По многочисленным просьбам общественности, так сказать. ПродолжениеЙенц стоял неподвижно, невидящими глазами глядя туда, где только что было ее лицо, исчезнувшее под деревянной крышкой. Он не знал, что ему теперь делать. Он не хотел больше связываться с музыкантами, соответственно и с музыкой, не хотел, что бы хоть что-то напоминало ему о прежней жизни, о его утрате…
Слеза скатилась по его щеке. Он никогда не плакал, а если и плакал, что, все же, случалось крайне редко, никто этого не видел. Но сейчас не было сил сдержать слезы… И гнев. Хотелось убить его. Почему он лишил человека жизни, но своя жизнь у него осталась? Ну и что, что он в тюрьме! Он живой!
Мысли крутились вихрем в голове Йенца, грозясь вырваться наружу душераздирающим криком, полным боли и страдания. И никто его теперь не утешит. Ее больше нет. С Тило они были друзьями, может, даже лучшими друзьями. Всегда помогали друг другу, когда было тяжело, больно. А сейчас и его нет. И лучше бы вообще никогда не было! Другие участники группы даже не почтили похороны своим присутствием. Решив, видимо, что группа развалилась, их ничего не связывало ни с Анне, ни с Тило, кроме работы. Этой паршивой, гадкой группы!
Фанатам никто ничего не рассказал. Концерты отменить тоже было некому. Просто в один прекрасный день все стихло, информация больше не появлялась, Лакримоза исчезла, никому ничего не объяснив. И на похоронах собрались только самые близкие люди Анне. В том числе и он, Йенц, хотя, все косились на него с подозрением, потому что никто из ее родственников не знал об их связи. Хоть кратковременной, но…
***
Последнее, что она почувствовала, была боль. Страшная, жгучая боль. Она хотела закричать, но крик ее утонул в чем-то вязком, тягучем. В глазах темнело. Только его лицо, искаженное злобой и глаза, которые никак не подходили к этому лицу. В них было отчаяние, боль, которая была, может, сильнее, чем у нее.
Что происходит?! Откуда эта боль?! Он держал ее на руках, смотря в глаза. Невероятным усилием она повернула голову. Нож торчал у нее из живота. Глаза наполнились ужасом. Неужели я умираю?! Но кто, кто сделал это?! Неужели… Но зачем?! Он и вправду не любит меня?!
- Зачем… - шепнула она, силясь, превозмогая боль, еще жить, слышать его ответ, совершенно без интонации.
Но он промолчал, покосился на ее живот и в глаза у него появился ужас. Он не хотел! Так я и знала, он не хотел! Он не специально!
Она продолжала его любить. Голова тяжелела, становилось еще темнее. Все происходило так медленно, хотя на самом деле это было так быстро. Она старалась уловить черты его лица, запомнить. Но она хотела жить!!! Но в глазах темнело, голова становилась с каждой секундой все тяжелее.
Его лицо исчезло. Его глаза, из которых потекли слезы. Темнота. И стало легче. Во всем теле появилась неестевственная легкость, боль стала отступать. Такое облегчение… И она полетела. Вверх, в кромешную темноту. Но она освещала себе путь. И , да! У нее были крылья. Белоснежные, они несли ее все выше, к концу…
***
- Зачем… - хрипло и без интонации прошептала она. Только тогда он понял, что сделал. И не ответил. Петь лучше не знает. Так… Ей будет спокойнее. Через секунду она уже не дышала и обвисла на его руках.
***
Еще одна слеза скатилась из глаза Йенца. Он шел домой, не видя ничего перед собой, кроме Ее лица. Бледного, безжизненного…
- Йенц! - раздался крик за его спиной. Голос, так похож на Ее голос. Он обернулся, ожидая увидеть ее. Вопреки тому, что она умерла. Надеясь, что это был лишь сон, дурной сон.
- Йенц – запыхавшаяся девушка подбежала к нему. Сначала он ее не узнал. – Я знаю, что Вы наврятли захотите со мной разговаривать, но я хочу сказать, как я вам соболезную…
Неужели фанаты узнали? Он всмотрелся в ее лицо испуганными глазами.
Нет, не узнали. Это была Натали. Ненависть горячей волной раскатилась по всему телу. Не контролируя себя он схватил ее за воротник черной рубашки, притянул к себе так, что их лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга, заставив девушку приподняться на носочки, и выдохнул в лицо:
- Никогда, слышишь, никогда не смей подходить ко мне! Для твоего же блага! Это все произошло из-за тебя! И мне сложно себя контролировать, так что знай, я тебя проклинаю за все это, и не прощу. А теперь убирайся! – он отпустил воротник, оттолкнув Натали от себя. Она охнула и упала на землю, не удержавшись на ногах.
Йенц развернулся и быстрым шагом пошел дальше, боясь, что не контролируя себя он ударит девушку с прекрасными, просто обворожительными глазами, убегая от их пристального взгляда…
***
Пахло сыростью. Пахло от всего: от пола, от стен, от железного каркаса кровати, от матраса, от подушки… Невыносимый, гадкий запах!
Тило провел здесь всего три дня, но это место казалось ему адом. С детства он задавался глупым вопросом: что делают люди в тюрьме? Теперь он знал ответ: ничего. Целый день лежать и смотреть в темный сырой потолок. Хорошо, что в камере он один, без соседей. Совесть мучила его. Он все еще не мог понять, как смог сделать это? Почему убил ее? Ту, которую любил больше все на свете? Почему именно ее, а не Йенца? Ведь именно он…
- Завтрак! – рявкнуло в окно. Страшных размеров женщина разносила завтраки по камерам. Особо опасные преступники, им не разрешалось выходить из своих камер…
Каша. Гадкая каша. Тило не мог классифицировать эту кашу, потому что ни на одну кашу, которую он знал и когда-либо ел, она похожа не была. Каша – даже слишком громкое название для «этого». Это скорее была жижа, блекло-серого цвета. А на вкус напоминало бумагу. Да, Тило знал вкус бумаги. Когда он писал, он часто жевал уголок листа, поэтому он не мог ошибиться.
Отскребя себя от кровати, он подошел к окошку и взял кашу из руки поварихи (а может, и не поварихи), смотрящей на него своими маленькими поросячьими глазками. Взяв мисочку в руки, Тило по привычке, которая успела выработаться за три дня, стал ждать, когда Оно отойдет от его окошка и пойдет дальше. Делал он это, конечно, не без причинно. Он боялся поворачиваться к ней спиной. Первый раз, когда она принесла ему ужин, он повернулся к ней спиной и почувствовал неконтролируемы страх, что ее огромных размеров рот откроется и высосет его через это маленькое окошечко.
Но Оно почему-то не уходило, а продолжало буравить мужчину своими глазками. И вдруг, рот ее открылся. Душа Тило ушла в пятки: «сейчас засосет».Но вместо этого рот сказал:
- Вы – Тило Вольфф? Солист группы Лакримоза?
- Д-д-да – заикаясь от пережитого потрясения выдавил Вольфф.
- Моя дочь слушает Лакримозу – бесстрастно продолжил рот.
- Ааа… - протянул Тило, не зная, что еще можно на это ответить.
- Я передам ей, что концерта не будет – так же бесстрастно сообщил ему рот и исчез.
Мужчина пребывал в глубоком шоке. У нее есть дочь?!
Теперь все узнают… Ну и путь узнают. Дико хотелось кушать и он схватив ложку начал поглощать жижу.
***
- Нет! Постой! – она вскочила и бросилась ему вдогонку.
- Что тебе еще надо?! – он обернулся, глаза его горели, руки были сжаты в кулаки – Ты разрушила мою жизнь, не только мою! Раньше я мог постоянно видеть ее, хотя бы ВИДЕТЬ! А когда случилось чудо, пришла ты, ломая все, строя свою жизнь. Ты осталась невредима, свободна. Ведь никто не скажет, что это произошло по твоей вине, никто, кроме тех людей, который ЗНАЮТ это! – он покраснел, кричал так, что прохожие на улице оборачивались.
Сердце девушки сжалось, стало больно.
- Но я же не хотела, я не думала, что так все будет!
- А надо было думать, прежде чем что-то делать! – он опять повернулся и пошел.
Натали смотрела на него. Потом комок подкатил к ее горлу и она согнулась и упала на землю, рыдая. Все болело, теперь она действительно чувствовала себя виноватой. Он не врал. Она во всем виновата. Если бы не она! Надо было сидеть в своем Шлирене, ублажать начальницу и получать свою мизерную зарплату, а не заниматься всякой чепухой. Что она о себе вообразила! Что она может завоевать его сердце! Разве она не читала на всех форумах о том, что они с Анне вместе? Хоть и не достоверная информация, фанатам видно! А она…
Тут чьи-то руки схватили ее сначала за плечи, потом подняли и, донеся до ближайшей лавочки, аккуратно усадили. Он сел рядом, с беспокойством глядя на нее и все еще поддерживая, без чего девушка бы упала. Она посмотрела на его лицо, своими заплаканными глазами, тушь текла по ее лицу вместе со слезами. Она увидела в его глазах беспокойство, хотя лицо не выражало ровно никаких чувств. Глаза выдавали его.
Она обняла Йенца. Обняла и уткнулась лицом ему в рубашку, плюя на то, что мажет ее тушью. Как ребенок обхватила его цепкими ручками, прижала к себе как можно ближе и продолжала плакать. Почувствовав его руки на своей спине, Натали заплакала еще больше. И она не знала уже, почему она плачет. Может, это были слезы счастья?
***
Тило опять лежал на своей кровати, если можно ее так назвать, и смотрел в потолок. Он мог бы писать, но у него не было бумаги. Он мог бы писать даже на стенах, но нечем. Сегодня он сделал много дел, а именно: позавтракал, померил комнату шагами, посидел в углу, пообедал, посмотрел в окно, сосчитал площадь камеры, сосчитал, что 666 кругов по камере можно сделать за 7992 шага, узнал, что можно лежать и не двигаться 3,5 часа, узнал, так же, что если лежать и не двигаться 3,5 часа, затекает все тело до такой степени, что невозможно встать, еще узнал, что лучше не вставать резко, после того, как пролежал 3,5 часа, также, что об бетонный пол больно ударяться головой, что на холодном бетонном полу нельзя лежать, а также сидеть, больше часа, потому что становится очень холодно, и бетонный пол очень тверд, что он не человек паук, и, наконец, за ужином Тило понял, что можно питаться целый день одной бумагой и чувствовать себя сытым. Столько открытий, и столько дел за один день он никогда еще не делал!
И вот теперь, уставший от утомительной работы первооткрывателя, он лежал и смотрел в потолок, периодически меняя позу, наученный уже своим сегодняшним открытием. Что могло скрасить тюремные будни?
- Тило… - ответ пришел сам собой: Анне. Но ее не было больше здесь… Но кто тогд сказал это?! – Тило… - повторил голос, доносящийся… Из ниоткуда.
- Анне? Это ты?
- Да – ответил голос, совершенно спокойно.
- Но ты же умерла!
- Я спустилась, чтобы повидаться с тобой.
- Я сошел с ума?
- Я давно это знала.
- Но почему ты хочешь повидаться со мной?! Я же тебя убил!
В ответ тишина. Почему она не отвечает?
- Я тебя убил! – повторил Тило громче, после чего ответа опять не последовало. – Я убил тебя! Убил, слышишь?! Убил тебя! – мужчина вскочил и начал орать, очень громко, чтобы она услышала. Но голос молчал.
Но ему было нужно, непременно, чтобы голос ответил! Он начал бегать кругами по камере, продолжая кричать: «Я убил тебя! Убил!» Все, что он помнил дальше –сильный удар по голове.
***
Йенц сидел и обнимал ее. Такую беззащитную, нежную, цепляющуюся за него, как за последнюю нить, держащую ее на земле. И как он мог подумать на этого ангела, что это дьявол, пришедший разрушить его жизнь?! Новое чувство просыпалось у него в груди, такое знакомое, и в то же время такое неизведанное и в высшей степени странное.
- Пойдем домой, я напою тебя… - она оторвала лицо от его груди и посмотрела на него такими глазами… - Чаем – тут же продолжил мужчина.
- Ты простил меня?
Йенц промолчал.
***
Анне летела. Летела по ночному небу, наблюдая город. Город, в котором даже ночью кипела жизнь. Буэнос Айрес. А ведь если бы не Тило, она не могла бы всего этого сейчас видеть… Спасибо, дорогой… За смерть!
Дикий хохот пронесся над Буэнос Айресом.
***
Дикий хохот пронесся надо головами Йенца и Натали.
- Слышишь? Гром, скоро гроза будет. Пойдем домой?
***
Дикий хохот пронесся над головой Тило.
- Теперь ты в аду, дорогой…
Вот так
Если меня просят, не могу отказать