открывает дверь, за которой все кажется таким холодным, таким пронзительным и отталкивающим – с криками, ударами, а иногда смехом. Он зажмуривается и бежит прочь, обратно к себе, сворачивается клубком на кровати и боится пошевелиться – лампа на столе отбрасывает тени, они кружатся вокруг него, а он так и лежит одинокий и брошенный, в лучах яркого света, такой маленький, но такой старый…
***
Неизвестно, что случилось, но родители перестали ссориться. Сначала они просто жили мирно, а потом, того хуже, наконец полюбили друг друга…
А он, подросток, уже свыкся со скандалами и криками, доблестно переносил все ужасы своей одинокой комнаты и странных кружащихся теней. Надломленная романтическая натура, нескладный поэт, он радовался жизни, дышал полной грудью, но детские страхи и переживания пыльным облаком закрывали синеву небес и бьющийся тонкой жилкой на виске, далекий призрачный горизонт.
Неокрепшей душе казалось, что у нее было много поводов для того, чтобы свести счеты с жизнью. Но она, настрадавшись вволю, напившись горя и, даже насладившись его горько-сладким миндалем, приобрела ту силу и крепость, которую получает податливая глина после обжига.
Увидев мир без прикрас, прочувствовав несправедливость и обретя шаткий юношеский покой, Тило уже мог по собственной воле контролировать свои настроения – наслаждаться одиночеством, грустить в своей комнате, беспричинно убиваться из-за каждой мелочи, тосковать по теплому лету, упиваться воспоминаниями о первом поцелуе… Он бережно хранил свои маленькие тайны и по вечерам перебирал их в своей памяти, словно читал любимую книгу.
У него появились друзья, он стал пользоваться популярностью. Как магнит, он притягивал к себе людей. Такой солнечный, веселый, но в то же время до болезненности ранимый и грустный. Ни черное, ни белое. А что-то между. Целый спектр.
***
Он шел навстречу сорокалетию. Ветер запутался в его волосах, улыбка застыла на губах, а глаза светились карим легкомыслием. Таким наивным и добрым, что за его странной внешностью легко угадывался капризный ребенок. Усталый, но не уставший, он был готов продолжить путь. Его старая добрая подруга, тоска, шла рядом, сменяя маски сплина, печали, грусти, меланхолии, превращаясь в детские страхи и одиночество. Одиночество души. Она была горькой на вкус, для него как миндаль, как цианид для кого-то…
Сообщение отредактировал dumhastal - 5.05.2010 - 22:01
"Реквием" у Моцарта заказал человек в черном.
Все уже поняли, кто это был. :)
Анне:
-Тило, ты знаешь обо мне не все!
-???
-Моя фамилия - Варни.
Свидетель Лакрифана "ИЯЙ"