Чужие рассказы о Лакримозе, взятые с других форумов и сайтов Опции

[a kappella]

Нет смысла создавать отдельную тему для каждого нового, взятого с другого форума рассказа (как и их копирование вообще).
Но если вы так хотите их читать, то уж давайте в одной теме.

Отредактировано.
Соединино.

[Крошка БеZZ]

Мило, но глупо... Может поэтому и забавно...

[Maria777]

нашла сие в контакте автора - простите
Мексиканские Страсти Тило и Анне
Где то в пустыне Тило нашел чекушку, решил выпить, но не успел так как… Пришла Анька, и выдула все одна... И Тило пришлось искать другую чекушку, а Анька бурагозила, валяясь в пустыне с верблюдами, и пела песни про Тилочку и матерные частушки, а Тило в то время... Искал мексиканочку... и забыл про чекушку.. Ибо нашёл литр спирта и снова пришлепала Анька. Видимо, не судьба... "Ну, Тило, думай!!» - подумал он, да ещё и мексенканочку отобрала... А тут идёт мексиканец... и видит Аньку, валяющуюся под саксаулом с верблюдом, а нехер было столько пить?! А Тило тем временем решил воспользоваться моментом и продолжил поиски мексиканочки и наткнулся на кактус! А он был колючий. «Не мексиканочка!» - подумал Тило. «Не мексиканец…» - подумал кактус и пошел Тило дальше пока не дошел до спиртзавода. Дошел до спиртзавода, удивился тому, что ж этот спирт завод делает в пустыне, и пошел дальше… «А куда идти то?» - подумал Тило. И тут его догнала Анька «с мексиканочкой…» - подумал Тило, но это оказался мексиканец-андрогинчик, чему Тило еще больше обрадовался. Зато мексиканцу-андрогинчику понравилась Анне. Тило расстроился и заплакал, Анне стала его утешать, но тут пришёл кактус... и тоже стал утешать Тило. И Тило понял, что пить больше не стоит. Надо начать колоться.… И пошли они с Анькой дальше в конопляные поля... а кактус остался с мексиканцем-андрогинчиком. Они нашли друг друга.... И забыли обо всем, но повествование наше вовсе не о кактусе... а о любви и о Тило с Анне, которые пошли бродить по пустыне дальше, оставив кактус с андрогином любить друг друга, а Тило и Анне наткнулись на Оазис и... там были туземцы. Туземцы их встретили настороженно. Они никогда не видели людей с разноцветными волосами, но Аньку приняли с радостью, поскольку у неё были перья на голове. Они закружили ее в ритуальном танце вокруг костра и бросили в костер! (Аня прости меня!) Но Тило в последний момент спас Анне и дал туземцам по башке. Туземцы стали умными и потеряли немного память... А Тило с Анне отправились дальше нести мир и свет людям... по пустыне... верблюдам да кактусам и туземцам, не надо о них забывать! и вдруг налетела песчаная буря. Тило загородил Анне своей могучей грудью! Нет, это Анне загородила Тило могучей грудью!!! Нет, это верблюд пустынный загородил их могучей своею спиною… Горбом, я думаю! Нет, им гигантский кактус пришёл на помощь, и туземцы, и андрогинчик подоспел вовремя в своем в костюме супермена/вумен. Большая компания набралась... и что же дальше? Ммм? А дальше Тило решил всех порадовать своим божественным пьяным голосом, встал в позу хорошего мальчика, и тут запела Анне... БАСОМ… И Тило решил, что здесь ему делать больше нечего... И Анне тоже так решила, и снова увязалась за Тило, а он хотел выпить… и пошли они по пустыне пока не наткнулись на лампу с джином. "Уж ты!» - подумал Тило. *верблюд нервно трясет челюстями* Тило потер лампу и вылетел джинн. Что же загадать? Ему можно 3 желания... Ммм...: наверное, одно из них будет мексиканочка? И избавиться от пьяной в калину Анне. И оказаться в баре... с ковбоями... Неее... с мексиканцами в сомбреро! Тут в дело вмешался верблюд и плюнул в Тило, но попал в джинна и тот спрятался в лампе, Анне упала в обморок. Тогда Тило начал снова тереть лампу. А Анне заодно и проспалась! А когда проснулась и увидела в дупель пьяного Тило с мексиканочкой в одной руке и бутылкой спирта в другой, решила что зря проснулась, обиделась и пошла изменять Тило с джином, а через 9 месяцев Анька родила ребеночка… черненького… мулата! (она же не негра!). А ребеночек потребовал лампу вместо детской кроватки, причём лампу керосиновую, золотую и с бриллиантами, на что Тило ответил, икнув: «Ты на каво батон крошишь?» Анне опять упала в обморок. Тогда Тило наклонился к ней и поцеловал, чтоб проснулась. И она таки проснулась! То-то радости было… И подумала тогда Анне: «Хде йа»? А Тило подумал: амнезия... Клиника... А это просто похмелье! Банку огурцов... стоп... откуда в пустыне, банка солёных огурцов? Тогда они сели вдвоем и давай думать: «А что, собственно мы вчера пили?» Но так и не вспомнили... Поэтому обиделись и легли спать. Но заснуть им не удалось, так как пришел кактус с трехлитровой банкой самогонки и андроген. И говорит: «давайте напьемся, до потери пульса!!!!» Туземцы припёрли закусь, и начался глобальный сэйшн: и джинн прилетел, и верблюд пришел, давай все играть, кто на чем. А Тило как раз танцевал медляк с кактусом, когда припёрлись мы. И вообще разврат начался... Хельга (http://vkontakte.ru/search.php?id=14267897) оттащила Тило подальше от кактуса, а Роман (http://vkontakte.ru/search.php?id=7127439) Анне подальше от верблюда… «Ну вот...» - говорит Дарья (Дарья ^^†^^ Евдокимова ), грустя - «а мне остались одни туземцы». Зато туземцев было много! «Ха, - сказала Хельга - мне повезло больше всех!» И добавила так, невзначай: «там, кстати, ещё кактус с верблюдом свободны, так что...» «А мне что не больше????» - возразил Роман. А кактус в то время занялся верблюдом . «А мне джинн достался» - сказала Мария (Мария Ellada Ауринко ). «Ну вот... я как всегда, ну да ладно, я на вас компромат собирать буду... фоткать вас!» - Пригрозила Дарья. Держа Анне за талию, Роман эффектно прогнул ее назад. Мол, фоткайте! А Хельга с Тило… Роман предложил сделать совместное фото. (Извращенец!) «Роман, вам не стыдно?» - поинтересовалась Дарья. «Я же хотела вас всех напугать…Хэльга... и ты туда же??? Блин...я в кадр не попаду (с грустью вздыхая…) » «Такие вот мы не пугливые… А ты фотик на автомат поставь и к нам» - предложил Роман.
«А мы с Тило в карты там в уголочке играем…» - похвасталась Хельга.

Роман: А мы танцуем!
Хельга: А карты на раздевание... Тило уже в труселях сидит...
Роман, замечтавшись: А танцы безумные, одежду так срываем…
Хельга, рассмотрев Тило повнимательней: О боже, какой он худенький... Пойду поесть ему принесу…
И пошла, значит, Хельга за едой для Тило. А он сидит бедный и плачет... Скучно одному-то.
Дарья: Ну что, давайте поиграем в пятки?
Она оговорилась… На самом деле она хотела сказать прятки… Но все подумали о чем-то извращенном. Кактус засмущался и покраснел, услышав такое. Потом она поняла, что сказала и исправилась…
Хельга: Ладно, а кто ищет?
Дарья: Туземцы!
Хельга: Ха, подождите только, я Тилочку одену, а то он в труселёчках совсем замёрз.
Роман: Нннда...и нам бы одеться не помешало бы...
Хельга, вспомнив: Ой, а я ж его ещё не покормила!!! Тило не пойдёт играть с другими детишками, пока не поест!!!
Роман, держась с Анне за ручку, побежал вприпрыжку гулять с другими детишками.
Дарья: И опять я одна…
Хельга: А я пока кормлю Тило кашкой с ложечки.
Роман: Идите с нами в прятки играть!
Хельга: Так у вас же ведь целая толпа туземцев!!!
Дарья: Мне туземцы не нужны! О! Придумала! А давайте-ка споём все вместе... с лакримозой хором.
Хельга: Нет, Тило ещё не покушал!!!
Роман, злобно: А пусть поет с набитым ртом!
Хельга: Да нее, подавится ещё, не дай бог!!!

И начал он петь с набитым ртом калинку-малинку
Хельга: Ну вот, молодцы, доигрались, он подавился!! Вот, задыхается уже, бедненький!!!
И тут подходит Ирина (http://vkontakte.ru/search.php?id=14191140) я и как давай его спасать!!! Хотя нет, Хельга быстрее подбежала, но он уже потерял сознание...Теперь вот она делает ему искусственное дыхание. Девочки договорились между собой:
Ирина: Хорошо, тебе верхняя часть Тило, а мне нижняя.
Хельга: Аяй, ну ладно... Нижняя часть, это какая??? у нас пока тут всё прилично было…
Ирина: Я ему пятки щекотать буду, чтобы он в себя пришел! А ты что подумала???
Хельга: Да не, ничего.

И тут Тило пришел в себя. Открыв глаза, он сразу начал искать ими Анне, которая
возмущалась по поводу поведения девушек, одновременно развлекаясь вовсю с мексиканцем. А девушки её не понимали, потому как, говорила она по-туземски и, продолжали спасать Тило. А в это время Кактус, верблюд и туземцы играли в бутылочку.
Боже мой, кактус целует верблюда! АААААААААААА!!!!!!!!!!
"Вот такая вот эта любовь…" - напевал Тило, умиляясь происходящему, и резко побежал писать продолжение Hohelied der Liebe . Но тут сюжетную линию песни перехватил, непонятно откуда взявшийся, Укупник. На самом деле его никто не звал, он сам пришел, с другой темы. Поскольку, он реально был лишним, его отправили на перевоспитание к кактусу.
«Тииилоооо!!!! Ты гдееее??????» - Неистово кричала Анне. Она не могла его нигде найти. А он ее не слышал, потому что из кустов наблюдал за перевоспитанием Укупника. Но тут его спалила Хельга, и Тило затащил ее в кусты, чтобы она тоже посмотрела на перевоспитание Укупника, но это уже был не тот Укупник, которого мы знали раньше. Это был Herr Ukupnik поющий в стиле darkwave, который покрасил волосы в чёрный цвет. И тут произошло то, чего НИКТО не ожидал. Тило не выдержал этого кошмара и сказал: «Дайте же кто-нибудь минералки, меня потихоньку отпускать стало!» Но по ошибке ему дали водки, и к общей массе теперь добавились ещё и розовые слоны (Вот мне интересно, а Тило никогда не раздумывал о написании песни с таким названием?).... «O, mein Gott!!! - подумал Тило - неужели в меня белочка?» Белочка на плече... [мля], ну вы че не знаете белочку или че??! Рыженькая такая... Тило её гладит и хихикает так подленько...
А Анька ему и говорит: «ты чего это шубу мою на себя нацепил?» Но шубу уже поела моль и от нее осталась только селедка. Её-то Анне теперь и будет носить! Пока Анне надевала шубу, Роман подхватил ее сзади и закружил в безумном танце, двигаясь к кустам. Но там было занято. Хельга с Тило давно уже пригрели себе это местечко. «Господа и дамы!!!! Кустов на всех хватит!!!!» - сказал Роман и юркнул в третьи кусты.
Хельга: Вы, главное, в наши не суйтесь! А туземцы куда разместятся, кстати?
Роман: А туземцы будут стоять и комментировать. Но мы все равно не поймем, они ведь по-туземски будут. Но и хорошего они не скажут... туземцы же…
А кусты то соседние трясутся.
Дарья: О_о… и это пока меня не было? Да там Хельга Тило щекотала. Вот и тряслись…
Роман: Анне, не отвлекайся на них!
Дарья: Дам-с...Господа и дамы...всё ведь скрытая камера(моя) снимает…
Роман: Анне, мы станем еще более знамениты.
Дарья в шоке…

Роман: Ййиииииииииииииихааааааааааааааа!!!!!
От этого визга у всех аж уши заложило… Камера от ужаса просто отключилась…
«Фууууууухххх...» - вздохнул Роман, а Анне отрубилась... Бедная Анютка!
Дарья: Что он с ней сделал?
А Тило уже помирает от смеха. Он щекотки боится.
Роман: «Анне ты это слышишь??? Его там что, защекотали???»
Хельга: О да... маленьким черным пёрышком по животику.
Дарья: Эмм... Тило, ты слышал, что с Анне делали???
Вскоре все отрубились.
Андромеда (http://vkontakte.ru/search.php?id=13453697) тихонько сказала: «Хорошо что они меня не трогают!» «Трогают...трогают...трогают...» - разнеслось эхом. Был слышен лишь мирный храп нескольких носов... И только Хельга с Тило не спят. Андромеда покачала головой и стала сползать с дерева. Дарья выключила камеру, думая что на сегодня со всех хватит съемок. «Ну и правильно!» - подумала про себя Андромеда. Она все думала: « Где туземцы? И где Тилушка? Где моя красотуля? А кактус где?» На самом деле она и не догадывалась, что туземцы уже давно разбежались от безумных криков и смеха Тилочки, а Тило развлекается в кустах с Хельгой. Не знала она и о том, что кактус с верблюдом гуляет под луной. Откуда-то появился склеп. Хельгу очень заинтересовало: откуда? Дарья подумала вслух, что там пати и Андромеда предложила ей пойти туда. Хельга сказала, что они с Тило попозже подойдут.

Роман: Анне, куда ты меня тащишь???? На пати??? По моему и тут не плохо…
Хельга: А Тило не хочет идти, он хочет домой.
Андромеда: Ты его кормила?
Дарья завопила: Ну пойдёёёмтеееее... там трууупы!!!!

Тило за ручку тащит Хельгу домой. А она довольна, ведь дома она сможет его покормить, а то уже кашка кончилась, у него сегодня на редкость хороший аппетит. Роман за ручку с Анне вприпрыжку скачут к склепу. Все они пошли в склеп, насобирали черепушек и повезли продавать их на черкизовский рынок.

Хельга: А мне в подарок один можно? А лучше не один…
Оксана (Angua von Uberwald ) : Конечно можно! Мы ведь своих любим. Сначала всем своим раздадим, а потом уже на рынок, продавать…



Спустя некоторое время… Все, кроме Ромы и Анне, собрались в кучку и что-то бурно обсуждают.

Роман: Анне, они хотят бороться со злом, ты представляешь? С помощью магии.
Анне: Какой?
Роман: Черной, наверное…

Хельга с Тило владеют светлыми силами, Роман с Анне темными. Андромеда – Ангел, с темными крыльями, А Дарья – тот, кто борется за добро и справедливость.

Со временем
Дарья: да... итак... никого не осталось почти… Тило и Хельга ушли... Рома с Анне заняты…
Андромеда: Я с черепком еще тут!
Дарья: Итак... нас трое.

О туземцах позаботится Дизгармони. Дарья поможет, Андромеда ушла себе с черепком, куда глаза видели.

И только мирное шуршание кустов нарушало тишину.

КОНЕЦ!!!!!!!!

[Лиса]

Ба,че за бред!Рассказа написан укурышами,как пить дать

[Teufelin]

Я решила прочитать самое первое. Смешно конечно кое-где.

Начался дождь. Все фигуры одновременно раскрыли одинаковые черные зонты. Теперь они стали еще более походить более на статуи, чем на живых существ.
Все они ждали поезда, который вечно задерживался, многие уже начали проклинать тот момент, когда купили билет именно на этот поезд: «Берлин-до Востребования».

Странное такое название у поезда. Я бы даже в такой не села. =)

Все на перроне также радовались прибытию поезда. В этот момент как раз закончился дождь, все смогли закрыть зонты и нормально нести сумки. Всеобщей радости не разделял лишь Тило. Он, как тру гот, был замогильно мрачен.

Здесь меня пробило на дикий ржач. Уж простите. )))

-А! Вот они! – радостно воскликнул блондинка мужского пола, найдя свои помятые, ни разу ненадеванные голубые чуть драные джинсы на полу, под стандартным поездным столиком.
Перетасовывая вещи в чемоданах, Страйфи провел около часа. Тило так и не вернулся.
Блондинка взгрустнул. От скуки он переделал себе 10 раз макияж. Также от приступа скуки он переоделся несколько раз.

Мне кажется, на самом деле он точно так же себя повёл бы. Это очень похоже на пригламуренную блондинку.

-Как так? – блондинка расстроился и чуть не заплакал, но вспомнил, что тушь у него не водостойкая, поэтому сдержался.

Умора. ))))

скрипка-переросток, а виолончель!
Одежду Страйфи даже не пытался разглядеть, потому что она была крайне негламурной.

Первое выражение надо куда-нибудь записать или просто запомнить. Первый раз слышу. )))
А второе опять-таки похоже на Страйфи.

Преимущество имел Бруно, так как на голове его были красные рога, которыми он активно бодался

Ужас! Можно подумать, у него там настоящие козлиные рога. =)

Тишину нарушил какой-то шорох, тихое гоготание и стук тросточки по полу. Видно, Страйфи воспользовавшись ситуацией, решил убежать…

А чего ещё следовало ожидать от блондинки? )))

Только этот рассказ-то больше не о Лакримозе, а о Страйфи. )) Всё захватил уже!

[Maria777]

Ба,че за бред!Рассказа написан укурышами,как пить дать

по моему на Лакрифане есть кто писал....еще раз повторюсь: кто авторы - простите меня что я это выложила *а мне понравилось, покрайней мере смешно*

[Inferno]

это творчество не мое,взято не помню с какого форума))мой любимый))кому не нравится слэш тому соответственно и не понравится это))

Название: Endorama
Авторы: Ghoulein/Troll
Фэндом: Лакримоза (и, в некоторой мере, Креатор)
Пейринг: Тило Вольфф/Милле Петроцца
Рейтинг: NC–17
Жанр: ангст, юмор.
Примечания: Вот, собственно, и наша первая проба пера на поприще слэша. В рассказе обыгрывается история записи песни Endorama (и съемок клипа на нее) группой Креатор совместно с Тило Вольффом.
Пояснения: Милле Петроцца – вокалист Креатора, Томми – гитарист, Кристиан – басист, Юрген – барабанщик.
Предупреждения: Мужской секс между реальными персонажами, так что гомофобам и щепетильным поклонникам Лакримозы и Креатора лучше не читать.

1

Милле закашлялся и устало опустился на стул. Он полностью сорвал себе голос, горло будто кошки царапали, а результата – ноль. Уже неделю они не могут записать вокал к этой чертовой песне! Нет, это ОН не может. Так будет правильнее. А ведь изначально это была именно его идея. Ему, видите ли, разнообразия захотелось. Да пошло оно на х…й, это разнообразие! Уж он старался – с этим никто не поспорит. Милле мрачно взглянул на своих коллег сквозь спутанные пряди волос. Молчание начинало угнетать. Ситуацию как всегда разрулил барабанщик, ввалившийся в студию с ящиком пива.
– А не устроить ли нам небольшой перерывчик? Горло промочить, а?
Возражений не последовало. Как всегда. Ведь всем достоверно известно, что рок?н?ролл и пиво (а также другие, более крепкие напитки) суть вещи неразделимые. Если уж быть совсем честным, то в этом скромном наборе самого необходимого не хватает секса, но Милле что–то не заметил, чтобы за барабанщиком прятались девицы поведения не столь тяжелого как их музыка. А жаль. Что ж, придется ограничиться пивом.
…Пустая болтовня ни о чем. И вдруг басист, который если говорил что–нибудь в тему, то этот день помечали в календаре красным маркером, спросил:
– Слушай, Милле, если тебе так хочется, чтобы в этой песне сочетались два разных вокала, то почему бы не спеть дуэтом?
Мысль! Ясная как слеза младенца. И совершенно ведь очевидная. Более того, сама собой напрашивающаяся. Милле Петроцца, где были твои мозги все это время?
Музыканты разом взбодрились, и разговор, наконец, приобрел некоторую осмысленность, насколько это позволяло количество выпитого хмельного напитка. Имена, имена, названия групп… что? Удо? Да ни в жисть! От его голоса уши чешутся и вообще такое впечатление, будто кто–то елозит пучком медной проволоки по стиральной доске, причем доска эта у тебя в голове. Давайте обойдемся без производственных травм. Клаус Майне? У кого–то умер богатый дядюшка? Если нет, то чего предлагать глупости? Пышка Ханси? Нет, он чересчур звонкий. Какой к черту Дани Филз? Ты что, совсем из ума выжил? Пошутил… Ну и шуточки у тебя!
– Эмм… Может Тило Вольфф?
– Вольф? Страшный, серый?
– Скорее черно–белый.
– Уговорил. И кто такой этот Вольфф?
– Тебе название ?Лакримоза? ни о чем не говорит?
– Это часом не из этих… помешанных на депрессии, черном лаке и серебряных побрякушках? Готов?!
– В точку. Но ты сначала послушай. У меня как раз их альбомчик завалялся. – Гитарист уже слегка неровным шагом отправился в соседнюю комнату. Там что–то обрушилось, группа прослушала инструктаж по поводу того, как и куда нужно складывать свои шмотки, и, наконец, Томми вернулся, торжественно неся диск в черно–белой обложке. С логотипом в виде клоуна.
?Copycat?. Да уж, сама песенка не ахти… О, там еще и женский вокал! Но это нам точно не нужно. А вот мужской. Милле который день совершенно безрезультатно пытался издать именно такие звуки. А какой–то Вольфф явно без особых усилий выдает на–гора нужный результат.
– Что–то не больно на готику похоже. – Сварливо заметил Милле.
– Да, эта песня выбивается из их стиля. – Сообщил подозрительно сведущий в Лакримозе гитарист. – Но мне казалось, что ты именно это ищешь…
Казалось! Когда кажется, креститься надо! На самом же деле Милле был готов хоть сейчас бежать и валяться в ногах у неизвестного герра Вольффа, лишь бы тот согласился… Кстати, почему неизвестного?
– Томми, что говорит наша библиотека по этому поводу?
– Ммм?..
– Говорю, найди мне какую–нибудь статейку про Лакримозу! Хоть гляну, что оно такое.
Гитарист все тем же неуверенным шагом проследовал к тому, что гордо именовалось библиотекой. На самом деле это была стопка журналов, в которых имелись упоминания о славном коллективе Креатор, любовно собираемых участниками группы. Томми с заданием управился на удивление быстро и вернулся к столу, положив журнал перед Милле.
На черной–черной странице имелось изображение уже знакомого клоуна, а также фотография двух страшненьких девиц. Вернее, одна была очень страшна, а вторая просто страшненькая.
– А где же Вольфф? – озадаченно произнес Милле.
– Ты как раз на него смотришь. – хохотнул Томми.
Милле глянул на фото еще раз. Совершенно волшебным образом просто страшненькая девица трансформировалась в размалеванного как кукла женоподобного парня, впрочем, вполне симпатичного, в кожаных штанах, обтягивающих стройные бедра и чуть повыше, и совершенно не оставляющих простора для фантазии, рубашке с рюшами и совершенно немыслимым черно–белым ирокезом. Этот ирокез полностью добил Милле. Он стряхнул с себя наваждение, вызванное фоткой своего будущего, в чем он был точно уверен, напарника, решив, что иногда пива все же бывает много. Сейчас – домой, выспаться, наконец, спокойно, а завтра начинать налаживать контакт с Вольффом. И желательно потеснее… Господи, ну откуда это у него?
Милле покинул студию, не забыв, однако, прихватить с собой диск. А что такое? Ну, надо же ознакомиться с творчеством будущего коллеги! Основной материал альбома действительно отличался от слышанной уже ?Copycat?. В лучшую сторону. Вся музыка была пронизана неимоверной тоской и грустью. И этот голос, то шепчущий, то плачущий, то просящий, то приказывающий… Он завораживал, оживляя в памяти образ хрупкого юноши с вызывающе ярким макияжем. Хватит, Милле, опомнись! О чем, вернее, о ком ты думаешь? Петроцца с досадой выдернул наушники и выключил плеер, глубоко вдыхая морозный воздух.
Он вошел в студию легкой, немного развинченной походкой. Дружелюбно улыбнулся:
– Привет, я – Тило Вольфф. – Поочередно поздоровался со всеми, протягивая изящную тонкую кисть. Без макияжа он смотрелся совсем мальчиком, который наперекор родителям отрастил волосы до середины спины, придав им вдобавок чудной черно–белый окрас. Не оттененные черным глаза смотрели несколько наивно, впечатление усиливалось россыпью веснушек, обычно скрытых под белым гримом.
Пристальность, с которой Милле рассматривал Тило не ускользнула от его товарищей, которые за спиной Вольффа корчили зверские рожи, мол, неприлично так на человека пялиться, пусть даже человек этот выглядит, что твое пугало. Хорошо, пусть лучше считают, что повышенное внимание к Тило вызвано его экстравагантной внешностью.
– Как я понимаю, мы приступим к репетициям прямо сейчас? – Тило чуть раздвинул губы в улыбке. Милле вздрогнул.
– Да, конечно. – рассеянно пробормотал он.
– Отлично. – Тило развернулся на каблуках и, изящно взмахнув рукой, безошибочно направился к нужной двери, каким–то образом угадав наличие за ней комнаты звукозаписи.
У самой двери его нагнал Юрген и склонился в шутливом поклоне.
– Дамы вперед!
– Ох, извини. Конечно, проходи. – Посторонился Вольфф. Остальная группа заржала.
– По–моему, кому–то следует придержать свой слишком острый язык! – недовольно скривился барабанщик.
– Порезаться боишься? – интимным тоном поинтересовался Тило, вплотную придвинувшись к нему. В темно–карих глазах плескался недобрый огонек.
– Все, ребята, подурачились – и хватит. – Томми решил не допускать конфликта, тем более что работа еще и не началась. Да и к Тило он испытывал симпатию.
Они, наконец, зашли в комнату, и Милле пошел включать запись, не забыв перед этим предложить Тило лучшее кресло. У того была странная манера сидеть, закинув ногу на ногу так, что щиколотка одной ноги лежала на коленке другой. Вольфф слушал, прикрыв глаза и выбивая такт тонкими нервными пальцами. Ногти он красить не стал, но маникюр был безупречным. Милле стыдливо спрятал свои руки с обгрызенными ногтями и вечными заусенцами.
Как ни странно, но вел себя Тило совершено непринужденно, будто знал этих ребят уже не один год, и будто не случилось того инцидента в дверях. Сразу же включился в дискуссию о том, что и как следует сделать в этой композиции, не стесняясь высказывать свое личное мнение и умея настоять на нем. Когда он рассуждал о музыке, руки его беспрестанно порхали словно крылья бабочки, и было в этих движеньях что–то… Нет, даже не женское. Просто очень изящное и гипнотизирующее. Милле казалось, что он мог бы вечно наблюдать за полетом тонких рук, за движениями красиво очерченных губ, пытаясь догадаться, какая же тайна скрывается в этих темных, никогда не улыбающихся глазах.
– Что ж, может, теперь попробуем записать? – Вопрос Тило, заданный резким, деловым тоном, вывел Милле из оцепенения. Вольфф сидел в той же позе, переплетя пальцы рук на коленке, и выжидательно смотрел на Петроццу. Остальные тоже…
– Да–да, пойдем. – Неуверенно пробормотал Милле и первым поднялся с кресла.
– Вам не кажется, что Милле собрался приударить за этим Тило? – не без ехидства вопросил Юрген, предварительно выждав, пока оба вокалиста отойдут на приличное расстояние.
– Знаешь, я сам периодически ловлю себя на желании ущипнуть его за попку. – Кристиан попытался, впрочем, безуспешно, повторить жесты Тило.
– А наша девочка неплохо держит оборону. – Томми мотнул головой в сторону Тило, который, казалось, не замечал странностей в поведении Милле. Последний, тот вообще кроме Вольффа уже никого и ничего не замечал.
Вокал записали быстро. Слух у парня оказался феноменальный, и он освоил свою партию моментально. Еще одна странность Вольффа – когда он пел, он полностью уходил в себя, отрешаясь от всего, что его окружало. Возможно, именно эта отчужденность и заставляла Милле еще как–то держать себя в руках. В первый момент, когда он оказался перед микрофоном в непосредственной близости от Тило, голова у вокалиста Креатора пошла кругом, и он с ужасом признался себе, что больше всего на свете хочет этого, с позволения сказать, мужчину…
Отмечали успешную запись, а заодно и знакомство в баре неподалеку. На столе уже сгрудилось немало пустых бокалов. Ребята обсуждали рок–музыку и музыкантов, а также весь рок–шоу–бизнес, смеялись и сыпали остротами. Тило от них не отставал, хотя пиву он предпочел более благородную Маргариту, потягивая ее через трубочку, которую изящно придерживал двумя пальцами. Даже Юрген, казалось, примирился с наличием Вольффа в их компании и не пытался больше его задеть. Один Милле отмалчивался, улыбаясь не впопад и украдкой наблюдая за Тило, коря себя за это непонятное и никому не нужное чувство. Петроцца вздохнул и в очередной раз залюбовался идеальной формы губами и родинкой возле них, с левой стороны. Тило перехватил его взгляд, хитро сощурился и медленно провел кончиком языка по верхней губе. Милле залился краской и спешно уткнулся в свой, почти не тронутый бокал с пивом, чувствуя как внизу живота разливается сладкое тепло. Знает! О боги, он знает! Мало того, нарочно провоцирует, ведет себя словно продажная девка! Хорошо хоть его друзья уже набрались достаточно, чтобы не обращать внимания на такие вещи…
Вольфф посмотрел на часы, не без труда обнаружив их среди всех своих браслетов и рюшей, и виновато улыбнувшись, сказал, что ему, пожалуй, пора. С достоинством выдержав всю церемонию прощания и заверения в вечной дружбе и сотрудничестве, Тило последним подошел к Милле.
– Вот, черт! – он резко отдернул руку. – Я, кажется, забыл свою папку в студии. – Пояснил он, досадливо сморщив лоб.
– У меня есть ключи, можно зайти и забрать твои вещи. – Милле не без удивления слушал свои же слова.
– Если тебе не трудно, я буду очень благодарен. – Еще одна обезоруживающая улыбка.
Милле встал, стараясь не обращать внимания на любопытствующие взгляды товарищей.
– До завтра! – Он как можно небрежнее взмахнул рукой и тут же наклонился к поманившему его Юргену.
– Береги жопу! – Шепнул барабанщик, многозначительно осклабившись.
– Да пошел ты! – Прошипел Петроцца, выпрямляясь. Тило терпеливо дожидался его у двери.
Они вышли в морозную ноябрьскую ночь. Холодный воздух чуть отрезвил Милле и он, чтобы начать разговор, спросил:
– У тебя там что–то важное?
– Где? – Не понял Тило.
– Ну, в папке.
– Ах, в папке. У меня не было никакой папки.
– Тогда зачем мы идем в студию?
– Разве ты шел туда за папкой? – Тило остановился и внимательно посмотрел на вокалиста Креатора. Сверху вниз. Он был выше ростом, чем того хотелось бы Милле, но так или иначе…
– А за чем? – тупо переспросил Милле.
– Например, за этим. – Вольфф мягко пробежался пальцами по скуле Милле, повторяя очертания его лица, а потом вдруг наклонился и не спеша, провел приоткрытыми губами по его губам. Второй раз, третий.
– Ну, ты как? – Промурлыкал он, не отстраняясь от Милле.
Милле задыхался от наглости и развязности этого щенка, но в большей мере от переполнившего его желания. Он схватил Тило за шкирки и повалил на очень кстати подвернувшуюся скамейку, навалившись всем телом и придерживая за руки, чтоб у того не было возможности вырваться. Хотя он даже и не пытался, наоборот, с готовностью отвечал на яростные поцелуи Милле, прижавшись к нему всем телом, иногда слегка прикусывая его губу и вытворяя языком такие вещи, что вскоре руки Милле сами собой потянулись к молнии на брюках.
– Постой… – Рассмеялся Тило, освобождая руки. – Не так быстро. И не здесь. – Он зябко поежился и спрятал кисти в рукавах своего пальто. – Пойдем, же! – Нетерпеливо шепнул он Милле, почти коснувшись губами его уха, и, не дожидаясь, поднялся и пошел по усыпанной облетевшими листьями аллее…
Едва дверь студии захлопнулась за ними, Тило впился в губы Милле долгим страстным поцелуем, запустив холеную руку в спутанные волосы вокалиста Креатора, не давая тому возможности ни отвернуться, ни перехватить инициативу. Другой рукой он сумел, и весьма ловко, освободить обоих от верхней одежды, после чего так тесно прижался бедрами к Милле, что все сомнения последнего по поводу взаимности их желаний разом отпали. Оторвавшись, наконец, от Тило, Милле нетерпеливо толкнул его на диван, тут же опускаясь следом. Но тот легко выскользнул из его рук, не давая накрыть себя телом.
– Нет, не так. – Капризно прошептал Тило, забираясь на колени своему не то коллеге, не то любовнику, и возвращаясь к прерванному поцелую. Милле чувствовал, что окончательно сходит с ума от прикосновения этих горячих и жадных губ, от проникающих движений бесстыжего языка, переплетающегося с его собственным и ласкающего нёбо. Во время поцелуя он не прекращал неуверенными движениями гладить плечи и спину Тило. Тот же в своих действиях пошел куда дальше. Пробежавшись изящными пальчиками вниз по груди вокалиста Креатора, он принялся расстегивать ремень его джинсов, иногда испытывающее поглаживая скрытый ними комок возбужденной плоти. Чуть отодвинулся, чтобы получить простор для дальнейших действий, и запустил руку в брюки своей жертвы. Милле застонал. Его дыхание стало прерывистым. Вольфф свободной рукой отвел в сторону его волосы и начал покрывать поцелуями шею, заставив того выгнуться от возбуждения. В ответ, Милле, путаясь в бесчисленных кружевных оборках, пытался непослушными, дрожащими пальцами расстегнуть рубашку своего мучителя. Затея ему удалась не в полной мере, зато более опытный Тило уже успел распахнуть его рубашку и стал целовать грудь и живот, опускаясь все ниже, и лаская кожу кончиком языка. Решив, что действия Милле ему только мешают, он полностью сдернул рубашку с его плеч и стянул нею руки у него за спиной.
– Извращенец… – задыхаясь от возбуждения, прохрипел Милле.
– Думаешь? Может, тебе это не нравится? – Тило саркастически приподнял бровь. Затем, погладив его промежность, вдруг резко убрал руку. – Мне прекратить? – Неожиданно зло и жестко спросил он, чуть ли не испепеляя Милле взглядом ставших почти черными глаз. Волосы Тило в полном беспорядке рассыпались по плечам, а рубашка сползла, обнажая нежную белую кожу. Милле подумал, что свихнется окончательно, если этот чертенок вот так возьмет и уйдет сейчас, и поднял на Вольффа лихорадочно горящие, умоляющие глаза.
– Вижу, что все–таки нет. – Смилостивился Тило и, склонившись над Милле, легонько сжал зубами его сосок, добившись очередного хриплого стона. Изогнув губы в довольной ухмылке, Вольфф опустился на колени, после чего продолжил свой путь вниз к подрагивающим от нетерпения бедрам. Освободив Милле от излишка одежды, Тило принялся нежно поглаживать его член. Наклонился еще ниже. Почувствовав горячее дыхание, Милле задрожал от предвкушения. Взглянув на него снизу вверх с улыбкой демона–искусителя, Тило медленно прошелся языком по всей длине, немного задержавшись на окончании. Убедившись, что этот мужчина полностью в его власти и уже с трудом сдерживается, он стал форсировать события. Движения и ласки теперь были более настойчивыми. Он уперся одной рукой о Милле и стал все больше забирать член в рот, дразня языком и изредка легонько покусывая. Поняв по ритмичному подрагиванию бедер, что тот вот–вот кончит, Тило несколькими быстрыми глубокими движениями довел его до вершины и успел отпустить, чтобы с удовлетворенной усмешкой наблюдать за бурным семяизвержением. Хоть он и отстранился, несколько капель спермы попало ему на рубашку. Основная же часть пришлась на живот Милле.
Пока обессиленный вокалист Креатора приходил в себя, полулежа на студийном диване, в первый раз ставшем площадкой для любовных игр двух мужчин, Тило невозмутимо начал приводить себя в порядок. Уже застегивая рубашку он присел рядом с Милле в своей любимой манере – закинув ногу на ногу – и с ироничной улыбкой спросил:
– Ты что–то говорил о съемках клипа? Мне хотелось бы, чтобы ты предупредил меня заранее, ок?
Милле, все еще без штанов, посмотрел на Тило безумными глазами. И как он может так спокойно говорить о работе после того, что только что произошло? Он наблюдал как Вольфф, видимо не особо рассчитывая на вразумительный ответ, поднялся и подошел к зеркалу, придирчиво поправляя что–то в своей прическе. Самовлюбленный подонок!
– Я позвоню тебе, как только будет назначена дата съемок. – Милле все–таки нашел в себе силы ответить.
– Договорились. – Тило скользнул в пальто. – Я пойду. Мне действительно уже пора.
Он пожал плечами, как будто извиняясь. Быстро подошел к Милле, и, не давая времени опомниться, обжег губы прощальным поцелуем, доверчиво глядя прямо в глаза.
– До встречи. – Дверь за Тило захлопнулась, и Милле остался один.

2

Милле считал дни, оставшиеся до начала съемок. Все это время, проведенное без Него, он места себе не находил, брался за все подряд, чтобы хоть как–то себя отвлечь, и тут же бросал; ходил потерянный и погруженный в свои мысли, заставляя друзей недоумевать, что же случилось с их прежде веселым и жизнерадостным товарищем. А он, как ни старался, не мог заставить себя выбросить из головы образ Тило, забыть прикосновения мягких, горячих губ и нежные ласки тонких, совсем не мужских рук. Он больше не стыдился произошедшего, не пытался стереть его из памяти, наоборот, готов был стерпеть любые насмешки и унижения, лишь бы продлить тот далекий осенний вечер на всю жизнь. Мысли беспорядочно толпились у него в голове, отталкивая и перебивая друг друга, безжалостно выдергивая его из реальности днем и мешаясь с беспокойными, мучительными снами ночью. Кто он для Тило? Один из бесконечной и безымянной череды случайных любовников? Или, может, очередная жертва, взятая напором и обаянием, замешенном на извращенной сексуальности, лишь для того, чтобы потешить самолюбие и удовлетворить свое болезненное желание нравиться? А вдруг он на него обиделся? Эта мысль пугала сильнее всего. В конце концов, это он подарил Милле незабываемое и ни с чем не сравнимое наслаждение, и что сделал тот в свою очередь? Сидел, застыв, безвольно словно статуя, позволяя своей мечте уйти. Да, он пребывал в замешательстве. Пусть. Но он не предпринял ни малейшей попытки хотя бы остановить Тило. Или поблагодарить… Ага, спасибо за классный минет, заходи еще! Тогда бы Тило точно послал его куда подальше. А так он скоро приедет на съемки. Когда Милле ему звонил, чтобы сообщить о назначенной дате, голос у Вольффа был ровный и спокойный, и разговаривал он официальным холодным тоном, ни малейшего намека на хоть какие–то чувства. И от предложения встретить его тоже отказался. Неужто его опасения не беспочвенны? Еще неделя…
Тило буквально влетел в студию.
– Извините за опоздание. – Он виновато потупил глаза. Часы показывали две минуты двенадцатого. Тило обещал приехать в одиннадцать… – У нас такие пробки. – Он беспомощно развел руками.
– Ты на машине?
– Я? Нет. Меня Анне подбросила.
Анне. Еще одна головная боль Милле. Он успел в достаточной мере ознакомиться с жизнеописанием Лакримозы, послушать все их альбомы и даже просмотреть кошмарные клипы. И все же роль Анне в жизни Тило была понятна ему не конца.
– То есть, ты не один сегодня? – Милле даже не попытался скрыть ревнивые нотки в голосе. И Тило, естественно, прекрасно их расслышал.
– А это уже не от меня зависит. – По его губам пробежала тень довольной улыбки. – У Анне дела в Гамбурге, и она подвезла меня, так как ей все равно по дороге. Милле, можно тебя на минутку?
Он даже не потрудился прикрыть за ними дверь, просто отошел вглубь комнаты и притянул вокалиста Креатора к себе.
– Ревнивый дурачок. – Горячо зашептал он в ухо Милле, в следующий миг легонько сжав его зубами и лаская языком. – Я по тебе так скучал…
Милле, совершенно потеряв контроль над собой, сграбастал Тило в охапку, лихорадочно ища его губы. Но Вольфф с какой–то непостижимой, истинно кошачьей ловкостью вывернулся из объятий и неожиданно сильно стиснул его запястья.
– Не торопись. У нас еще будет время. А здесь слишком много свидетелей. Обещаешь быть хорошим мальчиком?
Милле покорно кивнул. Тило отпустил его руки.
– Вот так лучше. …говоришь, все уже готово к съемкам? – Спросил он нарочито громким голосом.
Это было правдой. Сегодня предстояло отснять незамысловатую сцену исполнения песни дуэтом Петроцца–Вольфф. Особых декораций и спецэффектов сложнее традиционного дымопускания не предвиделось, поэтому с выбором помещения для съемок тоже не напрягались. Студия располагалась в старом, частично заброшенном парке, и по соседству с ней обнаружилось отличное пустующее строение, которое как нельзя лучше подходило в качестве места съемок. Все было уже подготовлено, и ждали собственно только исполнителей главных ролей.
– Так, ребята, сейчас вам припудрят носики и пойдем.
Тило недовольно поморщился при виде визажиста.
– Я сам. – Тоном, не терпящим возражений, сообщил он и исчез в импровизированной гримерке, прихватив с собой таинственный пакет.
Милле стоически разрешил поелозить по своей физиономии кисточкой и теперь курил, нетерпеливо поглядывая на дверь, за которой скрылся Тило. Она открылась через целую вечность, зато результат Вольффовских экспериментов с косметикой заставил всех остолбенеть. Милле, конечно, видел Тило в гриме на фотографиях, но вживую – никогда.
На бледном, практически белом лице выделялись темные, искусно обведенные черным карандашом глаза. Губы также были густо накрашены черной помадой с нарисованными уголками, что придавало лицу схожесть с какой–то демонической театральной маской. Свой чудной черно–белый ирокез Тило начесал так, что тот стал напоминать последствия одностороннего взрыва на фабрике готических макарон.
Тило обвел всех взглядом, проверяя, какой эффект произвела его внешность, и, явно оставшись довольным результатом, скривил черные губы в усмешке.
– Что, нравлюсь? – В полголоса спросил он Милле, вопросительно подняв подчеркнутые черным брови, от чего еще больше стал походить на демона.
Милле облизнул пересохшие губы.
– Ты же сам прекрасно знаешь ответ. Зачем ты меня еще дразнишь?
Тило недоуменно передернул плечами и зашагал вслед за режиссером, внимательно слушая его указания, при этом успевая оглядываться по сторонам, явно упиваясь впечатлением, которое он производил на порядочных бюргеров, выбравшихся подышать свежим воздухом в городской парк.
Оба вокалиста заняли стартовые позиции каждый у своего микрофона. Им должно было делать вид, что они поют. Остальное решал монтаж. Включили фонограмму, и все шло как нельзя лучше, пока Милле не глянул в сторону Тило. Боги, что тот вытворял с микрофоном! Томно оглаживая стойку обеими руками, он увивался около нее словно стриптизерша вокруг шеста, иногда судорожно вцепляясь в микрофон одной рукой, продолжая ласкать стойку другой. Тело Милле совершенно однозначно отреагировало на столь вызывающие действия, и он застыл, пытаясь одновременно справиться со стыдом и так некстати возникшим желанием.
– Стоп! Стоп! Милле, что случилось? – Спустя некоторое время отреагировал режиссер, который сам во все глаза пялился на Тило. – Или мы работаем или считаем ворон! Давайте, сначала!
Милле занавесился волосами, изо всех сил стараясь не смотреть вправо, где стоял Вольфф. Наконец раздалось долгожданное «Стоп! Снято!». Очередная пытка закончилась. Они вернулись в студию, и Тило пошел смывать макияж.
– Слушай, Милле, где ты выкопал этого пидорка? – спросил режиссер, подсев к нему и кося глазами в сторону туалетной комнаты.
– Не Смей Его Так Называть! – Чеканя каждое слово, ощерился тот.
– Все. Понял. – Примирительно подняв ладони, поспешно сказал режиссер. И, увидев, входящего в комнату умытого и причесанного Тило, добавил: – А теперь пару фото на память!
Петроцца разочарованно вздохнул: казалось, они никогда не уйдут отсюда! Тило ободряюще улыбнулся ему. Защелка фотоаппарат, но режиссеру все что–то не нравилось. Наконец он понял, что именно, и вытолкал сопротивляющихся фотомоделей на улицу. Режиссеры люди вообще бесчувственные и бессердечные, так что декабрь месяц и минусовая температура ничуть не смутили этого деятеля культуры. Найдя окружающий пейзаж вполне удовлетворительным, он попросил начинающих коченеть вокалистов принять позы, соответствующие народным представлениям о рок–музыкантах. Милле скорчил зверскую тру–метал гримасу, а Тило… Этот дьявол не придумал ничего остроумнее, чем уютно устроиться рядом, положив подбородок ему на плечо и преданно смотря в камеру с загадочной улыбкой Джоконды. Режиссер был вне себя от восторга. По окончании фотосессии Милле отвел его в сторону и, приставив кулак к самому его носу, в деталях расписал, что с тем станется, если эти фотографии появятся в прессе. Благо опыт общения с Тило в значительной мере расширил его кругозор по части изощренных угроз.
Невероятно, но теперь их оставили одних. Они медленно брели по парковой аллее. Молча. Тило явно ждал чего–то от Милле, а тот никак не мог подобрать подходящих слов. Впереди уже был виден широкий проспект. Окончание их совместного пути. Или же начало. Сегодня Вольфф великодушно решил предоставить сделать этот выбор Милле. Хотя на самом деле давно сделал его за них двоих, даже не подумав, что ломает еще одну судьбу. За свою, совсем недолгую еще жизнь, он постоянно сталкивался с человеческой жестокостью и, не задумываясь, без разбору платил людям той же монетой.
– Может, зайдем ко мне? – Милле окончательно сдал свои позиции, позабыв о гордости, полностью отдавая свою судьбу в руки избалованного, злого мальчишки.
– Разве я могу отказаться от такого предложения? – на красиво очерченных губах Тило заиграла победная улыбка.
Жил Милле не так далеко от парка – каких–нибудь полчаса ходьбы. Это были самые ужасные полчаса в его жизни. Он едва сдерживался, чтобы не сграбастать Тило и не двинуть домой на всех скоростях. Но вместо этого они продвигались вперед неспешным прогулочным шагом. Тило шел легко и изящно, словно по подиуму. У Милле мелькнула шальная мысль взять его под ручку: пусть считают, что модельку подцепил. Да–а, дорогой мой, последние мозги выветрились, подумалось вокалисту Креатора, и он тут же предпринял попытку к осуществлению своей идеи. Тило отшатнулся и смерил Милле взглядом, в котором мешались удивление и презрение. Через секунду он взял себя в руки и нацепил обычную загадочно–печальную маску, но у Милле тоскливо заныло сердце от того, что ему, наконец, удалось разглядеть краешек правды. И эта правда была ужасно горькой на вкус.
– Милле, пойми, это тебе здесь жить. А люди… они все запоминают. Не создавай себе лишних проблем. – Тило смотрел куда–то в пространство, в его глазах мелькали отблики давно пережитой и загнанной в самый дальний уголок памяти боли. – Я знаю. Не повторяй моих ошибок. – Глухо добавил он.
Дальнейший путь проходил в молчании. Да и были ли теперь уместны какие–либо слова?
Оказавшись около дома, они вошли в подъезд и остановились перед лифтом. Милле бездумно наблюдал, как мигают, сменяя друг друга, номера этажей.
– Прости меня.
Милле повернул голову, чтобы в следующий момент его затянуло в бездонный омут темных глаз. И никакой соломинки у него не было, чтобы ухватиться.
– Я так устал от этих вечных пряток… – жаловался Тило срывающимся голосом. На этот раз он не стал противиться объятиям Милле, только доверчиво прижался к нему словно ребенок. А тот нежно гладил мягкие волосы, целовал тонкую кожу на висках, неумело утешая своего любовника.
Двери лифта открылись. Брови стоявшего там мужчины удивленно поползли вверх, а Милле даже и не подумал отстраниться от Тило, с вызовом глядя прямо в глаза соседа. Все так же обнявшись, они зашли в лифт, и Милле лишь благодаря выработавшейся привычке сумел нажать нужную кнопку, потому что губы Вольффа уже скользили по его лицу, а горячее дыхание жгло кожу…
Открыв входную дверь, хозяин квартиры сделал приглашающий жест рукой, отпустив Тило от себя и пропуская его вперед:
– Добро пожаловать.
– Спасибо. – Тило зашел внутрь и окинул взглядом прихожую. Милле про себя поблагодарил бога за то, что домработница приходила только вчера и он, предчувствуя развитие событий, не успел насвинячить. Он снял куртку и повесил ее на вешалку. Чуть ли не рефлекторно попробовал помочь Тило с его френчем, но тот с улыбкой отверг помощь, сняв не только верхнюю одежду, но и умопомрачительный атласный пиджак дивного розового цвета, оставшись в одной черной рубашке с пышными рукавами и рюшами, соблазнительно расстегнутой у ворота.
Милле, исполняя роль радушного хозяина, хотел предложить что–нибудь выпить, но Тило снова опередил его, закрыв рот поцелуем. А целовался он мастерски, в этом вокалист Креатора неоднократно имел возможность убедиться. Он почувствовал, как нетерпеливо подались вперед бедра Тило, ощутив его возбуждение через двойной слой ткани. Милле бросило в жар, в голове помутилось. Он просто сгреб в охапку столь желанное тело и, отбросив сомнения, поволок его в спальню, справедливо полагая, что кровать – наилучшее место для того, что намечается. К цели они шли почти на ощупь, не в состоянии оторваться друг от друга. И в итоге споткнулись о кровать, повалившись на нее спутанным клубком, что заставило их разомкнуть объятия. Тило приподнялся на руках и окинул взглядом поле действий. В его глазах мелькнуло одобрение. Кровать выглядела очень внушительно. Большая – настоящий сексодром, со спинкой, явно ручной ковки, застеленная черными простынями. Подходящее место, будоражащее воображение. Обрывая его размышления, Милле требовательно потянул Тило на себя, одновременно пытаясь высвободить заправленную рубашку. Торопливо ответив на поцелуй, Вольфф каким–то единым неуловимым движением выскользнул из сорочки и начал стягивать с Милле свитер, дразняще покусывая кожу на груди. Потом прошелся языком до самого пупка, оставляя на теле влажную дорожку, и зубами расправился с пряжкой ремня. Милле офигел, безропотно позволив спустить с себя джинсы и все остальное, что еще оставалось на нем. Каким образом сам Тило оказался, в чем мать родила, Милле вспомнить не мог. Рядом с коренастым креаторовцем, его тонкая фигурка казалась особенно хрупкой и даже немного женственной, поэтому Милле старался быть предельно осторожным, чтобы не дай бог, не причинить боли. Они переплелись на черных простынях, исступленно лаская друг друга, торопясь насладиться своей близостью, не в силах поверить, что им, наконец, выпало счастье остаться наедине, вдалеке от посторонних взглядов.
Через некоторое время Тило надоела затянувшаяся прелюдия, и он стал медленно сползать по Милле, извиваясь и вжимаясь в него всем телом, заставляя того выгибаться дугой и приглушенно стонать. Когда Тило добрался до его возбужденного члена и начал сначала пальцами, а потом и языком обрабатывать его, Милле, в очередной раз, смирившись с пассивной ролью, запустил руку в черно–белые пряди в предвкушении удовольствия. Но, похоже, сегодня этот дьяволенок решил с ним поиграть. Раз за разом, он доводил его почти до вершины и отступал, переключаясь на более невинные ласки, вынуждая Милле метаться, словно в бреду, комкая простыни и сдавленно рыча, сдерживая рвущийся наружу стон. Наконец, сжалившись над своей донельзя измученной жертвой, Тило несколькими расчетливыми движениями позволил ему кончить. Самодовольно сощурившись, наблюдал, как в последний раз напряглись бедра Милле, а через мгновение по ним уже стекали струйки спермы. Затем вытянулся рядом, подложив под голову руки, повернувшись к Милле и искушающе блестя глазами из–под упавшей челки.
Немного отдышавшись, Милле перевернулся на бок, так, чтобы удобнее было наблюдать за любимым, нежно провел рукой по его плоскому животу, затем, немного нерешительно накрыл ладонью член, как бы приглашая продолжить игру. Тило лукаво ухмыльнулся и соскользнул с кровати, чтобы через мгновение снова оказаться рядом, зачем–то держа в руках брючный ремень. Довольно грубо повалив Милле на живот, он оседлал его и, взяв за руки, свел их у него за спиной и стал опутывать ремнем, покрывая петлями жесткой кожи от локтей до запястий. Действовал он быстро, не давая времени, чтобы опомнится, иногда задевая массивной пряжкой спину, оставляя на ней глубокие царапины и заставляя Милле вскрикивать от боли и неожиданности. Покончив со связыванием, он любовно, с жадностью коллекционера, обретшего желанную редкость, провел руками по мускулистой, но такой беззащитной спине. Удивленно уставился на замаранные красным пальцы, задумчиво слизал с них кровь.
– Извини, я тебя поранил. – С этими словами он наклонился и провел языком по одной из ранок, вызвав у Милле полустон–полурык, в котором смешались боль и удовольствие. Такая реакция и вкус крови на губах вызвали у Тило улыбку, которую, впрочем, легко было перепутать с оскалом. Он занялся второй царапиной, вынуждая любовника снова выгнуться от болезненного возбуждения. Лаская руками его спину, он постепенно спустился к ягодицам и, раздвигая их, провел между ними пальцами. Заметив, что Милле напрягся от понимания, что именно сейчас произойдет, он лег на него и, приблизив свои губы к его уху, страстно прошептал:
– Не сопротивляйся – тебе будет почти не больно, и ты даже получишь удовольствие… – он нежно куснул его в плечо. Тем временем один его палец уже проник во входное отверстие, открывая путь остальным. На некоторое время ему пришлось убрать руку, чтобы выдавить на нее предусмотрительно захваченной смазки – Тило совсем не хотел доставлять своему любовнику лишнюю боль. Пытливые пальцы сразу вернулись на место, благодаря жидкости проникая еще глубже и задевая какую–то неведомую Милле точку, прикосновения к которой заставляли его стонать и шире раздвигать бедра, полностью открывая Тило путь. Решив, что он уже готов, и настал его черед, Тило положил обе руки ему на бедра и резко, без колебаний, ввел в него свой, уже давно стоящий в возбуждении член. Милле заскулил и закусил от боли простыню – ощущения оставляли желать лучшего. Такое впечатление, что ему в зад загоняли раскаленный кол, который к тому же не оставался на одном месте и с каждым толчком проникал все глубже. Постепенно, когда Милле уже исчерпал весь запас ругательств, которыми он щедро осыпал Тило в промежутках между криками и стонами боли, ей на смену стали приходить новые ощущения все нарастающего удовольствия и возбуждения. Бранные слова превратились во всхлипы и протяжные стоны наслаждения. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он все больше раздвигал бедра, подхватывая ритм движений. Когда же его несравненный мучитель обхватил пальцами член и стал ласкать его в такт, Милле изогнулся, полностью ему отдаваясь и признавая победу над собой. Чувствуя приближения оргазма, Вольфф ускорил свои движения, делая их еще более резкими, стремясь войти как можно глубже. Находясь на вершине блаженства, Тило, издав глухой стон сквозь стиснутые зубы, замер, изо всех сил вжавшись в Милле. В следующую секунду он уже нашел его губы, благодаря за доставленное удовольствие, при этом не прекращая свободной рукой двигаться вверх–вниз по его члену. Через пару мгновений кончил и Милле – чуткие пальцы Тило довели начатое до конца. Он еще не успел прийти в себя, а Тило уже извивался рядом, терся щекой о его щеку и мурлыкал словно кошка.
– Милле, ты просто чудо… – Коснулся губами ресниц, слизнув выступившую слезинку. – Надеюсь, тебе понравилось?
Затем, спохватившись, начал ловко распутывать ремень, стягивающий руки, прошелся легкими массажными движениями по затекшим плечам, покрывая поцелуями спину и шею. Потом зарылся лицом в спутанные волосы, шепча какие–то нежные глупости. Милле таял, хотя казалось, дальше уже некуда. Вдруг, прервавшись на полуслове, Тило отстранился и совершенно нормальным тоном поинтересовался, где можно взять чистые полотенца. Если Милле и бесило что–то в Вольффе, так это его полная непредсказуемость. Он лишь махнул рукой, указывая на тумбочку, и молча сверлил его взглядом, когда Тило, стопроцентно уверенный в том, что за ним наблюдают и осознающий свою привлекательность, нарочито медленно вставал с кровати и, гибко потянувшись, направился к тумбочке, давая возможность полюбоваться собой со всех сторон. Когда он, наконец, исчез в дверном проеме, Милле готов был завыть от переполнившей его злости на Вольффа. И на себя тоже. Из мстительности он не сказал Тило, где находится ванная комната. Пусть хоть так помучается. Но, судя по звукам, тот нашел ее с первого раза. Чертенок! И это существо, чья половая принадлежность вот уже сколько лет служит поводом для шуток всей европейской рок–тусовки, только что натянуло его самым постыдным образом! А он еще извивался и верещал как девка! О, Милле, как ты опустился! Он скрипнул зубами, до боли сжав кулаки, и ненавидящим взглядом уставился в сторону, откуда должен был появиться Тило. Он и появился, облаченный лишь в полотенце, обернутое вокруг бедер. Да уж, меньшего полотенца в доме Милле, видимо, не нашлось. Взгляд предательски смягчился и теперь заинтересованно шарил по тому месту, где полотенце расходилось, открывая полоску кожи.. Все же перемена его настроения не ускользнула от Тило, и он спросил:
– Что–то случилось?
– Случилось? Ты еще спрашиваешь? Да! Ты случился! – Милле разом вспомнил всю свою обиду на этого самовлюбленного мальчишку.
– И что ты этим хочешь сказать?
– Ты мною воспользовался.
Тило расхохотался.
– Боже, Милле, ты говоришь, будто скромница, которую лишили девственности… Хотя, может, и лишили. – Тило снова прыснул. Но, увидев, выражение лица Милле, поспешно добавил: – Но–но, только без рук! И вообще, я тебя ни к чему не принуждал.
– А это? – Милле протянул к нему запястья, на которых до сих пор сохранились следы от ремня.
– Не будь ребенком, в самом деле! Тебе стоило сказать, что ты не хочешь. Я не зверь и человеческую речь вполне понимаю. – В голосе Тило начали появляться нотки раздражения.
– Ты специально это сделал… Хотел унизить меня, да?
Глаза Тило недобро прищурились, в них снова появилась не свойственная ему жестокость.
– То есть пока ты думал, что именно ты будешь меня трахать, все было в порядке? И ты был совсем не против. – Пугающе спокойным тоном спросил Тило, потом, не выдержав, сорвался на визг: – Скажи мне, почему? Почему вы все думаете, что меня можно зажимать в любом углу и иметь как шлюху? Чем я от вас отличаюсь?
Милле, немного ошалев от такого напора, лишь изображал руками какие–то фигуры, видимо, призванные описать внешность Вольффа. Тот оскалился. Сорвал с себя полотенце и вплотную подошел к Милле.
– А теперь? – Его голос снова был спокойным, но за этим деланным спокойствием, скрывалась истерика, только и ждущая удачного момента, чтобы вырваться наружу. – Теперь я сильно от тебя отличаюсь? Так почему же ты… – он не договорил, лишь швырнул полотенце в лицо Милле и, отвернувшись, начал торопливо одеваться. Его плечи как–то странно подрагивали, но только после того, как Тило украдкой мазнул рукавом по лицу, до Милле дошло, что тот плачет.
Он встал, не понимая, что это на него нашло, взял Тило за плечи, рывком повернул и прижал к себе. Смотря на заплаканное лицо, упрямо закушенную, чтобы сдержать слезы, губу и злые, затравленные как у пойманного волчонка глаза, Милле проклинал себя за то, что, не подумав, разбудил и вытащил на свет старую обиду, напоил ее своей ненавистью, а потом вылил на этого мальчика. Мальчика. Вот оно что. Несмотря на то, что Вольфф, в принципе, не намного моложе его самого. Но, увидев его слезы, Милле почувствовал себя так, будто обидел ребенка. Он хотел его утешить, но Тило уперся обеими руками ему в грудь, отрицательно помотав головой, предупреждая все его действия, и тихо сказал:
– Нет, Милле. Не нужно. – Горькая усмешка искривила его губы. – Это была моя ошибка. Снова. Просто забудь, ладно?
Он осторожно убрал руки Милле со своих плеч и почти бегом направился в сторону прихожей, на ходу срывая с вешалки свою одежду. Мягко прикрыл за собой дверь, и Милле осталось лишь слушать, как затихают на лестнице торопливые шаги.

3

– Милле, хватит мечтать! Нам через пять минут выступать!
Милле бросил последний завистливый взгляд на снимок, изображавший морское побережье, где на данный момент отдыхали его друзья, и захлопнул крышку телефона. Взял гитару и поплелся в сторону сцены.
Это был большой трехдневный рок–фестиваль в Динкенсблюе: сборная солянка из групп самых различных направлений – от деза до фолка. Креатор были негласными хедлайнерами первого вечера. Публика встречала их неплохо, но все же не сравнить с сольным концертом, когда все пришли исключительно ради того, чтобы услышать тебя.
После выступления традиционная афтепати и пара часов сна для того, чтобы более–менее прийти в себя перед отъездом. Утром ребята с заспанными страдальческими лицами разбредались по машинам. Кроме Милле. Он решил задержаться еще на денек – сегодня вечером выступала Лакримоза. Он не видел Тило с того самого дня. Дня, который так хорошо начинался и настолько непредсказуемо ужасно закончился. Семь лет… Хотя, если быть честным, «не видел вообще» было не совсем правдой. Периодически они пересекались на мероприятиях, подобных этому, сухо здоровались и расходились. Еще вчера он думал, как бы поскорее убраться отсюда, чтобы случайно не наткнуться на Вольффа; но сегодня утром, увидев какую–то девчушку в черной футболке с таким знакомым логотипом в виде клоуна, Милле почувствовал, что ему просто необходимо встретиться с Тило. Он не может больше жить, зная, что обидел этого мальчика и не попросил прощения… Хотя мальчиком Тило уже, конечно, не был.
Лакримоза приехала днем, но Милле все никак не удавалось перехватить вокалиста. Он всем был срочно нужен: то интервью, то какая–то неотложная встреча, то переговоры. Пару раз Милле его видел, когда он, весь взъерошенный, пробегал мимо, спеша на очередное рандеву. Петроцца даже не мог себе представить, что Вольфф, с его–то педантичностью во всем, что касалось внешности, способен появиться на людях в подобном виде – распущенные волосы взлохмачены и беспорядочно разбросаны по плечам, на лице ни грамма косметики. Правда, последнее, на взгляд Милле, делало Тило совершенно неотразимым – исчезала искусственная жестокость и он становился похожим на красивого, но капризного ребенка. Одежда Вольффа также отличалась некоторой небрежностью. Неизменные кожаные штаны и самая обыкновенная черная рубашка навыпуск – верхние пуговицы расстегнуты так, что можно сполна оценить разнообразие кулонов на шее Тило, а подвернутые по случаю теплой погоды рукава обнажают тонкие запястья, стиснутые браслетами. Фигурка Тило оставалась такой же по–мальчишески тоненькой, и Милле невольно залюбовался грацией его движений, пристыжено думая, что сам он уже года два как боится становиться на весы…
Народу все прибывало. Многие приезжали только на один день – увидеть Лакримозу. Где–то в душе шевельнулась зависть, но ее слабые попытки что–либо заявить заглушались предчувствием встречи. До самого вечера Милле так и не выпало не одной возможности выцепить Тило. Потом был концерт. Как ни парадоксально, но он впервые видел живое выступление Лакримозы. Вернее, выступление Тило. Потому что он один и был всей группой, все влюбленные взгляды (Милле ревниво отметил, что таковые принадлежат не только девушкам, но и многим парням) были прикованы к хрупкой фигурке у микрофона. Что и говорить – Тило был великолепен. Выразительное лицо, изящные движения рук – будто он дирижировал лишь ему видимым оркестром, стройные ножки, которые он так сексуально скрещивал (Милле вообще слабо понимал, как можно стоять в подобной позе и насколько это удобно), и эти его потрясающие маневры с микрофонной стойкой. Вдоль спины пробежала сладкая дрожь, и Милле, с трудом оторвав взгляд от Вольффа, стал протискиваться сквозь толпу. Ему нужно было успеть попасть за кулисы, прежде чем концерт окончится.
Конечно, его пропустили безоговорочно: название «Креатор» еще кое–что значило в рок–музыке. Он стоял перед гримеркой, раздумывая над тем, какие же слова скажет Вольффу. Поначалу он действительно хотел лишь извиниться. Избавиться от того, что мучило его все эти годы. Но увидев, как изящная ручка Тило скользит по микрофонной стойке… Нет, только не начинать все сначала! Просто объясниться и уйти.
Чьи–то ладони закрыли ему глаза, царапая кожу металлом колец, дыхание ласковым теплом коснулось шеи, влажный язык прочертил дорожку до самого уха. Милле обмер. В следующее мгновение Тило уже заглядывал ему в глаза, упершись обеими руками в грудь, не позволяя себя обнять.
– Я знал, что найду тебя здесь.
Удивленно поднятые брови.
– Я тебя видел. Ты же всю дорогу ходил за мной словно хвостик! – Тило рассмеялся. – Не обижайся. – Легкое прикосновение губ.
Милле настойчиво потянул Вольффа к себе, но тот, тревожно оглянувшись, убрал его руки со своей талии и торопливо прошептал:
– Приходи на афтепати! – Грубо подтолкнув Милле в сторону выхода, он скрылся в гримерке. Послышались голоса, и Петроцца предпочел убраться, пока его тут не засекли.
Он оставил свой автомобиль довольно далеко от клуба, в котором проходили послеконцертные вечеринки. Решил немного прогуляться. Поплотнее запахнул косуху – стоял август, и ночи уже были прохладными – и неспешно направился к клубу. Нужно было немного подумать, разобраться в ситуации, разобраться в себе. Но все мысли вертелись вокруг одного человека, и им был Тило Вольфф. Он изменился. Повзрослел. Больше не было того бунтаря–мальчишки, того бесенка с холодными как лед, никогда не улыбающимися глазами. Дикий ирокез уступил место аккуратному хвостику, хотя черно–белая цветовая гамма, так поразившая его в самом начале, осталась. Боевая раскраска арлекина сменилась профессиональным макияжем: немного светлого тона, чтобы скрыть веснушки, слегка оттененные глаза, чуть подчеркнута и без того идеальная линия губ. Теперь Тило походил на холеного, сытого, довольного, самоуверенного кота. Может, правда, это была всего лишь одна из его масок – Вольфф по праву считался обладателем внушительной коллекции.
Он был уже на месте. Сидел за столиком, непринужденно беседуя с каким–то парнем, и лишь нервные движения, какими он сбивал пепел с сигареты, выдавали его нетерпение. Милле уверенно подошел, поздоровался и, как ни в чем не бывало, присоединился к компании. В глазах Тило мелькнул легкий укор, наверное, по поводу его опоздания, но он продолжал с милой улыбкой разъяснять собеседнику тонкости передачи своих творческих задумок с помощью музыкальных инструментов эпохи барокко. Тот совершенно явственно страдал. Когда Тило, сохраняя самое серьезное выражение лица, принялся рассуждать о процентном содержании различных примесей в материале, из которого сделан гобой, и их влиянии на его звучание, бедный парень не выдержал и изъявил желание сходить еще за стаканчиком. Тило проводил его насмешливым взглядом и повернулся к Милле: легкая полуулыбка на губах, в слегка прищуренных глазах пляшут веселые чертики. Боже, как красив!
Петроцца облизнулся:
– А это неплохая идея. – Взгляд в сторону барной стойки.
– Нет! – Чересчур резко. – Ты за рулем?
Кивок.
– Пошли!
– А… а они? – Милле обвел взмахом руки половину зала. Он порядком растерялся от такой поспешности. – Ничего не будут потом говорить?
– А что, должны? С чего бы? – Тило недоуменно уставился на вокалиста Креатора. Наконец понял, что тот имел в виду. – Помилуй, неужели ты думаешь, что я тогда вернулся и все им выложил как на духу? Естественно, они ничего не знают! И не узнают. Особенно если ты перестанешь так откровенно на меня пялиться и подотрешь слюни. Тило лукаво улыбнулся.
– Пойдем же! – уже шепотом.
Сопротивляемость Милле упала до нуля, и он покорно поднялся вслед за Вольффом. Возле выхода их нагнала Анне.
– Тило, ты куда?
– Нам (поворот головы в сторону Милле) нужно поговорить, а тут слишком людно и шумно. У меня от всего этого уже голова раскалывается. – Тило недовольно скривил губы и смешно наморщил лоб. И, предупреждая следующий вопрос: – Потом расскажу.
– Я надеюсь, мальчики, вы будете себя хорошо вести? – Нурми пригрозила им пальцем.
– Есть хорошо себя вести, мэм! – Тило шутливо отсалютовал ей. Они с Анне рассмеялись.
Уже в дверях он повернулся и послал ей воздушный поцелуй. Милле почему–то решил обидеться и нахохлился как воробей в непогоду.
– Где твоя машина?
Неопределенный взмах рукой куда–то вперед.
– Хорошо, значит, пройдемся. Ходьба полезна для здоровья и фигуры. – Тило повел руками по стройным бедрам. У него явно было прекрасное настроение, и он всю дорогу болтал без умолку. Милле слушал вполуха, силясь справиться с душившей его ревностью.
– Милле. Милле! Да что с тобой такое?
– А?
– Я считаю, что тебе давно следовало научиться хоть немного скрывать свои чувства. У тебя же на лбу все написано огромными неоновыми буквами! В случае чего, ты сможешь подрабатывать вывеской в каком–нибудь узконаправленном магазине.
– Только если в витрине на противоположной стороне будешь красоваться ты. – Буркнул Милле.
– О, Милле! У тебя, оказывается, есть чувство юмора! Как ты мог от меня его скрывать? Милле, я говорил тебе, что ты прелесть?
Петроцца одарил Вольффа мрачным взглядом исподлобья.
– Твоя ревность здорово портит тебе жизнь. – Тило положил ему руки на плечи, сцепив сзади кисти. – Ну прости… Я обещаю искупить свою вину. Сполна. Все, что ты захочешь. – Вечно выбивающаяся белая прядка щекотала Милле лоб, мягкие чувственные губы манили своей близостью, и целый мир сосредоточился теперь в темно–карих глазах. Язык Тило без труда раздвинул упрямо стиснутые зубы, проник внутрь, будя позабытые иррациональные и недозволенные желания, которых Милле одновременно жаждал и боялся.
Они свернули с автобана и направились в сторону какого–то мелкого городишки, выбранного Тило наугад по дорожным указателям. Милле, тот вообще не горел желанием уезжать из Динкенсбюля, но Тило заметил, и вполне справедливо, что здесь слишком много любопытных глаз и ушей. Да и найти свободный номер в гостинице будет проблематично. Милле посмотрел на приборы, отметив, что бензина почти не осталось. Отлично, заедем на заправку, а это, как известно, лучшее место, где можно раздобыть всю интересующую тебя информацию о населенном пункте, и, главное, узнать, где здесь ближайшая гостиница. Он просто изнывал от страсти, разожженной тем коротким поцелуем на дороге. Милле не понимал, почему именно Вольфф будит в нем такие необузданные сексуальные желания. Ни одна женщина не вызывала в нем подобных чувств, по крайней мере, ему не нужно было прикладывать столько усилий, чтобы сдерживаться. Представители же своего пола вызывали у него вполне однозначную реакцию: да вы что? Это ж мужик! Все, кроме Вольффа. От него крышу сносило моментально…
Милле как раз беседовал с парнем с заправки, когда, заметил, что тот удивленно рассматривает что–то за его спиной. Обернулся, чтобы увидеть как Тило, выйдя из машины, демонстративно потягивается, будто провел в дороге как минимум полдня, а не тридцать минут. И почему–то он был без френча…
Милле вполне понимал удивление парня – не каждый день в своем захолустном городке увидишь такое. То ли девочка, то ли виденье… Лицо фарфоровой куколки, аккуратно зачесанные назад черно–белые волосы, облаченный в белоснежную рубашку в весьма оригинальном сочетании с классическим жилетом и рокерскими кожаными штанами – Тило не стал переодеваться после концерта. Если добавить ко всему этому многочисленные украшения в ушах, на шее и руках… Милле усмехнулся. Вся эта коллекция казалась детским лепетом по сравнению с тем, сколько металлолома таскал на себе Тило в молодые годы. Однако с заправщика хватило и этого. Он на полном автомате продолжал свои объяснения:
– …на Хауптштрассе есть отель семейного типа, а здесь неподалеку, на границе города – частный.
Тило своей мягкой кошачьей походкой подошел к ним, наградил Милле обожающим взглядом и томно произнес:
– Нет, семейного типа нам, пожалуй, не подойдет… А вот частный – самое оно. Как ты думаешь?
Вздрогнув от налетевшего порыва ветра – тонкая ткань рубашки совершенно не защищала его от холода, – он обхватил себя руками, недовольно надул губки и задумчиво протянул:
– Осень в этом году слишком рано…
Затем, ошеломив обоих, скользнул под куртку Милле, пытаясь хоть немного закрыть ее полами предплечья. Милле, инстинктивно обнял его, притянул к себе, отдавая частицу своего тепла. Так они и стояли живописной группкой: Милле, взвинченный донельзя близостью Вольффа, Тило с блаженствующей физиономией и совершенно неприлично прижимающийся к его возбужденному члену, и парень, красный как рак, заикаясь, объясняющий этим двум ахтунгам дорогу, лишь бы они поскорее убрались.
– Большое спасибо. – Мягкий, вкрадчивый голос Тило. Парень со старта развил немыслимую скорость и скрылся в здании.
Тило развернулся, закинул руки Милле за шею, покрывая его лицо быстрыми легкими поцелуями. Петроцца отстранился, и, больно сжав его плечи, сдавленно прорычал:
– Прекрати, Вольфф. Я могу сорваться и… Ты меня нарочно провоцируешь?!
На Тило его слова не возымели должного действия, лишь улыбка стала еще более бесстыжей.
– Наконец ты это заметил. – Он изогнулся так, чтобы касаться бедрами Милле, несмотря на все попытки того удерживать Вольффа на расстоянии, не обращая внимания, как сильные пальцы комкают безупречно выглаженную сорочку. – Я безумно тебя хочу.
Не давая Милле переварить эту невероятную информацию, он дернул плечами, сбрасывая его руки, и пошел к машине. На ходу обернулся, вся его мордашка выражала огромное сожаление:
– Но, боюсь, здесь нас могут не понять.
Гостиница занимала симпатичный маленький особнячок, стоявший поодаль от остальных строений, окруженный небольшим, диковатым на вид садом. Постояльцы, если они были, видимо уже спали – в окнах не горел свет, а столики на летней террасе были прибраны, стулья перевернуты. Сонный мужчина за администраторской стойкой развел руками:
– К сожалению, обычные номера на двух человек уже заняты, остались только с двухместными кроватями.
Тило перегнулся через стойку и, обворожительно улыбнувшись, произнес:
– Отлично. Вы не поверите, но именно это мы и искали.
Милле резко дернул его за брючный ремень – не хватало, чтобы их вышвырнули отсюда за аморальное поведение. Но того сегодня несло. Пока администратор, пожав плечами, мол, всякое бывает, снимал ключ, Тило успел шепнуть Милле на ухо:
– Обожаю, когда ты такой грубый.
Это было последней каплей. С трудом выдержав бесконечно долгую процедуру регистрации (занявшую от силы минуты две), Милле, счастливый обладатель вожделенного ключа, уже готов был рвануть наверх, когда услышал спокойный голос администратора. О нет, что ему еще нужно?
– Вам помочь отнести вещи?
– У нас нет вещей. – Отмахнулся от него Милле и бросился догонять Тило, уже поднимающегося по лестнице. Оказавшись вне поля зрения администратора, он прижал Вольффа к стенке, лишая возможности даже шевельнуться, впился в эти красивые желанные губы поцелуем, слишком сильно прикусывая их, получая какое–то садистское удовлетворение от болезненных стонов Тило. Наконец, немного отпустил его, и Вольфф, моментально вывернувшись из объятий, взлетел по лестнице, остановился, нетерпеливо дожидаясь около двери их номера.
Чертов ключ выскальзывал из рук, никак не желая попадать в замочную скважину, волосы – черные, белые – лезли в глаза, потому что Тило ни на секунду не хотел оставаться в бездействии. Тонкие пальцы выхватили непослушный ключ, на удивление ловко провернув его. Дверь распахнулась, пропуская тесно сплетенный клубок из двух тел, и тут же с грохотом захлопнулась. Одежда летела во все стороны. Послышался звон разбитого стекла – тяжелая косуха Милле снесла вазу или стакан. Господи, сколько ж у него может быть пуговиц? Тило, мягко толкнув любовника на кровать, стал раздеваться самостоятельно – медленно, изящно, красуясь в лунном свете. Белая рубашка бесшумно опустилась на пол, и Тило уже стоял над Милле, опираясь на колени, целуя запрокинутое к нему лицо и позволяя его рукам бесстыже ощупывать широко разведенные бедра. С сожалением оторвавшись от него, Вольфф уселся рядом, торопливо расстегивая брюки и жестом приглашая помочь ему избавиться от этого досадного препятствия. Звякнула, ударившись об стенку, пряжка ремня. Теперь Тило принадлежал ему. Только ему.
Нескончаемый сладостный поцелуй, словно время замерло... Бездонные черные глаза, не отрываясь, смотрели на него, вытягивая душу; он ласкался к нему всем своим гибким телом, доводя возбуждение до точки, когда разум отступает. Потом рывком перевернулся на спину, требовательно потянув Милле на себя, обвил его руками и ногами. Прижался к нему щекой, шепча, срывающимся от желания голосом:
– Давай, Милле. Я хочу…
Руки Милле приподнимают его бедра, губы благодарно целуют плечи, грудь. Внезапно он останавливается, смотрит Тило в глаза:
– А разве не нужно… – он обрывает вопрос на полуслове, но Тило и без того его понимает.
– Ах, черт. – Губы Тило касаются уголка его рта. – Отпусти же меня. – Он перегибается через край кровати, что–то ищет среди беспорядочно разбросанных вещей. – Держи. Нет, лучше я сам.
Через секунду он снова оказывается под ним, влажные пальцы скользят по его члену. Милле глубоко втягивает воздух, приглушая стон. Тило вскрикивает, когда он входит в него, судорожно переплетает ноги у него за плечами, однако руки настойчиво толкают его вперед. Снова и снова. Взгляд Милле задерживается на черной в лунном свете струйке, медленно стекающей по бледной коже. Кровь? Он нерешительно замирает.
– Что случилось? – В голосе Тило сквозит недовольство.
– Я… тебе же больно. – утвердительно.
– Да какая тебе разница?! – Лицо Тило искажается в оскале. – Продолжай, Милле, черт тебя побери! И быстрее, прошу тебя! – Он сильно подается вперед, последние слова теряются в стоне.
Милле слушается. Тило бьется, словно в истерике, его всхлипы, не то боли, не то удовольствия, только подстегивают его, заставляют двигаться все жестче и быстрее. Ногти больно впиваются в поясницу, верхняя губа приподнимается, обнажая зубы, громкий стон ударяет по ушам – Тило кончает на мгновение раньше, забрызгивая спермой их обоих.
Он снова видит лицо Тило. Уже над собой. Тот гладит его разметавшиеся по подушке волосы, довольно щурится, изгибая губы в развратной удовлетворенной усмешке. Милле замечает, что у него с одной стороны потекла тушь. Как в том фильме, про Ворона. Хочет сказать ему об этом, но Тило тянет его за руку. Милле вопросительно смотрит на него. Вольфф указывает рукой на дверь ванной комнаты и тихо спрашивает:
– Ты же со мной?
Привыкнув к яркому свету, Тило недовольно кривится, рассматривая свое отражение в зеркале. Отправляет Милле в душ, а сам задерживается на минуту, чтобы умыть лицо.
Они стоят под теплыми струями, увлеченно целуя друг друга, но уже без той поспешности, что была вначале. Им больше некуда торопиться. Они научились превращать мгновение в вечность.
Тило наскоро сушит волосы полотенцем.
– У тебя есть сигареты?
Утвердительный кивок. Милле ловит его за талию уже возле выхода..
– Ты простудишься.
Тило с деланно–страдальческим лицом берется за фен.
– Сигареты в кармане куртки.
– Ага. Ты тоже высушись. Я жду. – Он отдает Милле фен и выскальзывает из ванной.
Тило стоял на балконе полностью обнаженный и курил, потрясающе сексуально держа сигарету длинными пальцами. Милле, признайся себе, абсолютно все, чтобы он не делал, выглядит для тебя сексуальным…
– Перестань на меня так укоризненно смотреть. Лучше иди ко мне.
Милле обнял Тило, его прохладная кожа приятно волновала.
– Будешь? – Тило протянул Милле свою сигарету.
Тот с наслаждением затянулся.
– Ладно, пошли. А то холодно тут.
Тило брезгливо сдернул с кровати испачканное покрывало, швырнул его в угол и с наслаждением вытянулся на простынях. Милле лег рядом, включил ночник, чтобы лучше рассмотреть своего любимого. Он только заметил, какое усталое и осунувшееся у того лицо. Тонкая до синевы кожа под глазами – раньше этого не было заметно из–за грима, – морщинки в уголках. Он нежно касался губами столь дорогих ему черт, гладил худенькие плечи, грудь и плоский живот, с какой–то непонятной жалостью отмечая, как резко выступают под кожей ребра.
Его рука постепенно опускается все ниже, теперь ее ласки вызывают сладострастные судороги, пробегающие по телу Вольффа. Да и его собственное тело не остается равнодушным. Тило открывает глаза, придвигается вплотную к Милле и, завалив его на спину, проходится от шеи до паха поцелуями вперемешку с легкими укусами, играет языком с его, моментально затвердевшими, сосками.
– Милле, переворачивайся. – Нетерпеливый шепот звучит как приказ. Тило предельно возбужден, его член, касаясь Милле оставляет на коже влажные пятна. – Тебе так будет менее больно.
Тонкие пальцы проникают внутрь, нет, они не способны причинить вреда. И действительно, Милле даже приятно. Потом взрыв боли. Милле до крови закусывает губу.
– Кричи, милый мой, кричи. Так легче.
Милле больше не пытается удержать рвущийся наружу крик.
Тило двигается медленно, осторожно, стараясь причинить ему минимум страданий. Наконец боль отходит на задний план, вытесняясь куда более мощным ощущением. Наслаждение, граничащее с помешательством. Тило, видимо, это тоже чувствует, потому что больше не сдерживает себя, входит в него раз за разом, наращивая темп, слушаясь теперь только желаний своего тела. Секундная задержка. Нет, только не останавливайся! Но Тило просто склоняется над ним как можно ниже, его пальцы вжимаются в бедра, оставляя синяки, но Милле этого даже не замечает. Последний резкий толчок, зубы Тило впиваются ему в плечо, глушится его победный, совершенно нечеловеческий вопль. Милле чувствует бешеные удары его сердца, бьющегося в унисон его собственному. Руки уже скользят к его паху, гладят внутреннюю поверхность бедер, затем, мягким нажатием заставляют опуститься на спину. Губы охватывают его член, доводя до вершины блаженства.
Милле замечает, что до сих пор лежит, вцепившись Тило в волосы, не давая тому возможности даже поднять голову. Виновато убирает руку, но Тило лишь довольно улыбается. Милле привлекает его к себе, и они лежат некоторое время в полной тишине. Хотя нет, просто молча. О тишине не может быть и речи – воздух трещит от пения птиц. Уже светает. Тило протягивает тонкую руку, выключает ночник. Морщит нос при виде замаранной простыни.
– Ты первый. – Кивает головой в сторону ванной.
Прежде чем он успел включить воду, Милле слышит, как Тило просит прислать горничную, чтобы сменить белье в их номере. Неженка. Но какой, черт возьми, восхитительный неженка!
Целомудренно замотавшись полотенцем, Милле уступает ванную комнату Тило. Стук в дверь. Наверное, горничная пришла. Милле старается не встретится с ней взглядом, молча указывает на разоренную кровать и уходит на балкон курить. Все же успевает заметить, с каким презрением и отвращением она смотрит на него и на то, что творится в комнате. Сквозь спутанные волосы он наблюдает, как грязная простыня летит в угол к покрывалу, сметаются осколки разбитого стакана...
Дверь ванной приоткрылась. Тило не потрудился прикрыться хотя бы маленьким полотенечком. Бросил взгляд на застеленную чистыми простынями кровать и бесстыже разлегся на ней, сладко потягиваясь. Впрочем, к несказанному облегчению горничной, тут же спрятался под одеяло – с балкона тянуло утренним холодом. Перевернулся на живот и, положив подбородок на руки, обратил свой взор на Милле.
– Иди ко мне, милый. Тут теплее. – Он призывно улыбнулся из–под падающих на глаза волос. Приподнял край одеяла.
Милле и сам уже порядком замерз на этом балконе, так что принял предложение с благодарностью. Из–под одеяла вылетело полотенце и шлепнулось на груду грязного белья. Тило уютно устроился рядом с Милле и сонно пробормотал:
– И шторы, будьте добры, задерните.

Резкий окрик разбудил Милле. Кто–то слишком громко спорил в саду. Что ж им не спится в такую рань? Хотя, скорее всего уже перевалило за полдень. Милле хотел пошевелиться, но, посмотрев вниз и увидев, как сладко спит на его груди Тило, передумал. Заботливо натянул одеяло на его плечи, провел рукой по мягким волосам. Лежа в уютном гостиничном номере, в городке, название которого он уже и забыл, прижимая к себе это самое дорогое в мире существо, с которым уже через пару часов придется расстаться, и на этот раз, наверное, навсегда, Милле думал о том, как же он счастлив. А лучи солнца, пробиваясь сквозь неплотно задернутые гардины, играли на черно–белых прядях…



а вот и фотка в тему))))




a kappella =>>> в этом разделе есть тема "рассказы о Lacrimos'е, взятые с других сайтов и форумов".
Тема перенесена

Сообщение отредактировал a kappella - 2.06.2009 - 12:13

Причина редактирования: Раздел I, Глава 1, Статьи 1 и 2.

[Sninya_Yagami]

Сколько уже слешей на эту тему понаписали. Даже скучно. Этот старый. Думаю, что все видели, хотя и не все читали.

[Maria777]

а я еще не читала. Inferno огромное вам спасибо. очень интересный рассказ *вот только Тило в активе мне никак не представляется

Сообщение отредактировал Maria777 - 2.06.2009 - 13:24

[Inferno]

не за что))))очень рада,что вам понравилось))))))Тило в активе...хммм...ну да,он ведь такой хрупкий вроде и типа никому ничего не может сделать?)))хотя я тоже мало представляю))

[Sninya_Yagami]

Maria777

*вот только Тило в активе мне никак не представляется

а почему нет?

[Maria777]

Sninya_Yagami
ну не знаю. он весь такой хрупкий, нежный, наивный

[Sninya_Yagami]

Maria777
Мне Тило хрупким никак не кажется..)) Одним ростом хорошо вышел, так что в фанфике все правильно))))

[Maria777]

Sninya_Yagami
вообщем каждый остался при своем мнении

[Ravena]

Сколько уже слешей на эту тему понаписали. Даже скучно. Этот старый. Думаю, что все видели, хотя и не все читали.

Я вам завидую, честное слово! Я с этим пейрингом всего два рассказа читала, включая этот. Ссылкой на все остальные не поделитесь?
Фик этот читала раньше, и мне очень понравилось. Авторам большой респект)
Конкретно нц сцены не впечатлили вообще, но понравилось тонкое чувство юмора автора (То ли девочка, а то ли виденье...) и образ Тило - пусть и такой ненастоящий)

Мне Тило хрупким никак не кажется..)) Одним ростом хорошо вышел, так что в фанфике все правильно))))

Ростом-то вышел, но в сравнении с Милле он как-то на актив не тянет...имхо, конечно)

Сообщение отредактировал Ravena - 5.06.2009 - 20:29