Вот такой рассказик прочитала на дайри. про Тило и Страйфи,*судя по всему фанфиков про Тило без Биззаров уже не будет * ну и еще есть участники других групп. Фанфик абсолютно стебный, так что прошу коментить и стебаться



На перроне было полно народу. Всюду сновали низенькие парнишки, везущие огромные тележки с чемоданами, и всюду были длинные серые плащи, внизу этих плащей торчали туфли, а наверху шляпы, из под шляп поминутно выходил пар от сигарет или от холода. Все фигуры были одинаковы и ничем не примечательны.
Начался дождь. Все фигуры одновременно раскрыли одинаковые черные зонты. Теперь они стали еще более походить более на статуи, чем на живых существ.
Все они ждали поезда, который вечно задерживался, многие уже начали проклинать тот момент, когда купили билет именно на этот поезд: «Берлин-до Востребования».
Вся фишка этого поезда заключалась в том, что каждый раз у этого поезда был новый маршрут, который придумывали сами машинисты, иногда им в этом помогали одна из проводниц и официант в вагоне-ресторане.
Поезд был очень популярен из-за своей необычности, все хотели прокатиться на непонятном поезде, который меняет свой маршрут. Но со временем, люди стали понимать, что ничего хорошего в этом поезде нет, и клиентура стала медленно, но верно снижаться.
Среди фигур, ожидающих этот странный поезд, выделялись лишь две. Мужчина высокого роста с черно-белыми волосами, в кожаных штанах и длинном коричневом пиджаке, рядом с ним стоял молодой парень, также с черно-белыми волосами, в белых брюках и длинном черном плаще с интересным орнаментом.
-Ну скоро там он приедет? – пролепетал парень.
-Страйфи, умей ждать, - получил он в ответ.
-Я не могу, - ныл парень, которого можно, в принципе, назвать и маленьким, очень маленьким мальчиком, - вдруг я в туалет хочу?!
-Перехочешь, - огрызнулись ему в ответ.
-Папа Тило, - надрывно произнес Страйфи.
-Я тебя внимательно слушаю, - ласковым, но с ноткой строгости голосом ответил Тило, посмотрев прямо в глаза мальчику.
-Злой ты, - буркнул Страйфи, отвернулся, скрестил руки на груди и надулся.
Молчание продолжалось около десяти минут.
-Поезд едет!!! – радостно прокричал Страйфи, поднимая с каменного пола перрона свой немаленький чемодан.
Все на перроне также радовались прибытию поезда. В этот момент как раз закончился дождь, все смогли закрыть зонты и нормально нести сумки. Всеобщей радости не разделял лишь Тило. Он, как тру гот, был замогильно мрачен.
Итак, поезд наконец то подъехал и остановился. Все ожидающие быстро стали разбегаться и пробираться внутрь. Всех поразило, что вместо привычных проводниц в синей форме их встречал маленький робот по имени «Клепа», у которого было лишь две функции: дырявить билеты и ругаться русским матом, иное не смогло прийти в голову русскому конструктору Раздолбайкину при создании этого чуда техники. Но так как поезд был немецким, изречения Клепы никто не понимал, все просто улыбались, думая, что этот робот с ними так здоровается.
Тило и Страйфи, несмотря на всю прыть младшего, вошли в поезд одними из последних. Страйфи жутко злился на своего медленного сопровождающего, который вечно одергивал непоседливого мальчика, как только тот хотел толкнуть кого-то или юркнуть меж ног какого-нибудь гиганта.
-Ну вот, самое дурацкое купе, - пропыхтел Страйфи, открывая дверь комнаты, в которой ему придется пробыть около 14 часов.
-Они все одинаковы, - сухо заметил Тило, взглянув в зеркало и поправив прическу.
-Да прям уж, - буркнул Страйфи и свалился на одну из коек, - радует, что купе двухместное.
-Хоть что-то тебя радует, - промолвил Тило и осекся на полуслове.
Поезд поехал. Причем, никто не предупредил. Просто в окне стали меняться пейзажи. Правый глаз Тило задергался. Страйфи изумленно на него посмотрел, затем повернул свою крашеную голову назад и понял смысл нервного тика.
Поезд ехал, но никто не ощущал тряски, свойственной любому транспортному средству.
-Так, - мрачно заключил Тило, избавившись от нервного тика, - сиди тут, а мне нужно кое-куда сходить.
-А мне… - обиженно спросил Страйфи.
-Цыц, - произнес гот, закрывая дверь купе.
Мальчик снова надулся, но, увидев, что папа оставил свою чемодан открытым принялся в нем рыться.
Черное, белое, белое, черное… Тускло все. Вот бы чего нибудь не такого… Ах, прелесть! На глаза Страйфи попался светло-коричневый пиджак, который он моментально вытащил и попытался засунуть в свой огромный, еле закрывающийся чемодан. Пиджак не лез, пришлось вынуть все вещи, упаковать пиджак в самый низ и припорошить его всякой ненужной ерундой. Но теперь не умещались две пары джинс. Чуть вспотевший Страйфи решил запхать «лишние шмотки» в чемодан к Тило.
Но для этого пришлось вынуть все из чемодана главы лакримозы. Что было крайне сложным. Вещи были сложены аккуратно, вытаскивать их нужно было осторожно, чтобы ненароком не помять. Но все же все вещи были выложены, но Страйфи не помнил, куда дел свои джинсы.
-А! Вот они! – радостно воскликнул блондинка мужского пола, найдя свои помятые, ни разу ненадеванные голубые чуть драные джинсы на полу, под стандартным поездным столиком.
Перетасовывая вещи в чемоданах, Страйфи провел около часа. Тило так и не вернулся.
Блондинка взгрустнул. От скуки он переделал себе 10 раз макияж. Также от приступа скуки он переоделся несколько раз.
Но никого не было.
Страйфи стало одиноко в этом маленьком, не особо уютном купе и он решил побродить по поезду. У него разыгралась «мания крокодила Гены» - мальчик захотел найти новых друзей.
Первым делом, Страйфи вновь переоделся. Он нацепил на себя свежестыренный пиджак, черные брюки, честно украденные у товарища по группе - Киро, обулся в купленные им самим лично фиолетовые остроносые туфли и пошел, прихватив с собой свою любимую тросточку, с которой ни на минуту не мог расстаться.
Страйфи выглянул из купе, повертел головой в разные стороны, никого нет, и тишина гробовая. Лишь откуда-то справа раздается чей-то голос, напевающий «сиреневый туман над нами проплывает…». Страйфи пошел на голос.
Шел медленно, будто боялся. Голос доносился из кабины проводницы.
Первое что увидел блондин, была нога, затянутая в черные сетчатые чулки, причем нога была сильно волосатая. Немецкого блондина передернуло. Конечно, он знал, что среди проводниц это не редкость, но все же эта картина его испугала.
Страйфи подошел к самой двери и постучался. Дверь была чуть приоткрыта, именно через этот зазор и была видна нога.
Услышав стук, проводница сначала удивилась, потом увидела сквозь щель сияющего блондина и открыла дверь. Страйфи отшатнулся.
Проводница оказалась мужиком.
В красной юбке, в сетчатых чулках, в каком-то подобии шубы, но на лице были бакенбарды, а волосы на голове были уложены в виде двух огромных красных рогов.
-Чего надо? – гаркнул проводница.
-Ни-ни-ни-че-ч-ч-э-э-э-га-га-г-о-о, - еле проговорил, заикаясь Страйфи. Каждый его глаз дергался сильнее другого.
-Эх, молодежь пошла! Какие мы сентиментальные, чуть, что сразу заикаться, - сурово произнес проводница, который при близком рассмотрении оказался Бруно Краммом из das ich, - так чего надо тебе, анорексичный ты мой..
-Я же сказал ничего, я так просто гуляю, - чуть слышно пролепетал Страйфи, опустив глаза вниз и буравя тросточкой пол, - и мне надо идти, в общем, я пошел, - буркнул блондин, не поднимая глаз и поворачиваясь в сторону двери, которая вела в следующий вагон.
-Стоять! – громко почти проорал Бруно, схватив Страйфи за плечо.
-А это почему еще? – возмущенно, с ноткой обиды прошипел немец-блондинка.
-Так, по вагонам мотаться не дам, пошел в купе, сиди там на попе ровно и жди пока приедешь!
-А если я не хочу?! - возмущенно завопил маленький немец, которого держал в своих ручищах огромный рогатый мужик. – Мне папу надо найти!
-Ах, папу! Значит мы маленькие совсем! – зло заметил Бруно, толкая Страйфи по направлению к купе.
-Все лучше, чем такой громадиной, - буркнул блондин и вырвался из лапищ рогатого.
Благодаря своей миниатюрности, он быстро прошмыгнул между стеной и огромным проводницей и оказался в другом вагоне. Бруно погнался за ним. Но маленький юркий Страйфи бежал быстрее неповоротливого, огромного Бруно.
Страйфи ни разу не обернулся. Сколько он уже пробежал, он не помнил.
Очередной вагон. Блондин уже на достаточном расстоянии от проводницы, поэтому он смог на некоторое время остановится и перевести дух.
Вагон, в котором очутился блондин, был вагоном рестораном, но пустым. Только одна персона мыл столы и что-то бурчал себе под нос. Что именно, блондин не мог разобрать, потому что находился далеко от персоны, но от природы Страйфи был вечным почемучкой, которого интересовало абсолютно все, эта его черта характера раздражала всех окружающих. Но глупенькому наивному блондинке было все равно.
Страйфи подошел к персоне и сел на стул, который находился рядом со столом, который в этот момент вытирал персона.
-НЕ работаем! – почти гавкнул персона, взглянув на счастливого Страйфи.
Персона был одет в белую рубашку, воротник которой был украшен четырьмя шипованными ошейниками, серые брюки-галифе, заправленные в неначищенные черные сапоги-камелоты, также на персоне был длинный черный плащ, застегнутый на три пуговицы, лицо персоны было вымазано белой гуашью, волосы были черными, как смола, длиной чуть ниже лопаток и завязаны черной резинкой для волос.
Наблюдательный Страйфи около минуты разглядывал персону, которую он уже порядком бесил, глаза брюнета, прикрытые белыми линзами, налились, от злости к этому лучезарному немцу, кровью.
Блондину же было все равно.
-А чего это ты делаешь? – с детской непосредственностью спросил Страйфи, чем вызвал шок персоны, который в полуобморочном состоянии приземлился на стул, обтянутый зеленым бархатом.
-А разве не заметно?! – удивленно спросил брюнет.
Страйфи, продолжая по-идиотски улыбаться, отрицательно покачал головой.
Официант тяжело вздохнул.
-Ну и дебил, - подумал брюнет, презрительно глянув на сияющего блондина, затем вслух произнес, - пить что-нибудь будешь?
-А что есть? – оживившись, спросил Страйфи.
-Чего только нет, что нужно то?
-«Перье» есть?
-Закончился, - последовал сухой ответ, - бонаква пойдет?
-Ладно, уж, пойдет, - брезгливо ответил Страйфи.
Брюнет встал и зашагал к барной стойке, на которой стояла одна единственная бутыль минералки.
-Прошу, - сказал официант, поставив перед Страйфи.
-А открыть? – обиженно произнес блондинка мужского пола.
-А может мне ее еще, и выпить за тебя? – удивленно отозвался брюнет.
-А почему это ты хамишь? – возмутился Страйфи, состроил рассерженное выражение лица, чем вызвал смех у официанта.
-Тебе тут не ресторан экстра-класса.
-Дайте мне жалобную книгу, - скомандовал блондинка.
-Ага, щас только шнурки поглажу, - лениво ответил официант, откинувшись на стуле, - нет у нас жалобной книги!
-Как так? – блондинка расстроился и чуть не заплакал, но вспомнил, что тушь у него не водостойкая, поэтому сдержался.
-А вот так! И вообще, взял минералку и обратно в номер! Нечего тут сидеть, - грозно заметил брюнет и указал правой рукой в сторону двери. Страйфи сглотнул.
-Я не могу туда пойти, - жалобно пропищал блондинка.
-Это почему еще?
-Там такой… такой… - Страйфи начал руками показывать нечто большое.
-А Бруно чтоль? Это наш.. кхм… проводница. Ты его испугал… - брюнет запнулся, про себя перебирая варианты половой принадлежности собеседника, поразмышляв несколько секунд, он завершил слово, - ся?
-Страшная у вас проводница, - буркнул Страйфи, сделав глоток из бутылки с минералкой, за которую он не заплатил, - Бруно.… Надо запомнить… - опять пробурчал блондинка, состроив умное лицо.
-Лучше запиши, - с усмешкой отозвался официант.
-А тебя как зовут? – спросил блондинка, убрав с лица гримасу сосредоточенности.
-Михаэль Драу, - равнодушно произнес брюнет, даже не взглянув в сторону Страйфи, - а тебе зачем?
-Жаловаться буду, на ваш сервис дурацкий, - блондин опять изобразил в голосе сосредоточенность, которая превратила его речь в бубнеж.
-Ну-ну… - последовал равнодушный ответ, - за минералку платить будешь?
-Сколько?
-Тридцать рублей… - нудно произнес Драу.
-Чего? – лицо блондинки изобразило удивление.
-Ты глухой? – прокричал официант, четко проговаривая каждый звук.
-Нет, - вполне серьезно ответил Страйфи, - а в другой валюте можно расплатиться?
-Расплачивайтесь.
-И сколько с меня?
-Нет, ты тупой или как? Я же сказал тридцать рублей! – голос Михаэля звучал надрывно, казалось, что еще чуть-чуть, и он начнет пинать камелотами маленького блондинку.
-Это кто из нас еще тупой!? – Страйфи вскочил с места и навис над Драу, - нет у меня рублей! Скажи цену в другой валюте!
-Я тебе не пункт обмена валют и не биржа! Не знаю я курс валют! – Драу также встал, но нависнуть над блондинкой не смог, потому что был несколько ниже его ростом.
Они были полны злобой, сердца от злости бились часто, дыхание было тяжелым, они смотрели друг другу в глаза и хотели убить друг друга.
Вдруг, в голове блондинки скользнула мысль, что этот официант очень даже ничего, даже лучше его любимого Ю, и вот он решил, как бы невзначай поцеловать этого странного Михаэля.
Драу заметил изменение во взгляде оппонента, прочитал в глазах интерес к собственной персоне, сглотнул и уже собирался треснуть по блондинистой голове подносом, как вдруг.
-А! Вот он где!
В вагон-ресторан зашел проводница.
Страйфи взвизгнул, забыл про Драу и принялся бежать.
-Пусть мальчик побегает, тебе жалко, что ли? – нежно спросил Михаэль и взял проводницу за руку.
-Он тебе понравился? – зло заметил Бруно и сжал михаэлину ладонь, упакованную в черную кожаную перчатку.
-Нет, ты что! – брезгливо ответил Драу, пытаясь освободить свою ручку из лапы проводницы.
-Значит, побежали! – гаркнул Бруно.
Драу успел лишь пискнуть. Его 168 сантиметровое тело, весом в 60 килограмм буквально летело вслед за двухметровой громадиной с рогами.
Пока Бруно и Драу мило беседовали в вагоне ресторане, Страйфи успел добежать до кабины водителей.
Из-за двери доносились какие-то вопли, слегка напоминающие пение.
«Ой, мороз-мороз, не морозь меня, не морозь меняяяяяяяяяяяя, моего коняяяяяяяя», - нечто подобное, приправленное жутким немецким акцентом, доносилось из кабины.
Страйфи остановился как вкопанный около двери и не решался ее открыть. Ему даже пришла в голову мысль повернуть назад, но он вспомнил про злобного проводницу и решил, что хуже него уже ничего не будет.
Он оказался неправ…
На полу маленькой, грязной кабинки сидели двое. Первый в темно-синем комбинезоне, запачканном сажей, второй в джинсах, футболке и кожаной куртке, которые опять же были запачканы сажей.
Блондинка испугался этой картины. А картина испугалась блондинки. Первый икнул, а второй медленно произнес:
-Это, наверное, опять про тебя слэш эти две сочиняют.. Как их там…
-Да неважно, - махнул рукой первый и покосился в сторону испуганной блондинки, которая еще стояла на ногах только из-за тросточки, на которую он оперся, - а хто это?
-Я ее знаю. А ты? – ответил ему второй, потянувшись в сторону Страйфи. Блондинка пискнул, - че ты пищишь? Бутылка видишь, стоит! Ты мне даром не нужна – вали…
-Деро, да пусть останется, - проговорил некто в комбинезоне, положив руку на колено личности в джинсах, затем он поднял голову на Страйфи и произнес, - с нами пить буш?
-Нет, спасибо, - быстро пролепетал Страйфи, сжав в руках тросточку и приготовившись, оборонятся ею от этих двух не совсем трезвых, да чего уж там говорить, бухих нафиг, машинистов.
-Тилль, давай его вышвырнем, а? – отозвался персона, который оказался вокалистом Умф.
-Я сам уйду, до свиданья, - заикаясь, произнес Страйфи и быстро вышел за дверь.
Он забыл по проводницу, и побежал прочь от кабины машинистов.
Но проводница напомнила о себе.
-Вернулся, значит, - гаркнул рогатый, заметив на другом конце очередного вагона маленькую блондинистую фигурку.
-Черт, - Страйфи почти плакал.
Но сообразив, что вполне может проскочить между ног Бруно, не расстроился, и побежал.
Проводница не понял счастливого выражения несущегося в его сторону блондина. Больше всего ситуацию не понимал прислонившийся к окну Драу.
Страйфи подбежал к Бруно, тот схватил его за руку, блондинка нагнулся, ударил проводницу тросточкой, куда именно известно только тому, кто ударил, и тому, кого ударили. Проводница скорчился от боли, а Страйфи, гыгыкнув, проскочил и оказался позади рогатого.
Драу невольно засмеялся, наблюдая за этой картиной.
Блондинка решил бежать до самого конца поезда, Бруно же решил отправить за Страйфи Драу, который не сопротивлялся приказу рогатой громадины…
…Последний вагон. Багажное отделение. Свет не горит, блондинка испуган. Он медленно открывает дверь и видит.… И ничего не видит, потому что в вагоне кромешная темнота. Лишь слышится музыка, слышится трение смычка о струны. Прекрасная музыка, Страйфи заслушался и даже забыл, что стоит в полной темноте. Но музыка все чаще и чаще стала прерываться посторонним звуком, похожим на храп.
-Кто здесь? – произнес какой-то приятный мужской голос.
Страйфи сообразил, что в вагоне, скорее всего, находятся три человека: тот, что храпит, тот, что играет на каком-то смычковом инструменте, и тот, что сейчас что-то говорит.
-Блин, Перту, достал уже со своей скрипкой-переростком, дай поспать, - произнес откуда-то слева от блондинки заспанный голос.
-Я вообще-то колыбельную тебе играю, - отозвался, справа третий голос, музыка прекратилась, - и это не скрипка-переросток, а виолончель! – последняя фраза была произнесена надрывно, с ноткой обиды.
-Какая разница, прекращай свои музицирования, достал…
-Заткнитесь оба, - прервал перепалку первый голос, - у нас гость какой-то. Свет включи, выключатель слева от тебя.
Страйфи сообразил, что последняя фраза была адресована ему. Он рукой нащупал выключатель и нажал клавишу.
Загорелся свет, который осветил три персоны в вагоне. Первая сидела почти в середине, скрестив ноги по-турецки, вторая сидела в правом углу на неком подобии табуретку и держал между ног действительно скрипку-переростка, третья же персона лежал в левом углу, накрывшись длинным черным пальто.
Две не спящих личности принялись изучать блондинку. Фигура из правого угла, убрал свою огромную скрипку в сторону и направился к Страйфи.
-Ути-пути, - фигура брюнета приблизилась к блондинке и провела указательным пальцем правой руки по щеке Страйфи.
Ногти брюнета неровно выкрашены в черный цвет, на руках были серые перчатки без пальцев, длинные темные волосы были жестко отмелированы, карие глаза подведены черным карандашом. Одежду Страйфи даже не пытался разглядеть, потому что она была крайне негламурной.
-И откуда у нас такое существо взялось?
Страйфи не знал что ответить этому существу, поэтому молчал.
-Ну ладно, видно ты трублондинка. Начнем с простого. Как звать тебя?
Этот вопрос блондин понял и быстро ответил:
-Страйфи.
-Что? СТРАЙФИ? ГДЕ?
В левом углу вагона началось движение. Фигура, лежащая там, сбросила с себя пальто, вскочил и медленно зашагал в сторону недоумевающего блондина.
-Так вот значит к кому Ю бегает, - фигура начал медленно подворачивать рукава своей рубашки, обнажая руки.
-Юрки, спокойней, - на пути недавно проснувшейся персоны готикнаружности, встал персона негламурной наружности, - моя добыча.
-Пертту, дай мне его минут на десять, а потом он навеки твой, - последовал жесткий ответ.
-Мне б/у не надо.
-А ты знаешь, насколько это, - он указал рукой на блондина, которой был уже сжат в объятиях, - б/у.

-Не знаю, и знать не хочу, - последовал короткий жесткий ответ.
Страйфи стало не по себе. То ли от того, что его сжимали чьи-то плохо наманикюреные руки, то ли от того, что на него сейчас сможет напасть Юрки из 69 eyes. Для своего же блага, он закрыл глаза, чтобы не видеть, что сейчас будет происходить.
А ничего особенного и не произошло. Просто два финна начали выяснять отношения. Бить друг друга кулаками, царапать черными ногтями, ругаться финским матом, пинаться и толкаться.
-А! Ну, теперь ты точно попался!
Страйфи был знаком этот громкий голос. Он даже улыбнулся, когда понял, что сейчас позади него стоит проводница Бруно Крамм, и скорее всего, сзади проводницы стоит официант Михаэль Драу и улыбается свом выбеленным ртом.
-Он наш! – вместе сказали Юрки и Пертту, забыв про драку.
-Может, вы прекратите, надоели все, медитировать мешаете, - все дружно уставились в середину вагона, в которой сидел мужчина, чем-то похожий на кошку.
Все ждали последующей речи, которая, увы, не последовала.
-И все таки, он мой, - проговорил хор из трех мужских голосов.
Снова началась драка. Преимущество имел Бруно, так как на голове его были красные рога, которыми он активно бодался, а на ногах были гриндера на почти двадцатисантиметровой подошве, которыми он активно пинался. Опять слышался финский мат, разбавленный немецким. Фоном к этому служил свист Драу, который стоял в сторонке и изучал Страйфи, который был неподалеку от него, и с интересом наблюдал за дракой.
-Вы чего это тут делаете?
Рядом с Драу появилась фигура, на полторы головы выше самого Михаэля. Фигура была Тило Вольфом.
Драка каким-то чудесным образом закончилась. Страйфи обрадовался, что пришло его спасение, и запрыгнул на шею к Тило, но был немедленно снят и поставлен на землю.
-Эх, скучно с вами…. – пробубнил как бы невзначай Драу и нечаянно нажал на какой-то рычаг…
Поезд резко затормозил, никто не смог удержать равновесия. Выключился свет. Воцарилось молчание. Тишину нарушил какой-то шорох, тихое гоготание и стук тросточки по полу. Видно, Страйфи воспользовавшись ситуацией, решил убежать…
Остальные же остались в темноте…
Кроме них, в поезде находилось еще несколько человек…
Но, это уже совсем другая история))))


a kappella =>> пост был немного подредактирован для читабельности

Ой, как неожиданно-забавно! Практически шЕдевр!

Язык автора впечатлил меня с первых строк!

Моя интуиция не подвела, и только я подумала "отец и сын" (не приведи Тило!!! ) Как автор подтвердил мои мысли:


Диалог гениален!
И далее и далее и далее автор все удивлял меня)))
Только вот с согласования родов хромают, "блондинка сказал", "проводница ...-ал".
В целом очень и очень мило.
Ах, да:


труЪ
Maria777, спасибо, что показала фик, про Тило там совсем мало, зато даже удовольствие получила какое-то.

что сказать? очень весело! поднимает настроение! смеялась очень))

очень позабавило

ага, вот это правда, так правда! Хорошо подмечено)))

я почему-то сначала про Аню Нурми подумала)) дело к ночи просто...)))

сочетание "немецкий блондин" унесло моск))

многоглазое ты моё блондинко!))

употреблю где-нибудь))

ой, прелесть какое!)) истинная сущность на лицо/на лице

плаксо)) ога, оно такое

Maria777, спасибо за находку)
И ведь почти без слеша) ну разве что в конце ребята как-то неадекватно тянулись к Страйфи)
Вообще мило и забавно, автор жжот с выражением своих мыслей про шляпы, из которых валил дым и всё такое, идея посадить кучу разных групп в один странный поезд тоже вполне оригинальна (кстати я 69 глаз на апокалиптику приняла), но маловато реального юмора (дети, берём пример с I lost my star!) и лично мне была неинтересна фигура Страйфи.

Сперто с сообщество Nightwish Forever
Действующие лица : Маэстро Тило и группа Nightwish



Большой зал. Звучат последние аккорды
Wish I had an angel. В зале полная тишина. Спустя несколько секунд прокатывается волна вялых апплодисментов.

Тарья грустно опускает глаза.

Марко: Ну всё! Хватит! Мне это надоело! Вы думаете, мы здесь просто так торчим?! Нас звали сюда на разогрев - РА-ЗО-ГРЕВ, а у меня такое ощущение, что мы выступаем на кладбище!

Туомас: Не вини себя, Марко! Это я виноват. Я - плохой музыкант, а уж как композитор так вообще никто! Если понадоблюсь, я в рюмочной...

Туомас пытается убежать, но его останавливает Юкка, и тот утыкается ему в плечо и беззвучно рыдает.

Тарья: В самом деле, господа - посмотрите, до чего вы человека довели! Ну что, скажите, что вас развеселит??! Что вас заведёт??

Готы (хором): Vader unser - lieber Gott!!

Раздаётся хлопок и из клубов дыма появляется Тило Вольф (Лакримоза) - весь в помаде, с бутылкой шампанского и радостно хохочущий. Зал сотрясается от оваций.

Вольф: Здравствуйте, здравствуйте, дорогие друзья! (оглядывается на Найтов) А вы, простите... а, ну да вы эти, которые на разогреве. Ну и как успехи?

Марко: Да просто отвратительно! Мы исполнили наши самые забойные вещи, а народ - ни сном, ни духом. Стоят, как трупы!

Вольф: Ну дык к народу подход знать надо... (достаёт лист бумаги и протягивает Тарье) Вот тебе, душечка - слова песенки и нотки, а вот тебе, волосатик (протягивает ещё один лист Юкке) - партитурка.

Юкка: При всём уважении, херр Вольф, но я не знаю нот! Я всего лишь барабанщик...

Вольф (сильно погрустнев): Эх, одна беда с этими малыми народами (отнимает партитуру у Юкки и отдаёт Туомасу) Ну ты-то, надеюсь, ноты знаешь?

Туомас: Ну-у.. да, конечно.

Вольф: Ну и славно. А вот тебе(протягивает лист Эмппу), аккорды.

Эмппу (гордо): Я предпочитаю импровизировать!

Туомас беззвучно рявкает, мол "А ну возьми сейчас же!". Эмппу нехотя берёт.

Вольф: Итак, давайте, с пятой циферки - три, четыре...

Минут пять спустя.

Найты доигрывают песню. Тарья проникновенно тянет последнюю ноту. Зал взрывается овациями.

Вольф: Ай, молодец! Умница! (достаёт из кармана конфетку и запихивает в рот Тарье)

Туомас(после секундного замешательства): Ну чтож, я думаю, нам пора. (собирает всех вместе, берёт за руки и бормочет сквозь зубы: "Кланяемся и уходим, кланяемся и уходим...")

Вольф: Стой! Раз, два... Куда ж вы собрались?

Туомас: Так мы вроде вс..

Вольф: Ах да, я же вам не сказал - дело в том, что мои ребята не смогли сегодня приехать, так что доигрывать программу мне придётся с вами вместе!

Марко(подходит к Вольфу, несмотря на немые крики Туомаса "Не смей! Не смей!"): Послушайте, херр Вольф, при всём уважении, но у нас есть график. К тому же, нам было заплачено только за разогрев, так что будте любезны...

Вольф(достаёт маленький кнутик и щёлкает им перед лицом Марко): Ай-ай-ай! Плохой басист! Плохой! Место! Место, я сказал!

Смущённый Марко возвращается на место.

Вольф: Вы не волнуйтесь, у меня всё есть (достаёт листы с нотами) - сыграем на "ура". Итак, поехали, с пятой циферки...

Спустя полтора часа.

Обессилившие Найты добивают последние аккорды. Тарья еле дотягивает последнюю ноту. Снова буря оваций.

Вольф: Ай, молодец, умница!(достаёт конфету и пытается запихнуть в рот Тарье)

Тарья(отстраняя его руками): Пожалуйста, херр Вольф, меня уже от них тошнит...

Вольф тянется за кнутиком.

Тарья: Ну ладно, ладно.. (съедает конфету)

Вольф: Ну-с, пора, что называется, заканчивать...

Найты облегчённо вздыхают.

Вольф: Но прежде чем мы споём последнюю песню, я отлучусь на минутку. Так что вы уж займите их чем-нибудь. (уходит)

Тарья(обессилено): Я больше не могу...

Марко(отстраняя её): Отдохни, женщина. Сейчас мы уж их займём... (подходит к микрофону, убирает волосы со лба) Давайте, парни, нашу - цеховую...

Спустя ещё несколько минут.

Народ беснуется и апплодирует.

Марко(раскланиваясь и раздавая воздушные поцелуи): Ну-ну, я же для вас стараюсь...

Появляется Вольф.

Вольф: О, ну я вижу - вы вошли во вкус. Знаете, я тут подумал - к чёрту последнюю песню. Устал я. На сегодня концерт закончен.

Тарья: Слава Тебе, Господи!

Вольф: Не за что, не за что... (протягивает руку для поцелуя. Тарья смущается, но целует)

Найты раскланиваются и удаляются.

Вольф: Ну чтож, я...

Зал(скандирует): RAMM-STEIN! RAMM-STEIN!!

Вольф: Что за..? Хм.. (растеряно смотрит за кулисы)

Maria777,))))мне Тило поначалу показался похожим на Джека Воробья,а потом-не,все-таки Карабас Барабас))забавно, мне понравилось

эх..всё-таки любят из Тило сделать какого-то наглого самовлюблённого психа..он ведь в жизни не такой!!! он хороший,добрый...а тут над ним так стебутся...

helen,
да ладно вам, стеб ведь добрый.

Забавно. Любли подобное.


этих сразу узнала .


ну Пертту и Юрки это понятно, а третий кто?

Maria777, о, а вот это ты нашла отличный стёбчик=) Кофеты, запихиваемые в рот тарье (хехе, ещё не Аннет) и смешивание трёх самых распространённых у готов и окологотов *словечко совсем неоскорбительное, не подумайте* групп (моё личное мнение) - отлично придумано) Про басиста и барабанщика, не знаюешго но, смешно)))

Либер Готт - это вообще строчка из Умбра эт Имаго. Не знаете случайно, что готы имела в виду?

Мне понравилось!!! Откровенный стебчик=)))

шикарно!!!
И еще особо понравилось:

Ну дык
И где ты, Maria777, такие перлы только находишь!

Забавно. Мне очень понравилось
Maria777, спасибо за пять минут здорового смеха.


А как это переводится? я с немецким не дружу...

Камешек в ворота Анне, или мне показалось?

Этот метод был опробован на Йенце. Применим ко всем басистам. Запатентовано Тило Вольффом, вставлено в книгу "Как построить сессионщиков за 20 минут"

Maria777 , спасибо за поднятое настроение!))

Порадовало
Представил себе Тило, который кормит Тарью конфетками - это так мило

эх, забавно-то как!))
к сожалению не знаю что такое Вейдер(Vader), знаю есть такая группа (Дарт Вейдер — вымышленный персонаж вселенной Звёздных войн.)
так что

наш Вейдер - Боже Правый!(ну или просто Господь)
der Gott - Господь. Ничего общего с Субкультурой и готикой не имеет

Нет смысла создавать отдельную тему для каждого нового, взятого с другого форума рассказа (как и их копирование вообще).
Но если вы так хотите их читать, то уж давайте в одной теме.

Мило, но глупо... Может поэтому и забавно...

нашла сие в контакте автора - простите
Мексиканские Страсти Тило и Анне
Где то в пустыне Тило нашел чекушку, решил выпить, но не успел так как… Пришла Анька, и выдула все одна... И Тило пришлось искать другую чекушку, а Анька бурагозила, валяясь в пустыне с верблюдами, и пела песни про Тилочку и матерные частушки, а Тило в то время... Искал мексиканочку... и забыл про чекушку.. Ибо нашёл литр спирта и снова пришлепала Анька. Видимо, не судьба... "Ну, Тило, думай!!» - подумал он, да ещё и мексенканочку отобрала... А тут идёт мексиканец... и видит Аньку, валяющуюся под саксаулом с верблюдом, а нехер было столько пить?! А Тило тем временем решил воспользоваться моментом и продолжил поиски мексиканочки и наткнулся на кактус! А он был колючий. «Не мексиканочка!» - подумал Тило. «Не мексиканец…» - подумал кактус и пошел Тило дальше пока не дошел до спиртзавода. Дошел до спиртзавода, удивился тому, что ж этот спирт завод делает в пустыне, и пошел дальше… «А куда идти то?» - подумал Тило. И тут его догнала Анька «с мексиканочкой…» - подумал Тило, но это оказался мексиканец-андрогинчик, чему Тило еще больше обрадовался. Зато мексиканцу-андрогинчику понравилась Анне. Тило расстроился и заплакал, Анне стала его утешать, но тут пришёл кактус... и тоже стал утешать Тило. И Тило понял, что пить больше не стоит. Надо начать колоться.… И пошли они с Анькой дальше в конопляные поля... а кактус остался с мексиканцем-андрогинчиком. Они нашли друг друга.... И забыли обо всем, но повествование наше вовсе не о кактусе... а о любви и о Тило с Анне, которые пошли бродить по пустыне дальше, оставив кактус с андрогином любить друг друга, а Тило и Анне наткнулись на Оазис и... там были туземцы. Туземцы их встретили настороженно. Они никогда не видели людей с разноцветными волосами, но Аньку приняли с радостью, поскольку у неё были перья на голове. Они закружили ее в ритуальном танце вокруг костра и бросили в костер! (Аня прости меня!) Но Тило в последний момент спас Анне и дал туземцам по башке. Туземцы стали умными и потеряли немного память... А Тило с Анне отправились дальше нести мир и свет людям... по пустыне... верблюдам да кактусам и туземцам, не надо о них забывать! и вдруг налетела песчаная буря. Тило загородил Анне своей могучей грудью! Нет, это Анне загородила Тило могучей грудью!!! Нет, это верблюд пустынный загородил их могучей своею спиною… Горбом, я думаю! Нет, им гигантский кактус пришёл на помощь, и туземцы, и андрогинчик подоспел вовремя в своем в костюме супермена/вумен. Большая компания набралась... и что же дальше? Ммм? А дальше Тило решил всех порадовать своим божественным пьяным голосом, встал в позу хорошего мальчика, и тут запела Анне... БАСОМ… И Тило решил, что здесь ему делать больше нечего... И Анне тоже так решила, и снова увязалась за Тило, а он хотел выпить… и пошли они по пустыне пока не наткнулись на лампу с джином. "Уж ты!» - подумал Тило. *верблюд нервно трясет челюстями* Тило потер лампу и вылетел джинн. Что же загадать? Ему можно 3 желания... Ммм...: наверное, одно из них будет мексиканочка? И избавиться от пьяной в калину Анне. И оказаться в баре... с ковбоями... Неее... с мексиканцами в сомбреро! Тут в дело вмешался верблюд и плюнул в Тило, но попал в джинна и тот спрятался в лампе, Анне упала в обморок. Тогда Тило начал снова тереть лампу. А Анне заодно и проспалась! А когда проснулась и увидела в дупель пьяного Тило с мексиканочкой в одной руке и бутылкой спирта в другой, решила что зря проснулась, обиделась и пошла изменять Тило с джином, а через 9 месяцев Анька родила ребеночка… черненького… мулата! (она же не негра!). А ребеночек потребовал лампу вместо детской кроватки, причём лампу керосиновую, золотую и с бриллиантами, на что Тило ответил, икнув: «Ты на каво батон крошишь?» Анне опять упала в обморок. Тогда Тило наклонился к ней и поцеловал, чтоб проснулась. И она таки проснулась! То-то радости было… И подумала тогда Анне: «Хде йа»? А Тило подумал: амнезия... Клиника... А это просто похмелье! Банку огурцов... стоп... откуда в пустыне, банка солёных огурцов? Тогда они сели вдвоем и давай думать: «А что, собственно мы вчера пили?» Но так и не вспомнили... Поэтому обиделись и легли спать. Но заснуть им не удалось, так как пришел кактус с трехлитровой банкой самогонки и андроген. И говорит: «давайте напьемся, до потери пульса!!!!» Туземцы припёрли закусь, и начался глобальный сэйшн: и джинн прилетел, и верблюд пришел, давай все играть, кто на чем. А Тило как раз танцевал медляк с кактусом, когда припёрлись мы. И вообще разврат начался... Хельга (http://vkontakte.ru/search.php?id=14267897) оттащила Тило подальше от кактуса, а Роман (http://vkontakte.ru/search.php?id=7127439) Анне подальше от верблюда… «Ну вот...» - говорит Дарья (Дарья ^^†^^ Евдокимова ), грустя - «а мне остались одни туземцы». Зато туземцев было много! «Ха, - сказала Хельга - мне повезло больше всех!» И добавила так, невзначай: «там, кстати, ещё кактус с верблюдом свободны, так что...» «А мне что не больше????» - возразил Роман. А кактус в то время занялся верблюдом . «А мне джинн достался» - сказала Мария (Мария Ellada Ауринко ). «Ну вот... я как всегда, ну да ладно, я на вас компромат собирать буду... фоткать вас!» - Пригрозила Дарья. Держа Анне за талию, Роман эффектно прогнул ее назад. Мол, фоткайте! А Хельга с Тило… Роман предложил сделать совместное фото. (Извращенец!) «Роман, вам не стыдно?» - поинтересовалась Дарья. «Я же хотела вас всех напугать…Хэльга... и ты туда же??? Блин...я в кадр не попаду (с грустью вздыхая…) » «Такие вот мы не пугливые… А ты фотик на автомат поставь и к нам» - предложил Роман.
«А мы с Тило в карты там в уголочке играем…» - похвасталась Хельга.

Роман: А мы танцуем!
Хельга: А карты на раздевание... Тило уже в труселях сидит...
Роман, замечтавшись: А танцы безумные, одежду так срываем…
Хельга, рассмотрев Тило повнимательней: О боже, какой он худенький... Пойду поесть ему принесу…
И пошла, значит, Хельга за едой для Тило. А он сидит бедный и плачет... Скучно одному-то.
Дарья: Ну что, давайте поиграем в пятки?
Она оговорилась… На самом деле она хотела сказать прятки… Но все подумали о чем-то извращенном. Кактус засмущался и покраснел, услышав такое. Потом она поняла, что сказала и исправилась…
Хельга: Ладно, а кто ищет?
Дарья: Туземцы!
Хельга: Ха, подождите только, я Тилочку одену, а то он в труселёчках совсем замёрз.
Роман: Нннда...и нам бы одеться не помешало бы...
Хельга, вспомнив: Ой, а я ж его ещё не покормила!!! Тило не пойдёт играть с другими детишками, пока не поест!!!
Роман, держась с Анне за ручку, побежал вприпрыжку гулять с другими детишками.
Дарья: И опять я одна…
Хельга: А я пока кормлю Тило кашкой с ложечки.
Роман: Идите с нами в прятки играть!
Хельга: Так у вас же ведь целая толпа туземцев!!!
Дарья: Мне туземцы не нужны! О! Придумала! А давайте-ка споём все вместе... с лакримозой хором.
Хельга: Нет, Тило ещё не покушал!!!
Роман, злобно: А пусть поет с набитым ртом!
Хельга: Да нее, подавится ещё, не дай бог!!!

И начал он петь с набитым ртом калинку-малинку
Хельга: Ну вот, молодцы, доигрались, он подавился!! Вот, задыхается уже, бедненький!!!
И тут подходит Ирина (http://vkontakte.ru/search.php?id=14191140) я и как давай его спасать!!! Хотя нет, Хельга быстрее подбежала, но он уже потерял сознание...Теперь вот она делает ему искусственное дыхание. Девочки договорились между собой:
Ирина: Хорошо, тебе верхняя часть Тило, а мне нижняя.
Хельга: Аяй, ну ладно... Нижняя часть, это какая??? у нас пока тут всё прилично было…
Ирина: Я ему пятки щекотать буду, чтобы он в себя пришел! А ты что подумала???
Хельга: Да не, ничего.

И тут Тило пришел в себя. Открыв глаза, он сразу начал искать ими Анне, которая
возмущалась по поводу поведения девушек, одновременно развлекаясь вовсю с мексиканцем. А девушки её не понимали, потому как, говорила она по-туземски и, продолжали спасать Тило. А в это время Кактус, верблюд и туземцы играли в бутылочку.
Боже мой, кактус целует верблюда! АААААААААААА!!!!!!!!!!
"Вот такая вот эта любовь…" - напевал Тило, умиляясь происходящему, и резко побежал писать продолжение Hohelied der Liebe . Но тут сюжетную линию песни перехватил, непонятно откуда взявшийся, Укупник. На самом деле его никто не звал, он сам пришел, с другой темы. Поскольку, он реально был лишним, его отправили на перевоспитание к кактусу.
«Тииилоооо!!!! Ты гдееее??????» - Неистово кричала Анне. Она не могла его нигде найти. А он ее не слышал, потому что из кустов наблюдал за перевоспитанием Укупника. Но тут его спалила Хельга, и Тило затащил ее в кусты, чтобы она тоже посмотрела на перевоспитание Укупника, но это уже был не тот Укупник, которого мы знали раньше. Это был Herr Ukupnik поющий в стиле darkwave, который покрасил волосы в чёрный цвет. И тут произошло то, чего НИКТО не ожидал. Тило не выдержал этого кошмара и сказал: «Дайте же кто-нибудь минералки, меня потихоньку отпускать стало!» Но по ошибке ему дали водки, и к общей массе теперь добавились ещё и розовые слоны (Вот мне интересно, а Тило никогда не раздумывал о написании песни с таким названием?).... «O, mein Gott!!! - подумал Тило - неужели в меня белочка?» Белочка на плече... [мля], ну вы че не знаете белочку или че??! Рыженькая такая... Тило её гладит и хихикает так подленько...
А Анька ему и говорит: «ты чего это шубу мою на себя нацепил?» Но шубу уже поела моль и от нее осталась только селедка. Её-то Анне теперь и будет носить! Пока Анне надевала шубу, Роман подхватил ее сзади и закружил в безумном танце, двигаясь к кустам. Но там было занято. Хельга с Тило давно уже пригрели себе это местечко. «Господа и дамы!!!! Кустов на всех хватит!!!!» - сказал Роман и юркнул в третьи кусты.
Хельга: Вы, главное, в наши не суйтесь! А туземцы куда разместятся, кстати?
Роман: А туземцы будут стоять и комментировать. Но мы все равно не поймем, они ведь по-туземски будут. Но и хорошего они не скажут... туземцы же…
А кусты то соседние трясутся.
Дарья: О_о… и это пока меня не было? Да там Хельга Тило щекотала. Вот и тряслись…
Роман: Анне, не отвлекайся на них!
Дарья: Дам-с...Господа и дамы...всё ведь скрытая камера(моя) снимает…
Роман: Анне, мы станем еще более знамениты.
Дарья в шоке…

Роман: Ййиииииииииииииихааааааааааааааа!!!!!
От этого визга у всех аж уши заложило… Камера от ужаса просто отключилась…
«Фууууууухххх...» - вздохнул Роман, а Анне отрубилась... Бедная Анютка!
Дарья: Что он с ней сделал?
А Тило уже помирает от смеха. Он щекотки боится.
Роман: «Анне ты это слышишь??? Его там что, защекотали???»
Хельга: О да... маленьким черным пёрышком по животику.
Дарья: Эмм... Тило, ты слышал, что с Анне делали???
Вскоре все отрубились.
Андромеда (http://vkontakte.ru/search.php?id=13453697) тихонько сказала: «Хорошо что они меня не трогают!» «Трогают...трогают...трогают...» - разнеслось эхом. Был слышен лишь мирный храп нескольких носов... И только Хельга с Тило не спят. Андромеда покачала головой и стала сползать с дерева. Дарья выключила камеру, думая что на сегодня со всех хватит съемок. «Ну и правильно!» - подумала про себя Андромеда. Она все думала: « Где туземцы? И где Тилушка? Где моя красотуля? А кактус где?» На самом деле она и не догадывалась, что туземцы уже давно разбежались от безумных криков и смеха Тилочки, а Тило развлекается в кустах с Хельгой. Не знала она и о том, что кактус с верблюдом гуляет под луной. Откуда-то появился склеп. Хельгу очень заинтересовало: откуда? Дарья подумала вслух, что там пати и Андромеда предложила ей пойти туда. Хельга сказала, что они с Тило попозже подойдут.

Роман: Анне, куда ты меня тащишь???? На пати??? По моему и тут не плохо…
Хельга: А Тило не хочет идти, он хочет домой.
Андромеда: Ты его кормила?
Дарья завопила: Ну пойдёёёмтеееее... там трууупы!!!!

Тило за ручку тащит Хельгу домой. А она довольна, ведь дома она сможет его покормить, а то уже кашка кончилась, у него сегодня на редкость хороший аппетит. Роман за ручку с Анне вприпрыжку скачут к склепу. Все они пошли в склеп, насобирали черепушек и повезли продавать их на черкизовский рынок.

Хельга: А мне в подарок один можно? А лучше не один…
Оксана (Angua von Uberwald ) : Конечно можно! Мы ведь своих любим. Сначала всем своим раздадим, а потом уже на рынок, продавать…



Спустя некоторое время… Все, кроме Ромы и Анне, собрались в кучку и что-то бурно обсуждают.

Роман: Анне, они хотят бороться со злом, ты представляешь? С помощью магии.
Анне: Какой?
Роман: Черной, наверное…

Хельга с Тило владеют светлыми силами, Роман с Анне темными. Андромеда – Ангел, с темными крыльями, А Дарья – тот, кто борется за добро и справедливость.

Со временем
Дарья: да... итак... никого не осталось почти… Тило и Хельга ушли... Рома с Анне заняты…
Андромеда: Я с черепком еще тут!
Дарья: Итак... нас трое.

О туземцах позаботится Дизгармони. Дарья поможет, Андромеда ушла себе с черепком, куда глаза видели.

И только мирное шуршание кустов нарушало тишину.

КОНЕЦ!!!!!!!!

Ба,че за бред!Рассказа написан укурышами,как пить дать

Я решила прочитать самое первое. Смешно конечно кое-где.

Странное такое название у поезда. Я бы даже в такой не села. =)

Здесь меня пробило на дикий ржач. Уж простите. )))

Мне кажется, на самом деле он точно так же себя повёл бы. Это очень похоже на пригламуренную блондинку.

Умора. ))))

Первое выражение надо куда-нибудь записать или просто запомнить. Первый раз слышу. )))
А второе опять-таки похоже на Страйфи.

Ужас! Можно подумать, у него там настоящие козлиные рога. =)

А чего ещё следовало ожидать от блондинки? )))

Только этот рассказ-то больше не о Лакримозе, а о Страйфи. )) Всё захватил уже!

по моему на Лакрифане есть кто писал....еще раз повторюсь: кто авторы - простите меня что я это выложила *а мне понравилось, покрайней мере смешно*

это творчество не мое,взято не помню с какого форума))мой любимый))кому не нравится слэш тому соответственно и не понравится это))

Название: Endorama
Авторы: Ghoulein/Troll
Фэндом: Лакримоза (и, в некоторой мере, Креатор)
Пейринг: Тило Вольфф/Милле Петроцца
Рейтинг: NC–17
Жанр: ангст, юмор.
Примечания: Вот, собственно, и наша первая проба пера на поприще слэша. В рассказе обыгрывается история записи песни Endorama (и съемок клипа на нее) группой Креатор совместно с Тило Вольффом.
Пояснения: Милле Петроцца – вокалист Креатора, Томми – гитарист, Кристиан – басист, Юрген – барабанщик.
Предупреждения: Мужской секс между реальными персонажами, так что гомофобам и щепетильным поклонникам Лакримозы и Креатора лучше не читать.

1

Милле закашлялся и устало опустился на стул. Он полностью сорвал себе голос, горло будто кошки царапали, а результата – ноль. Уже неделю они не могут записать вокал к этой чертовой песне! Нет, это ОН не может. Так будет правильнее. А ведь изначально это была именно его идея. Ему, видите ли, разнообразия захотелось. Да пошло оно на х…й, это разнообразие! Уж он старался – с этим никто не поспорит. Милле мрачно взглянул на своих коллег сквозь спутанные пряди волос. Молчание начинало угнетать. Ситуацию как всегда разрулил барабанщик, ввалившийся в студию с ящиком пива.
– А не устроить ли нам небольшой перерывчик? Горло промочить, а?
Возражений не последовало. Как всегда. Ведь всем достоверно известно, что рок?н?ролл и пиво (а также другие, более крепкие напитки) суть вещи неразделимые. Если уж быть совсем честным, то в этом скромном наборе самого необходимого не хватает секса, но Милле что–то не заметил, чтобы за барабанщиком прятались девицы поведения не столь тяжелого как их музыка. А жаль. Что ж, придется ограничиться пивом.
…Пустая болтовня ни о чем. И вдруг басист, который если говорил что–нибудь в тему, то этот день помечали в календаре красным маркером, спросил:
– Слушай, Милле, если тебе так хочется, чтобы в этой песне сочетались два разных вокала, то почему бы не спеть дуэтом?
Мысль! Ясная как слеза младенца. И совершенно ведь очевидная. Более того, сама собой напрашивающаяся. Милле Петроцца, где были твои мозги все это время?
Музыканты разом взбодрились, и разговор, наконец, приобрел некоторую осмысленность, насколько это позволяло количество выпитого хмельного напитка. Имена, имена, названия групп… что? Удо? Да ни в жисть! От его голоса уши чешутся и вообще такое впечатление, будто кто–то елозит пучком медной проволоки по стиральной доске, причем доска эта у тебя в голове. Давайте обойдемся без производственных травм. Клаус Майне? У кого–то умер богатый дядюшка? Если нет, то чего предлагать глупости? Пышка Ханси? Нет, он чересчур звонкий. Какой к черту Дани Филз? Ты что, совсем из ума выжил? Пошутил… Ну и шуточки у тебя!
– Эмм… Может Тило Вольфф?
– Вольф? Страшный, серый?
– Скорее черно–белый.
– Уговорил. И кто такой этот Вольфф?
– Тебе название ?Лакримоза? ни о чем не говорит?
– Это часом не из этих… помешанных на депрессии, черном лаке и серебряных побрякушках? Готов?!
– В точку. Но ты сначала послушай. У меня как раз их альбомчик завалялся. – Гитарист уже слегка неровным шагом отправился в соседнюю комнату. Там что–то обрушилось, группа прослушала инструктаж по поводу того, как и куда нужно складывать свои шмотки, и, наконец, Томми вернулся, торжественно неся диск в черно–белой обложке. С логотипом в виде клоуна.
?Copycat?. Да уж, сама песенка не ахти… О, там еще и женский вокал! Но это нам точно не нужно. А вот мужской. Милле который день совершенно безрезультатно пытался издать именно такие звуки. А какой–то Вольфф явно без особых усилий выдает на–гора нужный результат.
– Что–то не больно на готику похоже. – Сварливо заметил Милле.
– Да, эта песня выбивается из их стиля. – Сообщил подозрительно сведущий в Лакримозе гитарист. – Но мне казалось, что ты именно это ищешь…
Казалось! Когда кажется, креститься надо! На самом же деле Милле был готов хоть сейчас бежать и валяться в ногах у неизвестного герра Вольффа, лишь бы тот согласился… Кстати, почему неизвестного?
– Томми, что говорит наша библиотека по этому поводу?
– Ммм?..
– Говорю, найди мне какую–нибудь статейку про Лакримозу! Хоть гляну, что оно такое.
Гитарист все тем же неуверенным шагом проследовал к тому, что гордо именовалось библиотекой. На самом деле это была стопка журналов, в которых имелись упоминания о славном коллективе Креатор, любовно собираемых участниками группы. Томми с заданием управился на удивление быстро и вернулся к столу, положив журнал перед Милле.
На черной–черной странице имелось изображение уже знакомого клоуна, а также фотография двух страшненьких девиц. Вернее, одна была очень страшна, а вторая просто страшненькая.
– А где же Вольфф? – озадаченно произнес Милле.
– Ты как раз на него смотришь. – хохотнул Томми.
Милле глянул на фото еще раз. Совершенно волшебным образом просто страшненькая девица трансформировалась в размалеванного как кукла женоподобного парня, впрочем, вполне симпатичного, в кожаных штанах, обтягивающих стройные бедра и чуть повыше, и совершенно не оставляющих простора для фантазии, рубашке с рюшами и совершенно немыслимым черно–белым ирокезом. Этот ирокез полностью добил Милле. Он стряхнул с себя наваждение, вызванное фоткой своего будущего, в чем он был точно уверен, напарника, решив, что иногда пива все же бывает много. Сейчас – домой, выспаться, наконец, спокойно, а завтра начинать налаживать контакт с Вольффом. И желательно потеснее… Господи, ну откуда это у него?
Милле покинул студию, не забыв, однако, прихватить с собой диск. А что такое? Ну, надо же ознакомиться с творчеством будущего коллеги! Основной материал альбома действительно отличался от слышанной уже ?Copycat?. В лучшую сторону. Вся музыка была пронизана неимоверной тоской и грустью. И этот голос, то шепчущий, то плачущий, то просящий, то приказывающий… Он завораживал, оживляя в памяти образ хрупкого юноши с вызывающе ярким макияжем. Хватит, Милле, опомнись! О чем, вернее, о ком ты думаешь? Петроцца с досадой выдернул наушники и выключил плеер, глубоко вдыхая морозный воздух.
Он вошел в студию легкой, немного развинченной походкой. Дружелюбно улыбнулся:
– Привет, я – Тило Вольфф. – Поочередно поздоровался со всеми, протягивая изящную тонкую кисть. Без макияжа он смотрелся совсем мальчиком, который наперекор родителям отрастил волосы до середины спины, придав им вдобавок чудной черно–белый окрас. Не оттененные черным глаза смотрели несколько наивно, впечатление усиливалось россыпью веснушек, обычно скрытых под белым гримом.
Пристальность, с которой Милле рассматривал Тило не ускользнула от его товарищей, которые за спиной Вольффа корчили зверские рожи, мол, неприлично так на человека пялиться, пусть даже человек этот выглядит, что твое пугало. Хорошо, пусть лучше считают, что повышенное внимание к Тило вызвано его экстравагантной внешностью.
– Как я понимаю, мы приступим к репетициям прямо сейчас? – Тило чуть раздвинул губы в улыбке. Милле вздрогнул.
– Да, конечно. – рассеянно пробормотал он.
– Отлично. – Тило развернулся на каблуках и, изящно взмахнув рукой, безошибочно направился к нужной двери, каким–то образом угадав наличие за ней комнаты звукозаписи.
У самой двери его нагнал Юрген и склонился в шутливом поклоне.
– Дамы вперед!
– Ох, извини. Конечно, проходи. – Посторонился Вольфф. Остальная группа заржала.
– По–моему, кому–то следует придержать свой слишком острый язык! – недовольно скривился барабанщик.
– Порезаться боишься? – интимным тоном поинтересовался Тило, вплотную придвинувшись к нему. В темно–карих глазах плескался недобрый огонек.
– Все, ребята, подурачились – и хватит. – Томми решил не допускать конфликта, тем более что работа еще и не началась. Да и к Тило он испытывал симпатию.
Они, наконец, зашли в комнату, и Милле пошел включать запись, не забыв перед этим предложить Тило лучшее кресло. У того была странная манера сидеть, закинув ногу на ногу так, что щиколотка одной ноги лежала на коленке другой. Вольфф слушал, прикрыв глаза и выбивая такт тонкими нервными пальцами. Ногти он красить не стал, но маникюр был безупречным. Милле стыдливо спрятал свои руки с обгрызенными ногтями и вечными заусенцами.
Как ни странно, но вел себя Тило совершено непринужденно, будто знал этих ребят уже не один год, и будто не случилось того инцидента в дверях. Сразу же включился в дискуссию о том, что и как следует сделать в этой композиции, не стесняясь высказывать свое личное мнение и умея настоять на нем. Когда он рассуждал о музыке, руки его беспрестанно порхали словно крылья бабочки, и было в этих движеньях что–то… Нет, даже не женское. Просто очень изящное и гипнотизирующее. Милле казалось, что он мог бы вечно наблюдать за полетом тонких рук, за движениями красиво очерченных губ, пытаясь догадаться, какая же тайна скрывается в этих темных, никогда не улыбающихся глазах.
– Что ж, может, теперь попробуем записать? – Вопрос Тило, заданный резким, деловым тоном, вывел Милле из оцепенения. Вольфф сидел в той же позе, переплетя пальцы рук на коленке, и выжидательно смотрел на Петроццу. Остальные тоже…
– Да–да, пойдем. – Неуверенно пробормотал Милле и первым поднялся с кресла.
– Вам не кажется, что Милле собрался приударить за этим Тило? – не без ехидства вопросил Юрген, предварительно выждав, пока оба вокалиста отойдут на приличное расстояние.
– Знаешь, я сам периодически ловлю себя на желании ущипнуть его за попку. – Кристиан попытался, впрочем, безуспешно, повторить жесты Тило.
– А наша девочка неплохо держит оборону. – Томми мотнул головой в сторону Тило, который, казалось, не замечал странностей в поведении Милле. Последний, тот вообще кроме Вольффа уже никого и ничего не замечал.
Вокал записали быстро. Слух у парня оказался феноменальный, и он освоил свою партию моментально. Еще одна странность Вольффа – когда он пел, он полностью уходил в себя, отрешаясь от всего, что его окружало. Возможно, именно эта отчужденность и заставляла Милле еще как–то держать себя в руках. В первый момент, когда он оказался перед микрофоном в непосредственной близости от Тило, голова у вокалиста Креатора пошла кругом, и он с ужасом признался себе, что больше всего на свете хочет этого, с позволения сказать, мужчину…
Отмечали успешную запись, а заодно и знакомство в баре неподалеку. На столе уже сгрудилось немало пустых бокалов. Ребята обсуждали рок–музыку и музыкантов, а также весь рок–шоу–бизнес, смеялись и сыпали остротами. Тило от них не отставал, хотя пиву он предпочел более благородную Маргариту, потягивая ее через трубочку, которую изящно придерживал двумя пальцами. Даже Юрген, казалось, примирился с наличием Вольффа в их компании и не пытался больше его задеть. Один Милле отмалчивался, улыбаясь не впопад и украдкой наблюдая за Тило, коря себя за это непонятное и никому не нужное чувство. Петроцца вздохнул и в очередной раз залюбовался идеальной формы губами и родинкой возле них, с левой стороны. Тило перехватил его взгляд, хитро сощурился и медленно провел кончиком языка по верхней губе. Милле залился краской и спешно уткнулся в свой, почти не тронутый бокал с пивом, чувствуя как внизу живота разливается сладкое тепло. Знает! О боги, он знает! Мало того, нарочно провоцирует, ведет себя словно продажная девка! Хорошо хоть его друзья уже набрались достаточно, чтобы не обращать внимания на такие вещи…
Вольфф посмотрел на часы, не без труда обнаружив их среди всех своих браслетов и рюшей, и виновато улыбнувшись, сказал, что ему, пожалуй, пора. С достоинством выдержав всю церемонию прощания и заверения в вечной дружбе и сотрудничестве, Тило последним подошел к Милле.
– Вот, черт! – он резко отдернул руку. – Я, кажется, забыл свою папку в студии. – Пояснил он, досадливо сморщив лоб.
– У меня есть ключи, можно зайти и забрать твои вещи. – Милле не без удивления слушал свои же слова.
– Если тебе не трудно, я буду очень благодарен. – Еще одна обезоруживающая улыбка.
Милле встал, стараясь не обращать внимания на любопытствующие взгляды товарищей.
– До завтра! – Он как можно небрежнее взмахнул рукой и тут же наклонился к поманившему его Юргену.
– Береги жопу! – Шепнул барабанщик, многозначительно осклабившись.
– Да пошел ты! – Прошипел Петроцца, выпрямляясь. Тило терпеливо дожидался его у двери.
Они вышли в морозную ноябрьскую ночь. Холодный воздух чуть отрезвил Милле и он, чтобы начать разговор, спросил:
– У тебя там что–то важное?
– Где? – Не понял Тило.
– Ну, в папке.
– Ах, в папке. У меня не было никакой папки.
– Тогда зачем мы идем в студию?
– Разве ты шел туда за папкой? – Тило остановился и внимательно посмотрел на вокалиста Креатора. Сверху вниз. Он был выше ростом, чем того хотелось бы Милле, но так или иначе…
– А за чем? – тупо переспросил Милле.
– Например, за этим. – Вольфф мягко пробежался пальцами по скуле Милле, повторяя очертания его лица, а потом вдруг наклонился и не спеша, провел приоткрытыми губами по его губам. Второй раз, третий.
– Ну, ты как? – Промурлыкал он, не отстраняясь от Милле.
Милле задыхался от наглости и развязности этого щенка, но в большей мере от переполнившего его желания. Он схватил Тило за шкирки и повалил на очень кстати подвернувшуюся скамейку, навалившись всем телом и придерживая за руки, чтоб у того не было возможности вырваться. Хотя он даже и не пытался, наоборот, с готовностью отвечал на яростные поцелуи Милле, прижавшись к нему всем телом, иногда слегка прикусывая его губу и вытворяя языком такие вещи, что вскоре руки Милле сами собой потянулись к молнии на брюках.
– Постой… – Рассмеялся Тило, освобождая руки. – Не так быстро. И не здесь. – Он зябко поежился и спрятал кисти в рукавах своего пальто. – Пойдем, же! – Нетерпеливо шепнул он Милле, почти коснувшись губами его уха, и, не дожидаясь, поднялся и пошел по усыпанной облетевшими листьями аллее…
Едва дверь студии захлопнулась за ними, Тило впился в губы Милле долгим страстным поцелуем, запустив холеную руку в спутанные волосы вокалиста Креатора, не давая тому возможности ни отвернуться, ни перехватить инициативу. Другой рукой он сумел, и весьма ловко, освободить обоих от верхней одежды, после чего так тесно прижался бедрами к Милле, что все сомнения последнего по поводу взаимности их желаний разом отпали. Оторвавшись, наконец, от Тило, Милле нетерпеливо толкнул его на диван, тут же опускаясь следом. Но тот легко выскользнул из его рук, не давая накрыть себя телом.
– Нет, не так. – Капризно прошептал Тило, забираясь на колени своему не то коллеге, не то любовнику, и возвращаясь к прерванному поцелую. Милле чувствовал, что окончательно сходит с ума от прикосновения этих горячих и жадных губ, от проникающих движений бесстыжего языка, переплетающегося с его собственным и ласкающего нёбо. Во время поцелуя он не прекращал неуверенными движениями гладить плечи и спину Тило. Тот же в своих действиях пошел куда дальше. Пробежавшись изящными пальчиками вниз по груди вокалиста Креатора, он принялся расстегивать ремень его джинсов, иногда испытывающее поглаживая скрытый ними комок возбужденной плоти. Чуть отодвинулся, чтобы получить простор для дальнейших действий, и запустил руку в брюки своей жертвы. Милле застонал. Его дыхание стало прерывистым. Вольфф свободной рукой отвел в сторону его волосы и начал покрывать поцелуями шею, заставив того выгнуться от возбуждения. В ответ, Милле, путаясь в бесчисленных кружевных оборках, пытался непослушными, дрожащими пальцами расстегнуть рубашку своего мучителя. Затея ему удалась не в полной мере, зато более опытный Тило уже успел распахнуть его рубашку и стал целовать грудь и живот, опускаясь все ниже, и лаская кожу кончиком языка. Решив, что действия Милле ему только мешают, он полностью сдернул рубашку с его плеч и стянул нею руки у него за спиной.
– Извращенец… – задыхаясь от возбуждения, прохрипел Милле.
– Думаешь? Может, тебе это не нравится? – Тило саркастически приподнял бровь. Затем, погладив его промежность, вдруг резко убрал руку. – Мне прекратить? – Неожиданно зло и жестко спросил он, чуть ли не испепеляя Милле взглядом ставших почти черными глаз. Волосы Тило в полном беспорядке рассыпались по плечам, а рубашка сползла, обнажая нежную белую кожу. Милле подумал, что свихнется окончательно, если этот чертенок вот так возьмет и уйдет сейчас, и поднял на Вольффа лихорадочно горящие, умоляющие глаза.
– Вижу, что все–таки нет. – Смилостивился Тило и, склонившись над Милле, легонько сжал зубами его сосок, добившись очередного хриплого стона. Изогнув губы в довольной ухмылке, Вольфф опустился на колени, после чего продолжил свой путь вниз к подрагивающим от нетерпения бедрам. Освободив Милле от излишка одежды, Тило принялся нежно поглаживать его член. Наклонился еще ниже. Почувствовав горячее дыхание, Милле задрожал от предвкушения. Взглянув на него снизу вверх с улыбкой демона–искусителя, Тило медленно прошелся языком по всей длине, немного задержавшись на окончании. Убедившись, что этот мужчина полностью в его власти и уже с трудом сдерживается, он стал форсировать события. Движения и ласки теперь были более настойчивыми. Он уперся одной рукой о Милле и стал все больше забирать член в рот, дразня языком и изредка легонько покусывая. Поняв по ритмичному подрагиванию бедер, что тот вот–вот кончит, Тило несколькими быстрыми глубокими движениями довел его до вершины и успел отпустить, чтобы с удовлетворенной усмешкой наблюдать за бурным семяизвержением. Хоть он и отстранился, несколько капель спермы попало ему на рубашку. Основная же часть пришлась на живот Милле.
Пока обессиленный вокалист Креатора приходил в себя, полулежа на студийном диване, в первый раз ставшем площадкой для любовных игр двух мужчин, Тило невозмутимо начал приводить себя в порядок. Уже застегивая рубашку он присел рядом с Милле в своей любимой манере – закинув ногу на ногу – и с ироничной улыбкой спросил:
– Ты что–то говорил о съемках клипа? Мне хотелось бы, чтобы ты предупредил меня заранее, ок?
Милле, все еще без штанов, посмотрел на Тило безумными глазами. И как он может так спокойно говорить о работе после того, что только что произошло? Он наблюдал как Вольфф, видимо не особо рассчитывая на вразумительный ответ, поднялся и подошел к зеркалу, придирчиво поправляя что–то в своей прическе. Самовлюбленный подонок!
– Я позвоню тебе, как только будет назначена дата съемок. – Милле все–таки нашел в себе силы ответить.
– Договорились. – Тило скользнул в пальто. – Я пойду. Мне действительно уже пора.
Он пожал плечами, как будто извиняясь. Быстро подошел к Милле, и, не давая времени опомниться, обжег губы прощальным поцелуем, доверчиво глядя прямо в глаза.
– До встречи. – Дверь за Тило захлопнулась, и Милле остался один.

2

Милле считал дни, оставшиеся до начала съемок. Все это время, проведенное без Него, он места себе не находил, брался за все подряд, чтобы хоть как–то себя отвлечь, и тут же бросал; ходил потерянный и погруженный в свои мысли, заставляя друзей недоумевать, что же случилось с их прежде веселым и жизнерадостным товарищем. А он, как ни старался, не мог заставить себя выбросить из головы образ Тило, забыть прикосновения мягких, горячих губ и нежные ласки тонких, совсем не мужских рук. Он больше не стыдился произошедшего, не пытался стереть его из памяти, наоборот, готов был стерпеть любые насмешки и унижения, лишь бы продлить тот далекий осенний вечер на всю жизнь. Мысли беспорядочно толпились у него в голове, отталкивая и перебивая друг друга, безжалостно выдергивая его из реальности днем и мешаясь с беспокойными, мучительными снами ночью. Кто он для Тило? Один из бесконечной и безымянной череды случайных любовников? Или, может, очередная жертва, взятая напором и обаянием, замешенном на извращенной сексуальности, лишь для того, чтобы потешить самолюбие и удовлетворить свое болезненное желание нравиться? А вдруг он на него обиделся? Эта мысль пугала сильнее всего. В конце концов, это он подарил Милле незабываемое и ни с чем не сравнимое наслаждение, и что сделал тот в свою очередь? Сидел, застыв, безвольно словно статуя, позволяя своей мечте уйти. Да, он пребывал в замешательстве. Пусть. Но он не предпринял ни малейшей попытки хотя бы остановить Тило. Или поблагодарить… Ага, спасибо за классный минет, заходи еще! Тогда бы Тило точно послал его куда подальше. А так он скоро приедет на съемки. Когда Милле ему звонил, чтобы сообщить о назначенной дате, голос у Вольффа был ровный и спокойный, и разговаривал он официальным холодным тоном, ни малейшего намека на хоть какие–то чувства. И от предложения встретить его тоже отказался. Неужто его опасения не беспочвенны? Еще неделя…
Тило буквально влетел в студию.
– Извините за опоздание. – Он виновато потупил глаза. Часы показывали две минуты двенадцатого. Тило обещал приехать в одиннадцать… – У нас такие пробки. – Он беспомощно развел руками.
– Ты на машине?
– Я? Нет. Меня Анне подбросила.
Анне. Еще одна головная боль Милле. Он успел в достаточной мере ознакомиться с жизнеописанием Лакримозы, послушать все их альбомы и даже просмотреть кошмарные клипы. И все же роль Анне в жизни Тило была понятна ему не конца.
– То есть, ты не один сегодня? – Милле даже не попытался скрыть ревнивые нотки в голосе. И Тило, естественно, прекрасно их расслышал.
– А это уже не от меня зависит. – По его губам пробежала тень довольной улыбки. – У Анне дела в Гамбурге, и она подвезла меня, так как ей все равно по дороге. Милле, можно тебя на минутку?
Он даже не потрудился прикрыть за ними дверь, просто отошел вглубь комнаты и притянул вокалиста Креатора к себе.
– Ревнивый дурачок. – Горячо зашептал он в ухо Милле, в следующий миг легонько сжав его зубами и лаская языком. – Я по тебе так скучал…
Милле, совершенно потеряв контроль над собой, сграбастал Тило в охапку, лихорадочно ища его губы. Но Вольфф с какой–то непостижимой, истинно кошачьей ловкостью вывернулся из объятий и неожиданно сильно стиснул его запястья.
– Не торопись. У нас еще будет время. А здесь слишком много свидетелей. Обещаешь быть хорошим мальчиком?
Милле покорно кивнул. Тило отпустил его руки.
– Вот так лучше. …говоришь, все уже готово к съемкам? – Спросил он нарочито громким голосом.
Это было правдой. Сегодня предстояло отснять незамысловатую сцену исполнения песни дуэтом Петроцца–Вольфф. Особых декораций и спецэффектов сложнее традиционного дымопускания не предвиделось, поэтому с выбором помещения для съемок тоже не напрягались. Студия располагалась в старом, частично заброшенном парке, и по соседству с ней обнаружилось отличное пустующее строение, которое как нельзя лучше подходило в качестве места съемок. Все было уже подготовлено, и ждали собственно только исполнителей главных ролей.
– Так, ребята, сейчас вам припудрят носики и пойдем.
Тило недовольно поморщился при виде визажиста.
– Я сам. – Тоном, не терпящим возражений, сообщил он и исчез в импровизированной гримерке, прихватив с собой таинственный пакет.
Милле стоически разрешил поелозить по своей физиономии кисточкой и теперь курил, нетерпеливо поглядывая на дверь, за которой скрылся Тило. Она открылась через целую вечность, зато результат Вольффовских экспериментов с косметикой заставил всех остолбенеть. Милле, конечно, видел Тило в гриме на фотографиях, но вживую – никогда.
На бледном, практически белом лице выделялись темные, искусно обведенные черным карандашом глаза. Губы также были густо накрашены черной помадой с нарисованными уголками, что придавало лицу схожесть с какой–то демонической театральной маской. Свой чудной черно–белый ирокез Тило начесал так, что тот стал напоминать последствия одностороннего взрыва на фабрике готических макарон.
Тило обвел всех взглядом, проверяя, какой эффект произвела его внешность, и, явно оставшись довольным результатом, скривил черные губы в усмешке.
– Что, нравлюсь? – В полголоса спросил он Милле, вопросительно подняв подчеркнутые черным брови, от чего еще больше стал походить на демона.
Милле облизнул пересохшие губы.
– Ты же сам прекрасно знаешь ответ. Зачем ты меня еще дразнишь?
Тило недоуменно передернул плечами и зашагал вслед за режиссером, внимательно слушая его указания, при этом успевая оглядываться по сторонам, явно упиваясь впечатлением, которое он производил на порядочных бюргеров, выбравшихся подышать свежим воздухом в городской парк.
Оба вокалиста заняли стартовые позиции каждый у своего микрофона. Им должно было делать вид, что они поют. Остальное решал монтаж. Включили фонограмму, и все шло как нельзя лучше, пока Милле не глянул в сторону Тило. Боги, что тот вытворял с микрофоном! Томно оглаживая стойку обеими руками, он увивался около нее словно стриптизерша вокруг шеста, иногда судорожно вцепляясь в микрофон одной рукой, продолжая ласкать стойку другой. Тело Милле совершенно однозначно отреагировало на столь вызывающие действия, и он застыл, пытаясь одновременно справиться со стыдом и так некстати возникшим желанием.
– Стоп! Стоп! Милле, что случилось? – Спустя некоторое время отреагировал режиссер, который сам во все глаза пялился на Тило. – Или мы работаем или считаем ворон! Давайте, сначала!
Милле занавесился волосами, изо всех сил стараясь не смотреть вправо, где стоял Вольфф. Наконец раздалось долгожданное «Стоп! Снято!». Очередная пытка закончилась. Они вернулись в студию, и Тило пошел смывать макияж.
– Слушай, Милле, где ты выкопал этого пидорка? – спросил режиссер, подсев к нему и кося глазами в сторону туалетной комнаты.
– Не Смей Его Так Называть! – Чеканя каждое слово, ощерился тот.
– Все. Понял. – Примирительно подняв ладони, поспешно сказал режиссер. И, увидев, входящего в комнату умытого и причесанного Тило, добавил: – А теперь пару фото на память!
Петроцца разочарованно вздохнул: казалось, они никогда не уйдут отсюда! Тило ободряюще улыбнулся ему. Защелка фотоаппарат, но режиссеру все что–то не нравилось. Наконец он понял, что именно, и вытолкал сопротивляющихся фотомоделей на улицу. Режиссеры люди вообще бесчувственные и бессердечные, так что декабрь месяц и минусовая температура ничуть не смутили этого деятеля культуры. Найдя окружающий пейзаж вполне удовлетворительным, он попросил начинающих коченеть вокалистов принять позы, соответствующие народным представлениям о рок–музыкантах. Милле скорчил зверскую тру–метал гримасу, а Тило… Этот дьявол не придумал ничего остроумнее, чем уютно устроиться рядом, положив подбородок ему на плечо и преданно смотря в камеру с загадочной улыбкой Джоконды. Режиссер был вне себя от восторга. По окончании фотосессии Милле отвел его в сторону и, приставив кулак к самому его носу, в деталях расписал, что с тем станется, если эти фотографии появятся в прессе. Благо опыт общения с Тило в значительной мере расширил его кругозор по части изощренных угроз.
Невероятно, но теперь их оставили одних. Они медленно брели по парковой аллее. Молча. Тило явно ждал чего–то от Милле, а тот никак не мог подобрать подходящих слов. Впереди уже был виден широкий проспект. Окончание их совместного пути. Или же начало. Сегодня Вольфф великодушно решил предоставить сделать этот выбор Милле. Хотя на самом деле давно сделал его за них двоих, даже не подумав, что ломает еще одну судьбу. За свою, совсем недолгую еще жизнь, он постоянно сталкивался с человеческой жестокостью и, не задумываясь, без разбору платил людям той же монетой.
– Может, зайдем ко мне? – Милле окончательно сдал свои позиции, позабыв о гордости, полностью отдавая свою судьбу в руки избалованного, злого мальчишки.
– Разве я могу отказаться от такого предложения? – на красиво очерченных губах Тило заиграла победная улыбка.
Жил Милле не так далеко от парка – каких–нибудь полчаса ходьбы. Это были самые ужасные полчаса в его жизни. Он едва сдерживался, чтобы не сграбастать Тило и не двинуть домой на всех скоростях. Но вместо этого они продвигались вперед неспешным прогулочным шагом. Тило шел легко и изящно, словно по подиуму. У Милле мелькнула шальная мысль взять его под ручку: пусть считают, что модельку подцепил. Да–а, дорогой мой, последние мозги выветрились, подумалось вокалисту Креатора, и он тут же предпринял попытку к осуществлению своей идеи. Тило отшатнулся и смерил Милле взглядом, в котором мешались удивление и презрение. Через секунду он взял себя в руки и нацепил обычную загадочно–печальную маску, но у Милле тоскливо заныло сердце от того, что ему, наконец, удалось разглядеть краешек правды. И эта правда была ужасно горькой на вкус.
– Милле, пойми, это тебе здесь жить. А люди… они все запоминают. Не создавай себе лишних проблем. – Тило смотрел куда–то в пространство, в его глазах мелькали отблики давно пережитой и загнанной в самый дальний уголок памяти боли. – Я знаю. Не повторяй моих ошибок. – Глухо добавил он.
Дальнейший путь проходил в молчании. Да и были ли теперь уместны какие–либо слова?
Оказавшись около дома, они вошли в подъезд и остановились перед лифтом. Милле бездумно наблюдал, как мигают, сменяя друг друга, номера этажей.
– Прости меня.
Милле повернул голову, чтобы в следующий момент его затянуло в бездонный омут темных глаз. И никакой соломинки у него не было, чтобы ухватиться.
– Я так устал от этих вечных пряток… – жаловался Тило срывающимся голосом. На этот раз он не стал противиться объятиям Милле, только доверчиво прижался к нему словно ребенок. А тот нежно гладил мягкие волосы, целовал тонкую кожу на висках, неумело утешая своего любовника.
Двери лифта открылись. Брови стоявшего там мужчины удивленно поползли вверх, а Милле даже и не подумал отстраниться от Тило, с вызовом глядя прямо в глаза соседа. Все так же обнявшись, они зашли в лифт, и Милле лишь благодаря выработавшейся привычке сумел нажать нужную кнопку, потому что губы Вольффа уже скользили по его лицу, а горячее дыхание жгло кожу…
Открыв входную дверь, хозяин квартиры сделал приглашающий жест рукой, отпустив Тило от себя и пропуская его вперед:
– Добро пожаловать.
– Спасибо. – Тило зашел внутрь и окинул взглядом прихожую. Милле про себя поблагодарил бога за то, что домработница приходила только вчера и он, предчувствуя развитие событий, не успел насвинячить. Он снял куртку и повесил ее на вешалку. Чуть ли не рефлекторно попробовал помочь Тило с его френчем, но тот с улыбкой отверг помощь, сняв не только верхнюю одежду, но и умопомрачительный атласный пиджак дивного розового цвета, оставшись в одной черной рубашке с пышными рукавами и рюшами, соблазнительно расстегнутой у ворота.
Милле, исполняя роль радушного хозяина, хотел предложить что–нибудь выпить, но Тило снова опередил его, закрыв рот поцелуем. А целовался он мастерски, в этом вокалист Креатора неоднократно имел возможность убедиться. Он почувствовал, как нетерпеливо подались вперед бедра Тило, ощутив его возбуждение через двойной слой ткани. Милле бросило в жар, в голове помутилось. Он просто сгреб в охапку столь желанное тело и, отбросив сомнения, поволок его в спальню, справедливо полагая, что кровать – наилучшее место для того, что намечается. К цели они шли почти на ощупь, не в состоянии оторваться друг от друга. И в итоге споткнулись о кровать, повалившись на нее спутанным клубком, что заставило их разомкнуть объятия. Тило приподнялся на руках и окинул взглядом поле действий. В его глазах мелькнуло одобрение. Кровать выглядела очень внушительно. Большая – настоящий сексодром, со спинкой, явно ручной ковки, застеленная черными простынями. Подходящее место, будоражащее воображение. Обрывая его размышления, Милле требовательно потянул Тило на себя, одновременно пытаясь высвободить заправленную рубашку. Торопливо ответив на поцелуй, Вольфф каким–то единым неуловимым движением выскользнул из сорочки и начал стягивать с Милле свитер, дразняще покусывая кожу на груди. Потом прошелся языком до самого пупка, оставляя на теле влажную дорожку, и зубами расправился с пряжкой ремня. Милле офигел, безропотно позволив спустить с себя джинсы и все остальное, что еще оставалось на нем. Каким образом сам Тило оказался, в чем мать родила, Милле вспомнить не мог. Рядом с коренастым креаторовцем, его тонкая фигурка казалась особенно хрупкой и даже немного женственной, поэтому Милле старался быть предельно осторожным, чтобы не дай бог, не причинить боли. Они переплелись на черных простынях, исступленно лаская друг друга, торопясь насладиться своей близостью, не в силах поверить, что им, наконец, выпало счастье остаться наедине, вдалеке от посторонних взглядов.
Через некоторое время Тило надоела затянувшаяся прелюдия, и он стал медленно сползать по Милле, извиваясь и вжимаясь в него всем телом, заставляя того выгибаться дугой и приглушенно стонать. Когда Тило добрался до его возбужденного члена и начал сначала пальцами, а потом и языком обрабатывать его, Милле, в очередной раз, смирившись с пассивной ролью, запустил руку в черно–белые пряди в предвкушении удовольствия. Но, похоже, сегодня этот дьяволенок решил с ним поиграть. Раз за разом, он доводил его почти до вершины и отступал, переключаясь на более невинные ласки, вынуждая Милле метаться, словно в бреду, комкая простыни и сдавленно рыча, сдерживая рвущийся наружу стон. Наконец, сжалившись над своей донельзя измученной жертвой, Тило несколькими расчетливыми движениями позволил ему кончить. Самодовольно сощурившись, наблюдал, как в последний раз напряглись бедра Милле, а через мгновение по ним уже стекали струйки спермы. Затем вытянулся рядом, подложив под голову руки, повернувшись к Милле и искушающе блестя глазами из–под упавшей челки.
Немного отдышавшись, Милле перевернулся на бок, так, чтобы удобнее было наблюдать за любимым, нежно провел рукой по его плоскому животу, затем, немного нерешительно накрыл ладонью член, как бы приглашая продолжить игру. Тило лукаво ухмыльнулся и соскользнул с кровати, чтобы через мгновение снова оказаться рядом, зачем–то держа в руках брючный ремень. Довольно грубо повалив Милле на живот, он оседлал его и, взяв за руки, свел их у него за спиной и стал опутывать ремнем, покрывая петлями жесткой кожи от локтей до запястий. Действовал он быстро, не давая времени, чтобы опомнится, иногда задевая массивной пряжкой спину, оставляя на ней глубокие царапины и заставляя Милле вскрикивать от боли и неожиданности. Покончив со связыванием, он любовно, с жадностью коллекционера, обретшего желанную редкость, провел руками по мускулистой, но такой беззащитной спине. Удивленно уставился на замаранные красным пальцы, задумчиво слизал с них кровь.
– Извини, я тебя поранил. – С этими словами он наклонился и провел языком по одной из ранок, вызвав у Милле полустон–полурык, в котором смешались боль и удовольствие. Такая реакция и вкус крови на губах вызвали у Тило улыбку, которую, впрочем, легко было перепутать с оскалом. Он занялся второй царапиной, вынуждая любовника снова выгнуться от болезненного возбуждения. Лаская руками его спину, он постепенно спустился к ягодицам и, раздвигая их, провел между ними пальцами. Заметив, что Милле напрягся от понимания, что именно сейчас произойдет, он лег на него и, приблизив свои губы к его уху, страстно прошептал:
– Не сопротивляйся – тебе будет почти не больно, и ты даже получишь удовольствие… – он нежно куснул его в плечо. Тем временем один его палец уже проник во входное отверстие, открывая путь остальным. На некоторое время ему пришлось убрать руку, чтобы выдавить на нее предусмотрительно захваченной смазки – Тило совсем не хотел доставлять своему любовнику лишнюю боль. Пытливые пальцы сразу вернулись на место, благодаря жидкости проникая еще глубже и задевая какую–то неведомую Милле точку, прикосновения к которой заставляли его стонать и шире раздвигать бедра, полностью открывая Тило путь. Решив, что он уже готов, и настал его черед, Тило положил обе руки ему на бедра и резко, без колебаний, ввел в него свой, уже давно стоящий в возбуждении член. Милле заскулил и закусил от боли простыню – ощущения оставляли желать лучшего. Такое впечатление, что ему в зад загоняли раскаленный кол, который к тому же не оставался на одном месте и с каждым толчком проникал все глубже. Постепенно, когда Милле уже исчерпал весь запас ругательств, которыми он щедро осыпал Тило в промежутках между криками и стонами боли, ей на смену стали приходить новые ощущения все нарастающего удовольствия и возбуждения. Бранные слова превратились во всхлипы и протяжные стоны наслаждения. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он все больше раздвигал бедра, подхватывая ритм движений. Когда же его несравненный мучитель обхватил пальцами член и стал ласкать его в такт, Милле изогнулся, полностью ему отдаваясь и признавая победу над собой. Чувствуя приближения оргазма, Вольфф ускорил свои движения, делая их еще более резкими, стремясь войти как можно глубже. Находясь на вершине блаженства, Тило, издав глухой стон сквозь стиснутые зубы, замер, изо всех сил вжавшись в Милле. В следующую секунду он уже нашел его губы, благодаря за доставленное удовольствие, при этом не прекращая свободной рукой двигаться вверх–вниз по его члену. Через пару мгновений кончил и Милле – чуткие пальцы Тило довели начатое до конца. Он еще не успел прийти в себя, а Тило уже извивался рядом, терся щекой о его щеку и мурлыкал словно кошка.
– Милле, ты просто чудо… – Коснулся губами ресниц, слизнув выступившую слезинку. – Надеюсь, тебе понравилось?
Затем, спохватившись, начал ловко распутывать ремень, стягивающий руки, прошелся легкими массажными движениями по затекшим плечам, покрывая поцелуями спину и шею. Потом зарылся лицом в спутанные волосы, шепча какие–то нежные глупости. Милле таял, хотя казалось, дальше уже некуда. Вдруг, прервавшись на полуслове, Тило отстранился и совершенно нормальным тоном поинтересовался, где можно взять чистые полотенца. Если Милле и бесило что–то в Вольффе, так это его полная непредсказуемость. Он лишь махнул рукой, указывая на тумбочку, и молча сверлил его взглядом, когда Тило, стопроцентно уверенный в том, что за ним наблюдают и осознающий свою привлекательность, нарочито медленно вставал с кровати и, гибко потянувшись, направился к тумбочке, давая возможность полюбоваться собой со всех сторон. Когда он, наконец, исчез в дверном проеме, Милле готов был завыть от переполнившей его злости на Вольффа. И на себя тоже. Из мстительности он не сказал Тило, где находится ванная комната. Пусть хоть так помучается. Но, судя по звукам, тот нашел ее с первого раза. Чертенок! И это существо, чья половая принадлежность вот уже сколько лет служит поводом для шуток всей европейской рок–тусовки, только что натянуло его самым постыдным образом! А он еще извивался и верещал как девка! О, Милле, как ты опустился! Он скрипнул зубами, до боли сжав кулаки, и ненавидящим взглядом уставился в сторону, откуда должен был появиться Тило. Он и появился, облаченный лишь в полотенце, обернутое вокруг бедер. Да уж, меньшего полотенца в доме Милле, видимо, не нашлось. Взгляд предательски смягчился и теперь заинтересованно шарил по тому месту, где полотенце расходилось, открывая полоску кожи.. Все же перемена его настроения не ускользнула от Тило, и он спросил:
– Что–то случилось?
– Случилось? Ты еще спрашиваешь? Да! Ты случился! – Милле разом вспомнил всю свою обиду на этого самовлюбленного мальчишку.
– И что ты этим хочешь сказать?
– Ты мною воспользовался.
Тило расхохотался.
– Боже, Милле, ты говоришь, будто скромница, которую лишили девственности… Хотя, может, и лишили. – Тило снова прыснул. Но, увидев, выражение лица Милле, поспешно добавил: – Но–но, только без рук! И вообще, я тебя ни к чему не принуждал.
– А это? – Милле протянул к нему запястья, на которых до сих пор сохранились следы от ремня.
– Не будь ребенком, в самом деле! Тебе стоило сказать, что ты не хочешь. Я не зверь и человеческую речь вполне понимаю. – В голосе Тило начали появляться нотки раздражения.
– Ты специально это сделал… Хотел унизить меня, да?
Глаза Тило недобро прищурились, в них снова появилась не свойственная ему жестокость.
– То есть пока ты думал, что именно ты будешь меня трахать, все было в порядке? И ты был совсем не против. – Пугающе спокойным тоном спросил Тило, потом, не выдержав, сорвался на визг: – Скажи мне, почему? Почему вы все думаете, что меня можно зажимать в любом углу и иметь как шлюху? Чем я от вас отличаюсь?
Милле, немного ошалев от такого напора, лишь изображал руками какие–то фигуры, видимо, призванные описать внешность Вольффа. Тот оскалился. Сорвал с себя полотенце и вплотную подошел к Милле.
– А теперь? – Его голос снова был спокойным, но за этим деланным спокойствием, скрывалась истерика, только и ждущая удачного момента, чтобы вырваться наружу. – Теперь я сильно от тебя отличаюсь? Так почему же ты… – он не договорил, лишь швырнул полотенце в лицо Милле и, отвернувшись, начал торопливо одеваться. Его плечи как–то странно подрагивали, но только после того, как Тило украдкой мазнул рукавом по лицу, до Милле дошло, что тот плачет.
Он встал, не понимая, что это на него нашло, взял Тило за плечи, рывком повернул и прижал к себе. Смотря на заплаканное лицо, упрямо закушенную, чтобы сдержать слезы, губу и злые, затравленные как у пойманного волчонка глаза, Милле проклинал себя за то, что, не подумав, разбудил и вытащил на свет старую обиду, напоил ее своей ненавистью, а потом вылил на этого мальчика. Мальчика. Вот оно что. Несмотря на то, что Вольфф, в принципе, не намного моложе его самого. Но, увидев его слезы, Милле почувствовал себя так, будто обидел ребенка. Он хотел его утешить, но Тило уперся обеими руками ему в грудь, отрицательно помотав головой, предупреждая все его действия, и тихо сказал:
– Нет, Милле. Не нужно. – Горькая усмешка искривила его губы. – Это была моя ошибка. Снова. Просто забудь, ладно?
Он осторожно убрал руки Милле со своих плеч и почти бегом направился в сторону прихожей, на ходу срывая с вешалки свою одежду. Мягко прикрыл за собой дверь, и Милле осталось лишь слушать, как затихают на лестнице торопливые шаги.

3

– Милле, хватит мечтать! Нам через пять минут выступать!
Милле бросил последний завистливый взгляд на снимок, изображавший морское побережье, где на данный момент отдыхали его друзья, и захлопнул крышку телефона. Взял гитару и поплелся в сторону сцены.
Это был большой трехдневный рок–фестиваль в Динкенсблюе: сборная солянка из групп самых различных направлений – от деза до фолка. Креатор были негласными хедлайнерами первого вечера. Публика встречала их неплохо, но все же не сравнить с сольным концертом, когда все пришли исключительно ради того, чтобы услышать тебя.
После выступления традиционная афтепати и пара часов сна для того, чтобы более–менее прийти в себя перед отъездом. Утром ребята с заспанными страдальческими лицами разбредались по машинам. Кроме Милле. Он решил задержаться еще на денек – сегодня вечером выступала Лакримоза. Он не видел Тило с того самого дня. Дня, который так хорошо начинался и настолько непредсказуемо ужасно закончился. Семь лет… Хотя, если быть честным, «не видел вообще» было не совсем правдой. Периодически они пересекались на мероприятиях, подобных этому, сухо здоровались и расходились. Еще вчера он думал, как бы поскорее убраться отсюда, чтобы случайно не наткнуться на Вольффа; но сегодня утром, увидев какую–то девчушку в черной футболке с таким знакомым логотипом в виде клоуна, Милле почувствовал, что ему просто необходимо встретиться с Тило. Он не может больше жить, зная, что обидел этого мальчика и не попросил прощения… Хотя мальчиком Тило уже, конечно, не был.
Лакримоза приехала днем, но Милле все никак не удавалось перехватить вокалиста. Он всем был срочно нужен: то интервью, то какая–то неотложная встреча, то переговоры. Пару раз Милле его видел, когда он, весь взъерошенный, пробегал мимо, спеша на очередное рандеву. Петроцца даже не мог себе представить, что Вольфф, с его–то педантичностью во всем, что касалось внешности, способен появиться на людях в подобном виде – распущенные волосы взлохмачены и беспорядочно разбросаны по плечам, на лице ни грамма косметики. Правда, последнее, на взгляд Милле, делало Тило совершенно неотразимым – исчезала искусственная жестокость и он становился похожим на красивого, но капризного ребенка. Одежда Вольффа также отличалась некоторой небрежностью. Неизменные кожаные штаны и самая обыкновенная черная рубашка навыпуск – верхние пуговицы расстегнуты так, что можно сполна оценить разнообразие кулонов на шее Тило, а подвернутые по случаю теплой погоды рукава обнажают тонкие запястья, стиснутые браслетами. Фигурка Тило оставалась такой же по–мальчишески тоненькой, и Милле невольно залюбовался грацией его движений, пристыжено думая, что сам он уже года два как боится становиться на весы…
Народу все прибывало. Многие приезжали только на один день – увидеть Лакримозу. Где–то в душе шевельнулась зависть, но ее слабые попытки что–либо заявить заглушались предчувствием встречи. До самого вечера Милле так и не выпало не одной возможности выцепить Тило. Потом был концерт. Как ни парадоксально, но он впервые видел живое выступление Лакримозы. Вернее, выступление Тило. Потому что он один и был всей группой, все влюбленные взгляды (Милле ревниво отметил, что таковые принадлежат не только девушкам, но и многим парням) были прикованы к хрупкой фигурке у микрофона. Что и говорить – Тило был великолепен. Выразительное лицо, изящные движения рук – будто он дирижировал лишь ему видимым оркестром, стройные ножки, которые он так сексуально скрещивал (Милле вообще слабо понимал, как можно стоять в подобной позе и насколько это удобно), и эти его потрясающие маневры с микрофонной стойкой. Вдоль спины пробежала сладкая дрожь, и Милле, с трудом оторвав взгляд от Вольффа, стал протискиваться сквозь толпу. Ему нужно было успеть попасть за кулисы, прежде чем концерт окончится.
Конечно, его пропустили безоговорочно: название «Креатор» еще кое–что значило в рок–музыке. Он стоял перед гримеркой, раздумывая над тем, какие же слова скажет Вольффу. Поначалу он действительно хотел лишь извиниться. Избавиться от того, что мучило его все эти годы. Но увидев, как изящная ручка Тило скользит по микрофонной стойке… Нет, только не начинать все сначала! Просто объясниться и уйти.
Чьи–то ладони закрыли ему глаза, царапая кожу металлом колец, дыхание ласковым теплом коснулось шеи, влажный язык прочертил дорожку до самого уха. Милле обмер. В следующее мгновение Тило уже заглядывал ему в глаза, упершись обеими руками в грудь, не позволяя себя обнять.
– Я знал, что найду тебя здесь.
Удивленно поднятые брови.
– Я тебя видел. Ты же всю дорогу ходил за мной словно хвостик! – Тило рассмеялся. – Не обижайся. – Легкое прикосновение губ.
Милле настойчиво потянул Вольффа к себе, но тот, тревожно оглянувшись, убрал его руки со своей талии и торопливо прошептал:
– Приходи на афтепати! – Грубо подтолкнув Милле в сторону выхода, он скрылся в гримерке. Послышались голоса, и Петроцца предпочел убраться, пока его тут не засекли.
Он оставил свой автомобиль довольно далеко от клуба, в котором проходили послеконцертные вечеринки. Решил немного прогуляться. Поплотнее запахнул косуху – стоял август, и ночи уже были прохладными – и неспешно направился к клубу. Нужно было немного подумать, разобраться в ситуации, разобраться в себе. Но все мысли вертелись вокруг одного человека, и им был Тило Вольфф. Он изменился. Повзрослел. Больше не было того бунтаря–мальчишки, того бесенка с холодными как лед, никогда не улыбающимися глазами. Дикий ирокез уступил место аккуратному хвостику, хотя черно–белая цветовая гамма, так поразившая его в самом начале, осталась. Боевая раскраска арлекина сменилась профессиональным макияжем: немного светлого тона, чтобы скрыть веснушки, слегка оттененные глаза, чуть подчеркнута и без того идеальная линия губ. Теперь Тило походил на холеного, сытого, довольного, самоуверенного кота. Может, правда, это была всего лишь одна из его масок – Вольфф по праву считался обладателем внушительной коллекции.
Он был уже на месте. Сидел за столиком, непринужденно беседуя с каким–то парнем, и лишь нервные движения, какими он сбивал пепел с сигареты, выдавали его нетерпение. Милле уверенно подошел, поздоровался и, как ни в чем не бывало, присоединился к компании. В глазах Тило мелькнул легкий укор, наверное, по поводу его опоздания, но он продолжал с милой улыбкой разъяснять собеседнику тонкости передачи своих творческих задумок с помощью музыкальных инструментов эпохи барокко. Тот совершенно явственно страдал. Когда Тило, сохраняя самое серьезное выражение лица, принялся рассуждать о процентном содержании различных примесей в материале, из которого сделан гобой, и их влиянии на его звучание, бедный парень не выдержал и изъявил желание сходить еще за стаканчиком. Тило проводил его насмешливым взглядом и повернулся к Милле: легкая полуулыбка на губах, в слегка прищуренных глазах пляшут веселые чертики. Боже, как красив!
Петроцца облизнулся:
– А это неплохая идея. – Взгляд в сторону барной стойки.
– Нет! – Чересчур резко. – Ты за рулем?
Кивок.
– Пошли!
– А… а они? – Милле обвел взмахом руки половину зала. Он порядком растерялся от такой поспешности. – Ничего не будут потом говорить?
– А что, должны? С чего бы? – Тило недоуменно уставился на вокалиста Креатора. Наконец понял, что тот имел в виду. – Помилуй, неужели ты думаешь, что я тогда вернулся и все им выложил как на духу? Естественно, они ничего не знают! И не узнают. Особенно если ты перестанешь так откровенно на меня пялиться и подотрешь слюни. Тило лукаво улыбнулся.
– Пойдем же! – уже шепотом.
Сопротивляемость Милле упала до нуля, и он покорно поднялся вслед за Вольффом. Возле выхода их нагнала Анне.
– Тило, ты куда?
– Нам (поворот головы в сторону Милле) нужно поговорить, а тут слишком людно и шумно. У меня от всего этого уже голова раскалывается. – Тило недовольно скривил губы и смешно наморщил лоб. И, предупреждая следующий вопрос: – Потом расскажу.
– Я надеюсь, мальчики, вы будете себя хорошо вести? – Нурми пригрозила им пальцем.
– Есть хорошо себя вести, мэм! – Тило шутливо отсалютовал ей. Они с Анне рассмеялись.
Уже в дверях он повернулся и послал ей воздушный поцелуй. Милле почему–то решил обидеться и нахохлился как воробей в непогоду.
– Где твоя машина?
Неопределенный взмах рукой куда–то вперед.
– Хорошо, значит, пройдемся. Ходьба полезна для здоровья и фигуры. – Тило повел руками по стройным бедрам. У него явно было прекрасное настроение, и он всю дорогу болтал без умолку. Милле слушал вполуха, силясь справиться с душившей его ревностью.
– Милле. Милле! Да что с тобой такое?
– А?
– Я считаю, что тебе давно следовало научиться хоть немного скрывать свои чувства. У тебя же на лбу все написано огромными неоновыми буквами! В случае чего, ты сможешь подрабатывать вывеской в каком–нибудь узконаправленном магазине.
– Только если в витрине на противоположной стороне будешь красоваться ты. – Буркнул Милле.
– О, Милле! У тебя, оказывается, есть чувство юмора! Как ты мог от меня его скрывать? Милле, я говорил тебе, что ты прелесть?
Петроцца одарил Вольффа мрачным взглядом исподлобья.
– Твоя ревность здорово портит тебе жизнь. – Тило положил ему руки на плечи, сцепив сзади кисти. – Ну прости… Я обещаю искупить свою вину. Сполна. Все, что ты захочешь. – Вечно выбивающаяся белая прядка щекотала Милле лоб, мягкие чувственные губы манили своей близостью, и целый мир сосредоточился теперь в темно–карих глазах. Язык Тило без труда раздвинул упрямо стиснутые зубы, проник внутрь, будя позабытые иррациональные и недозволенные желания, которых Милле одновременно жаждал и боялся.
Они свернули с автобана и направились в сторону какого–то мелкого городишки, выбранного Тило наугад по дорожным указателям. Милле, тот вообще не горел желанием уезжать из Динкенсбюля, но Тило заметил, и вполне справедливо, что здесь слишком много любопытных глаз и ушей. Да и найти свободный номер в гостинице будет проблематично. Милле посмотрел на приборы, отметив, что бензина почти не осталось. Отлично, заедем на заправку, а это, как известно, лучшее место, где можно раздобыть всю интересующую тебя информацию о населенном пункте, и, главное, узнать, где здесь ближайшая гостиница. Он просто изнывал от страсти, разожженной тем коротким поцелуем на дороге. Милле не понимал, почему именно Вольфф будит в нем такие необузданные сексуальные желания. Ни одна женщина не вызывала в нем подобных чувств, по крайней мере, ему не нужно было прикладывать столько усилий, чтобы сдерживаться. Представители же своего пола вызывали у него вполне однозначную реакцию: да вы что? Это ж мужик! Все, кроме Вольффа. От него крышу сносило моментально…
Милле как раз беседовал с парнем с заправки, когда, заметил, что тот удивленно рассматривает что–то за его спиной. Обернулся, чтобы увидеть как Тило, выйдя из машины, демонстративно потягивается, будто провел в дороге как минимум полдня, а не тридцать минут. И почему–то он был без френча…
Милле вполне понимал удивление парня – не каждый день в своем захолустном городке увидишь такое. То ли девочка, то ли виденье… Лицо фарфоровой куколки, аккуратно зачесанные назад черно–белые волосы, облаченный в белоснежную рубашку в весьма оригинальном сочетании с классическим жилетом и рокерскими кожаными штанами – Тило не стал переодеваться после концерта. Если добавить ко всему этому многочисленные украшения в ушах, на шее и руках… Милле усмехнулся. Вся эта коллекция казалась детским лепетом по сравнению с тем, сколько металлолома таскал на себе Тило в молодые годы. Однако с заправщика хватило и этого. Он на полном автомате продолжал свои объяснения:
– …на Хауптштрассе есть отель семейного типа, а здесь неподалеку, на границе города – частный.
Тило своей мягкой кошачьей походкой подошел к ним, наградил Милле обожающим взглядом и томно произнес:
– Нет, семейного типа нам, пожалуй, не подойдет… А вот частный – самое оно. Как ты думаешь?
Вздрогнув от налетевшего порыва ветра – тонкая ткань рубашки совершенно не защищала его от холода, – он обхватил себя руками, недовольно надул губки и задумчиво протянул:
– Осень в этом году слишком рано…
Затем, ошеломив обоих, скользнул под куртку Милле, пытаясь хоть немного закрыть ее полами предплечья. Милле, инстинктивно обнял его, притянул к себе, отдавая частицу своего тепла. Так они и стояли живописной группкой: Милле, взвинченный донельзя близостью Вольффа, Тило с блаженствующей физиономией и совершенно неприлично прижимающийся к его возбужденному члену, и парень, красный как рак, заикаясь, объясняющий этим двум ахтунгам дорогу, лишь бы они поскорее убрались.
– Большое спасибо. – Мягкий, вкрадчивый голос Тило. Парень со старта развил немыслимую скорость и скрылся в здании.
Тило развернулся, закинул руки Милле за шею, покрывая его лицо быстрыми легкими поцелуями. Петроцца отстранился, и, больно сжав его плечи, сдавленно прорычал:
– Прекрати, Вольфф. Я могу сорваться и… Ты меня нарочно провоцируешь?!
На Тило его слова не возымели должного действия, лишь улыбка стала еще более бесстыжей.
– Наконец ты это заметил. – Он изогнулся так, чтобы касаться бедрами Милле, несмотря на все попытки того удерживать Вольффа на расстоянии, не обращая внимания, как сильные пальцы комкают безупречно выглаженную сорочку. – Я безумно тебя хочу.
Не давая Милле переварить эту невероятную информацию, он дернул плечами, сбрасывая его руки, и пошел к машине. На ходу обернулся, вся его мордашка выражала огромное сожаление:
– Но, боюсь, здесь нас могут не понять.
Гостиница занимала симпатичный маленький особнячок, стоявший поодаль от остальных строений, окруженный небольшим, диковатым на вид садом. Постояльцы, если они были, видимо уже спали – в окнах не горел свет, а столики на летней террасе были прибраны, стулья перевернуты. Сонный мужчина за администраторской стойкой развел руками:
– К сожалению, обычные номера на двух человек уже заняты, остались только с двухместными кроватями.
Тило перегнулся через стойку и, обворожительно улыбнувшись, произнес:
– Отлично. Вы не поверите, но именно это мы и искали.
Милле резко дернул его за брючный ремень – не хватало, чтобы их вышвырнули отсюда за аморальное поведение. Но того сегодня несло. Пока администратор, пожав плечами, мол, всякое бывает, снимал ключ, Тило успел шепнуть Милле на ухо:
– Обожаю, когда ты такой грубый.
Это было последней каплей. С трудом выдержав бесконечно долгую процедуру регистрации (занявшую от силы минуты две), Милле, счастливый обладатель вожделенного ключа, уже готов был рвануть наверх, когда услышал спокойный голос администратора. О нет, что ему еще нужно?
– Вам помочь отнести вещи?
– У нас нет вещей. – Отмахнулся от него Милле и бросился догонять Тило, уже поднимающегося по лестнице. Оказавшись вне поля зрения администратора, он прижал Вольффа к стенке, лишая возможности даже шевельнуться, впился в эти красивые желанные губы поцелуем, слишком сильно прикусывая их, получая какое–то садистское удовлетворение от болезненных стонов Тило. Наконец, немного отпустил его, и Вольфф, моментально вывернувшись из объятий, взлетел по лестнице, остановился, нетерпеливо дожидаясь около двери их номера.
Чертов ключ выскальзывал из рук, никак не желая попадать в замочную скважину, волосы – черные, белые – лезли в глаза, потому что Тило ни на секунду не хотел оставаться в бездействии. Тонкие пальцы выхватили непослушный ключ, на удивление ловко провернув его. Дверь распахнулась, пропуская тесно сплетенный клубок из двух тел, и тут же с грохотом захлопнулась. Одежда летела во все стороны. Послышался звон разбитого стекла – тяжелая косуха Милле снесла вазу или стакан. Господи, сколько ж у него может быть пуговиц? Тило, мягко толкнув любовника на кровать, стал раздеваться самостоятельно – медленно, изящно, красуясь в лунном свете. Белая рубашка бесшумно опустилась на пол, и Тило уже стоял над Милле, опираясь на колени, целуя запрокинутое к нему лицо и позволяя его рукам бесстыже ощупывать широко разведенные бедра. С сожалением оторвавшись от него, Вольфф уселся рядом, торопливо расстегивая брюки и жестом приглашая помочь ему избавиться от этого досадного препятствия. Звякнула, ударившись об стенку, пряжка ремня. Теперь Тило принадлежал ему. Только ему.
Нескончаемый сладостный поцелуй, словно время замерло... Бездонные черные глаза, не отрываясь, смотрели на него, вытягивая душу; он ласкался к нему всем своим гибким телом, доводя возбуждение до точки, когда разум отступает. Потом рывком перевернулся на спину, требовательно потянув Милле на себя, обвил его руками и ногами. Прижался к нему щекой, шепча, срывающимся от желания голосом:
– Давай, Милле. Я хочу…
Руки Милле приподнимают его бедра, губы благодарно целуют плечи, грудь. Внезапно он останавливается, смотрит Тило в глаза:
– А разве не нужно… – он обрывает вопрос на полуслове, но Тило и без того его понимает.
– Ах, черт. – Губы Тило касаются уголка его рта. – Отпусти же меня. – Он перегибается через край кровати, что–то ищет среди беспорядочно разбросанных вещей. – Держи. Нет, лучше я сам.
Через секунду он снова оказывается под ним, влажные пальцы скользят по его члену. Милле глубоко втягивает воздух, приглушая стон. Тило вскрикивает, когда он входит в него, судорожно переплетает ноги у него за плечами, однако руки настойчиво толкают его вперед. Снова и снова. Взгляд Милле задерживается на черной в лунном свете струйке, медленно стекающей по бледной коже. Кровь? Он нерешительно замирает.
– Что случилось? – В голосе Тило сквозит недовольство.
– Я… тебе же больно. – утвердительно.
– Да какая тебе разница?! – Лицо Тило искажается в оскале. – Продолжай, Милле, черт тебя побери! И быстрее, прошу тебя! – Он сильно подается вперед, последние слова теряются в стоне.
Милле слушается. Тило бьется, словно в истерике, его всхлипы, не то боли, не то удовольствия, только подстегивают его, заставляют двигаться все жестче и быстрее. Ногти больно впиваются в поясницу, верхняя губа приподнимается, обнажая зубы, громкий стон ударяет по ушам – Тило кончает на мгновение раньше, забрызгивая спермой их обоих.
Он снова видит лицо Тило. Уже над собой. Тот гладит его разметавшиеся по подушке волосы, довольно щурится, изгибая губы в развратной удовлетворенной усмешке. Милле замечает, что у него с одной стороны потекла тушь. Как в том фильме, про Ворона. Хочет сказать ему об этом, но Тило тянет его за руку. Милле вопросительно смотрит на него. Вольфф указывает рукой на дверь ванной комнаты и тихо спрашивает:
– Ты же со мной?
Привыкнув к яркому свету, Тило недовольно кривится, рассматривая свое отражение в зеркале. Отправляет Милле в душ, а сам задерживается на минуту, чтобы умыть лицо.
Они стоят под теплыми струями, увлеченно целуя друг друга, но уже без той поспешности, что была вначале. Им больше некуда торопиться. Они научились превращать мгновение в вечность.
Тило наскоро сушит волосы полотенцем.
– У тебя есть сигареты?
Утвердительный кивок. Милле ловит его за талию уже возле выхода..
– Ты простудишься.
Тило с деланно–страдальческим лицом берется за фен.
– Сигареты в кармане куртки.
– Ага. Ты тоже высушись. Я жду. – Он отдает Милле фен и выскальзывает из ванной.
Тило стоял на балконе полностью обнаженный и курил, потрясающе сексуально держа сигарету длинными пальцами. Милле, признайся себе, абсолютно все, чтобы он не делал, выглядит для тебя сексуальным…
– Перестань на меня так укоризненно смотреть. Лучше иди ко мне.
Милле обнял Тило, его прохладная кожа приятно волновала.
– Будешь? – Тило протянул Милле свою сигарету.
Тот с наслаждением затянулся.
– Ладно, пошли. А то холодно тут.
Тило брезгливо сдернул с кровати испачканное покрывало, швырнул его в угол и с наслаждением вытянулся на простынях. Милле лег рядом, включил ночник, чтобы лучше рассмотреть своего любимого. Он только заметил, какое усталое и осунувшееся у того лицо. Тонкая до синевы кожа под глазами – раньше этого не было заметно из–за грима, – морщинки в уголках. Он нежно касался губами столь дорогих ему черт, гладил худенькие плечи, грудь и плоский живот, с какой–то непонятной жалостью отмечая, как резко выступают под кожей ребра.
Его рука постепенно опускается все ниже, теперь ее ласки вызывают сладострастные судороги, пробегающие по телу Вольффа. Да и его собственное тело не остается равнодушным. Тило открывает глаза, придвигается вплотную к Милле и, завалив его на спину, проходится от шеи до паха поцелуями вперемешку с легкими укусами, играет языком с его, моментально затвердевшими, сосками.
– Милле, переворачивайся. – Нетерпеливый шепот звучит как приказ. Тило предельно возбужден, его член, касаясь Милле оставляет на коже влажные пятна. – Тебе так будет менее больно.
Тонкие пальцы проникают внутрь, нет, они не способны причинить вреда. И действительно, Милле даже приятно. Потом взрыв боли. Милле до крови закусывает губу.
– Кричи, милый мой, кричи. Так легче.
Милле больше не пытается удержать рвущийся наружу крик.
Тило двигается медленно, осторожно, стараясь причинить ему минимум страданий. Наконец боль отходит на задний план, вытесняясь куда более мощным ощущением. Наслаждение, граничащее с помешательством. Тило, видимо, это тоже чувствует, потому что больше не сдерживает себя, входит в него раз за разом, наращивая темп, слушаясь теперь только желаний своего тела. Секундная задержка. Нет, только не останавливайся! Но Тило просто склоняется над ним как можно ниже, его пальцы вжимаются в бедра, оставляя синяки, но Милле этого даже не замечает. Последний резкий толчок, зубы Тило впиваются ему в плечо, глушится его победный, совершенно нечеловеческий вопль. Милле чувствует бешеные удары его сердца, бьющегося в унисон его собственному. Руки уже скользят к его паху, гладят внутреннюю поверхность бедер, затем, мягким нажатием заставляют опуститься на спину. Губы охватывают его член, доводя до вершины блаженства.
Милле замечает, что до сих пор лежит, вцепившись Тило в волосы, не давая тому возможности даже поднять голову. Виновато убирает руку, но Тило лишь довольно улыбается. Милле привлекает его к себе, и они лежат некоторое время в полной тишине. Хотя нет, просто молча. О тишине не может быть и речи – воздух трещит от пения птиц. Уже светает. Тило протягивает тонкую руку, выключает ночник. Морщит нос при виде замаранной простыни.
– Ты первый. – Кивает головой в сторону ванной.
Прежде чем он успел включить воду, Милле слышит, как Тило просит прислать горничную, чтобы сменить белье в их номере. Неженка. Но какой, черт возьми, восхитительный неженка!
Целомудренно замотавшись полотенцем, Милле уступает ванную комнату Тило. Стук в дверь. Наверное, горничная пришла. Милле старается не встретится с ней взглядом, молча указывает на разоренную кровать и уходит на балкон курить. Все же успевает заметить, с каким презрением и отвращением она смотрит на него и на то, что творится в комнате. Сквозь спутанные волосы он наблюдает, как грязная простыня летит в угол к покрывалу, сметаются осколки разбитого стакана...
Дверь ванной приоткрылась. Тило не потрудился прикрыться хотя бы маленьким полотенечком. Бросил взгляд на застеленную чистыми простынями кровать и бесстыже разлегся на ней, сладко потягиваясь. Впрочем, к несказанному облегчению горничной, тут же спрятался под одеяло – с балкона тянуло утренним холодом. Перевернулся на живот и, положив подбородок на руки, обратил свой взор на Милле.
– Иди ко мне, милый. Тут теплее. – Он призывно улыбнулся из–под падающих на глаза волос. Приподнял край одеяла.
Милле и сам уже порядком замерз на этом балконе, так что принял предложение с благодарностью. Из–под одеяла вылетело полотенце и шлепнулось на груду грязного белья. Тило уютно устроился рядом с Милле и сонно пробормотал:
– И шторы, будьте добры, задерните.

Резкий окрик разбудил Милле. Кто–то слишком громко спорил в саду. Что ж им не спится в такую рань? Хотя, скорее всего уже перевалило за полдень. Милле хотел пошевелиться, но, посмотрев вниз и увидев, как сладко спит на его груди Тило, передумал. Заботливо натянул одеяло на его плечи, провел рукой по мягким волосам. Лежа в уютном гостиничном номере, в городке, название которого он уже и забыл, прижимая к себе это самое дорогое в мире существо, с которым уже через пару часов придется расстаться, и на этот раз, наверное, навсегда, Милле думал о том, как же он счастлив. А лучи солнца, пробиваясь сквозь неплотно задернутые гардины, играли на черно–белых прядях…



а вот и фотка в тему))))




a kappella =>>> в этом разделе есть тема "рассказы о Lacrimos'е, взятые с других сайтов и форумов".
Тема перенесена

Сколько уже слешей на эту тему понаписали. Даже скучно. Этот старый. Думаю, что все видели, хотя и не все читали.

а я еще не читала. Inferno огромное вам спасибо. очень интересный рассказ *вот только Тило в активе мне никак не представляется

не за что))))очень рада,что вам понравилось))))))Тило в активе...хммм...ну да,он ведь такой хрупкий вроде и типа никому ничего не может сделать?)))хотя я тоже мало представляю))

Maria777

а почему нет?

Sninya_Yagami
ну не знаю. он весь такой хрупкий, нежный, наивный

Maria777
Мне Тило хрупким никак не кажется..)) Одним ростом хорошо вышел, так что в фанфике все правильно))))

Sninya_Yagami
вообщем каждый остался при своем мнении

Я вам завидую, честное слово! Я с этим пейрингом всего два рассказа читала, включая этот. Ссылкой на все остальные не поделитесь?
Фик этот читала раньше, и мне очень понравилось. Авторам большой респект)
Конкретно нц сцены не впечатлили вообще, но понравилось тонкое чувство юмора автора (То ли девочка, а то ли виденье...) и образ Тило - пусть и такой ненастоящий)
Ростом-то вышел, но в сравнении с Милле он как-то на актив не тянет...имхо, конечно)

вот, вот. Аналогичное мнение

Еще один нашла. Если было - тапками не кидать.
Впечатления у меня не лучшие остались, но решила тут ссылку оставить...


http://con-brio.narod.ru/kabinett.html

Ravena, я читала около четырех) но ссылкой поделится не могу, так как не храню, потому что не зачем.. Но я искала их в яндексе по пейрингу) Попробуй)
, это смотря с какой стороны посмотреть..)) хрупким я Тило не считаю..)

А я тоже искала, но ничего не нашла!
А так хочется почитать! Ну если вдруг наткнетесь случайно, не забудьте мне ссылку кинуть, хорошо?=))
Но с другой стороны - вспомните его во времена Элодии..))
Он тогда был далеко не такой, как сейчас))

какой интересный рассказ! Такой мистичный и одновременно горький. но с счастливым концом. не оставляет осадка. Автору, где бы он не был, респект

Ravena, если найду, то обязательно дам)
ну..если во времена Элодии, то, может быть, и да..

ммм..)) читалось очень легко я скажу. Мне даже понравилось, хотя идея никакая..

Странно, но мне вот совсем не понравилось. Только негативные впечатления...но это чисто мое субъективное мнение)))

Какой милый трогательный рассказ... Респект автору

Добралась-таки до рассказа, выложенного Inferno...
Эхх, не хорошо, наверное, маленьким девочкам яойные рассказы читать. Но тем не менее мне понравилось ^__^ Так красиво, нежно, трогательно...

Давайте мне яой! Много яоя!!!


Endorama

This is the end...



"Ты обещал. Где же ты??!" - Тило Вольф чуть ли не подпрыгивает возле одной из кулис, в энный раз оглядывая зал, стараясь, чтобы его не заметили фанаты.

- Ччерт... - Тило выругался сквозь зубы, комкая портьеру. На плечо легла легкая ладонь, и Анне попыталась заглянуть ему в глаза:

- Все нормально, Тил? - В ее голосе звучало беспокойство и забота.

Тило скривился, благо стоял к девушке спиной.

- Все в порядке. Иди, пора уже начинать. - Вдох, распрямить плечи. Анне недоуменно посмотрела на Тило, но отошла-таки к басисту, и что-то довольно долго ему говорила.

Тило разжал пальцы, и ткань портьеры выскользнула из них, слабо заколыхавшись. Вольф и сам не мог понять, что его так расстроило - то, что Милле не пришел, или то, что его надежды разлетелись мелкими осколками...

В зале раздались аплодисменты, приветственные выкрики. А, спустя пару минут, и первые аккорды Seele In Not.

"Отлично, у меня еще есть минуты три, чтобы прийти в себя, и настроиться на выступление". - Тило попытался взять себя в руки. Отходя от портьеры, он кончиками пальцев коснулся грубой ткани, мечтательно улыбнувшись. Поймав настроение, он выдохнул, и шагнул на сцену.



Halte jetzt die Fackel

An mein Gesicht

Ein Vogel gleitet џbers Wasser

Doch er sieht mich nicht

Mein Schiff ist Angst gesunken

Ich bin am ertrinken

Ich kenne so viele Hilfeschreie

Doch kein Schiff in Sicht



Потом была вторая песня, третья. Тило отдавался полностью, за каждую песню он проживал отдельную жизнь.. Перекур. Вольф дрожащими пальцами достает сигарету, кто-то из музыкантов протягивает зажженную зажигалку, Тило кивает в ответ, и затягивается. К нему пробирается Анне.

- Что у нас там дальше?

- Halt Mich.. потом Deine Nahe..

- Спасибо, Анне. - Вольф кивнул, не глядя на девушку.



Das Leben brennt mir von der Seele

Die Sehnsucht erfullt mir tapfer ihre Pflicht...



Обведя взглядом зал, Тило на мгновение прирос к полу - с балкона на него смотрели темные глаза. Взгляд этих глаз словно прожигал солиста Лакримозы насквозь..



Halt mich - mein Leben - halt mich!



Выдохнув последние слова, Тило опустил взгляд. Его едва заметно пошатывало, а перед глазами все плыло..

Следующую песню, Deine Nahe, он исполнял уже на автомате, обращаясь к одному человеку в зале, словно никого кроме них тут не было.. Тило вынырнул на поверхность только на припеве.



Ich konnte schreien - konnte weinen

Und du wusstest davon nichts

Ich bin am Leben und ich liebe

Und existiere fur dich nicht

Ich ertraume deine Nahe

Traume dass du bei mir bisst

Doch ich weiss

Dass du niemals zu mir sprichst



Проорав последние строчки, он сполз по микрофонной стойке и опустился на колени. Эмоции вихрями кружили внутри него, рискуя вырваться на свободу истерикой.

Он не помнил, как допел до конца.

Когда они вышли на поклон, Тило еще раз поймал взгляд темных глаз и вздрогнул, сильнее сжав руку Анне. Девушка только кинула быстрый взгляд на него, но так и не поняла, что так напугало (А напугало ли? От испуга не прячут взгляд и не улыбаются такой странной улыбкой..) солиста Лакримозы. Оглядев балкон, она не заметила ничего необычного, только фанаты, орущие что-то восторженное.

А Тило действительно улыбался, глядя в пол, и не видя ничего перед собой. Только взгляд этих глаз, в котором тонешь. Слово на немецком, произнесенное одними губами, и быстрый взгляд, брошенный через плечо. Никогда раньше Вольф так не стремился за кулисы. И укоризненный взгляд Анне, конечно же, она ничего не понимает! И не надо.

Наконец, музыканты покинули сцену. Спустившись в полумрак кулисы, Тило растерянно огляделся. Никого. Только его басист бодро протрусил вглубь клуба, сжимая в руках какой-то сверток. Но Тило сразу же выпустил этот момент из внимания. К сердцу подкрадывалось беспокойство, угрожая накрыть волной отчаяния. Он закусил губу. И тут, совершенно неожиданно, чья-то рука бесцеремонно обхватила его поперек груди, и Вольф оказался утянутым куда-то в недра клуба. Какие-то трубы, шторы, тумбы. Но это было уже не важно, потому что теплое дыхание обожгло шею:

- Ты сегодня пел не как обычно.. На это есть особые причины?

Тило попытался, было развернуться, но железная хватка рук, одна на талии, другая на плечах, не дала пошевелиться.

- Я.. - Тило вздрогнул, почувствовав, как стоявший сзади прильнул к нему. Все мысли из головы немца тут же улетучились. Сказывались нервы перед концертом, и сам концерт. Обычно, ему нужно было больше времени, чтобы потерять контроль. Собственно, за это Милле и любил ловить Тило именно после концертов. В этом было что-то острое и возбуждающее. Послеконцертная эйфория немца, разгоряченная кожа, запах сигарет. Нет, Тило курил и в другое время, но почему-то именно сейчас запах сигаретного дыма, смешанный с запахом дорогого парфюма, пота и грима вызывал у Милле желание завалить Тило прямо на пол, и.. Впрочем, Вольф был не против. Он вообще плохо понимал, откуда взялось это желание - желание раз за разом отдаваться этому человеку..



***



...Солист Лакримозы познакомился с Милле Петрозза на какой-то очередной вечеринке. Оба не очень впечатлились, пока Тило не забрел на выступлении Креатора в одном из клубов. Пение Милле, его напор зацепили Тило, и он остался до конца, чтобы отловить Милле после выступления. Закончилось это обещанием Милле зайти, послушать выступление Лакримозы, и ужасным похмельем Тило на следующее утро. Возможно, именно поэтому он так удивился, заметив недавнего знакомого в толпе фанатов на одном из выступлений. Милле понравился голос Вольфа, и он загорелся идеей совместной записи. Тило, услышав предложение, удивился, но отказываться не стал, решив что "это будет интересно". Именно так он ответил Анне, когда та попыталась возразить. Вопрос был снят с обсуждения, и уже вечером Тило влился в коллектив Креатора, дабы обсудить дальнейшую работу.

За обсуждениями прошло два месяца. За это время они успели подогнать текст и музыку под Тило и сдружиться. Правда, может, Милле и сдружился с Тило, а вот Вольф частенько ловил себя на мыслях о солисте Креатора, которые были далеки от дружественных и заставляли бледные щеки немца покрываться легким румянцем. Милле, конечно же, все видел. И, порой, специально давал Тило повод. Ему просто нравился вид смущающегося Тило. Да и сам Тило тоже.

Но.. Затянув с записью, что Милле, конечно же сделал специально, чтобы лицезреть симпатичного немца как можно дольше, они как-то совершенно неожиданно подошли к тому, что у Лакримозы-то тур. В поддержку их нового альбома "Элодия". Значит, придется встретиться позже. Тихая грусть в глазах Тило, отлично скрываемое торжество Милле.



Ночь перед отъездом Тило. Странно, но ни он, ни Милле не пьют. Тило просто не может, а Милле, похоже, что-то задумал.

Просидев в баре до часу ночи, и так и не допив несчастную чашку кофе, Тило кинул быстрый взгляд на Милле, и поднялся, намереваясь запереться у себя в номере, проглотить пару таблеток снотворного и отрубиться до отъезда. К его удивлению, Милле тоже поднялся и, глядя на Вольфа в упор, произнес:

- Я тебя провожу.

Перед глазами у Тило замелькали солнечные зайчики, а земля попыталась выскользнуть из-под ног. Усилием воли Вольф заставил себя собраться и улыбнуться в ответ. Ну, по крайней мере, он попытался улыбнуться.

По пути к номеру Тило бросало то в жар, то в холод, вызывая у Милле усмешку и желание обнять немца за плечи.

На какой-то из лестниц Тило споткнулся. Он, наверняка, сумел бы удержать равновесие и не упасть, но Милле решил иначе. Поэтому Вольф оказался прижатым к стене, и имел счастье наблюдать губы Миле так близко, как никогда. Впрочем, ему не долго пришлось их наблюдать, потому что эти губы накрыли его губы, а руки Милле прижали руки немца к стене у того над головой.

Сказать, что Тило удивился, значило не сказать ничего. Но даже в полуобморочном состоянии, вызванном внезапностью и близостью тела Милле, Вольф умудрился ответить на поцелуй. И даже податься вперед, прижимаясь ближе, чем вызвал довольную ухмылку Милле, продолжавшего медленно ласкать губы Тило, тем самым сводя его с ума.

Руки Милле жадно исследовали тело Вольфа, выискивая особенно чувствительные места и задерживаясь на них чуть дольше, вырывая из Тило стон за стоном, заставляя его медленно таять в руках немца. Сейчас Милле думал только об этом желанном теле, распластанном на стене перед ним. Сожалеть он будет позже. Когда, взмахнув бело-черными прядями, немец покинет номер, захлопнув за собой дверь, тем самым ставя точку. Но это будет потом. А сейчас он сжимает Тило в руках, вдыхая его запах, позволяя желанию захлестнуть его с головой. Сейчас нет времени на раздумья. Потом будет потом. Сейчас, именно сейчас он влюблен в этого мальчишку.

Пальцы скользят по выбеленной щеке вслед за взглядом Милле, откровенно любующимся прикрытыми глазами, длинными, чуть подрагивающими ресницами, уязвимой шеей. Другая рука обнимает немца за талию.

Тихий всхлип вырывает Милле из вереницы мыслей, и он, словно спохватившись, припадает к губам Тило, вкладывая в поцелуй все свое отчаяние, тоску и любовь.

Еще несколько бесконечных минут, и тихий голос Милле, хриплый от желания:

- К тебе или ко мне?

Неопределенный кивок крашенной головы, и тихий смешок Милле.

- Значит, ко мне.

Придерживая Тило за талию, который нетвердо стоял на ногах, и поэтому висел на Милле, солист Креатора достаточно быстро шел по коридору к своему номеру..



Тило точно помнил, что в тот вечер не пил. Ему было дико грустно и одиноко, и он мечтал о том, чтобы это все поскорее закончилось, и он мог вернуться к себе в номер и забыться до утра.

Но нет! Стоило ему только подняться, как Милле, его одержимость, его желание, поднялся вслед за ним, предлагая проводить. И невозможно было отказать этому голосу, этим глазам. Да, Милле и не ждал ни одобрения, ни отказа. Это не было просьбой. "Я тебя провожу." Тило застонал про себя, проклиная тот день, когда встретил этого потрясающего немца.

О, чего ему стоило просто находиться рядом с ним, изображая спокойствие, когда все внутри кипит, и подкашиваются ноги, а тело жаждет прикосновения, хотя бы мимолетной ласки.. И эти истерики по ночам, выливающиеся в безумные стихи. И рассветы на полу на балконе в компании бутылки вина и пачки сигарет, когда хочется выть, а слезы сами бегут по щекам, и сквозь стиснутые зубы вырываются лишь всхлипы. И судорожно сведенные колени. И вопросительные взгляды музыкантов из собственной группы, когда он, бледный, с кругами под глазами выползал из номера после очередной такой ночи. И желание, и почти физическая боль при виде Милле. Все это так его вымотало, что сейчас он напоминал куклу. Без чувств, без эмоций. Пока на горизонте не появлялся гордый немец.

Они молча прошли несколько коридоров, Тило буквально ощущал на себе взгляд Милле. И это совершенно выбивало из колеи. Душевное равновесие, восстановленное с таким трудом, песком просыпалось сквозь пальцы и ложилось под ноги, мешая идти. На какой-то из лестниц самообладание покинуло Тило, и он споткнулся, мечтая умереть прямо здесь. Но сильные руки подхватили его, и он оказался прижатым к стене, сдаваясь без боя губам Милле. Остатки самоконтроля Тило растаяли без следа, когда руки Милле принялись исследовать его тело.

Он даже не расслышал вопрос Милле, лишь тряхнул головой, прося, умоляя не останавливаться. Еще одну такую ночь одиночества он не перенесет..

И, когда Милле оторвался от него, увлекая за собой, Тило просто повис на нем, полностью отдаваясь в его власть..



Дверь номера Милле захлопывается, и Тило оказывается прижатым к ней. И губы Милле везде. И его горячее дыхание, и ускользающая реальность, и мир, сузившийся до размеров комнаты. Все это наваливается на Тило, и он оказывается не в силах сдержать стон. Видимо, этому стону было суждено стать началом трещинки в стальной сдержанности и самоконтроле Милле. Потому что он крепко прижал к себе немца и припал губами к его шее. Все, о чем он мог думать, сейчас находилось перед ним. Тот, о ком он думал практически постоянно, в данный момент извивался у него в руках. И если раньше у Милле и был план, то сейчас он был забыт, вытеснен желанием обладать этим нереальным существом, желанием вырывать стон за стоном из его груди.

Руки Тило несмело скользнули по спине Милле, заставляя того замереть, а потом медленно провести по шее Тило языком. Тонкие пальцы тут же сжались у него на спине, вцепляясь в джинсу.

Сдерживая рычание, Милле стянул с Вольфа куртку. Вслед за ней, к ногам немца упала и рубашка. "И почему ты так любишь эти рубашки?.." - мысль в голове Милле мелькнула и пропала, вытесненная восторгом от созерцания обнаженной груди Тило перед ним. Взгляд падает на сосок, и язык тут же отмечает его влажным касанием, от чего Вольф дергается и сильнее вжимается бедрами в Милле. А руки Милле уже ласкают его живот, вырисовывают узоры на груди. Ногти нетерпеливо скребут кожу над ремнем брюк, пальцы пытаются забраться внутрь.

Тило уже ничего не мог с собой поделать, и просто отдался рукам Милле и желанию. Все, что он мог - это извиваться под прикосновениями, прося большего, и неумело касаться тела Милле.

Милле, тем временем справился с ремнем Тило, и теперь резко расстегнул ширинку его кожаных штанов. Этот звук заставил Тило залиться румянцем, и уткнуться пылающим лицом Милле в шею.

Горячее дыхание Вольфа обожгло кожу Милле, заставляя прижать немца ближе. Его руки переместились на спину Тило, отрывая его от двери, и увлекая к кровати. По пути Милле умудрился снять куртку. Майку с него стянул Тило, и тут же прижался к обнаженной груди, вызвав полузадушенный стон у Милле. Мгновение спустя, он уже аккуратно опустил Вольфа на кровать и навис над ним, покрывая его лицо поцелуями. Милле удивленно выдохнул, когда руки Тило легли ему на плечи, и с силой потянули на себя, вынуждая упасть на него.

Почувствовав на себе вес Милле, Тило прерывисто вдохнул, и подался вперед, ища губы Милле. Тот почувствовал это, и сам поцеловал требовательные губы, слегка покусывая их и лаская языком.

Его рука с нажимом прошлась по бедру Тило, затем вернулась наверх, стаскивая с него штаны. Чтобы окончательно раздеться самому, Милле пришлось встать с кровати. Он немного замешкался, заглядевшись на узкие бедра, длинные ноги, разметавшиеся волосы, прикрытые глаза и прикушенную губу распластанного на постели Тило. Милле только разогнулся, сняв с себя джинсы, лаская взглядом обнаженную фигуру перед ним, как глаза Тило распахнулись, и их взгляд обжег Милле, отозвался практически болезненной пульсацией между ног.

Тило одними губами произнес: "Иди ко мне…", подняв очередную волну возбуждения в Милле. Тот не заставил просить себя дважды, и устроился рядом с Вольфом, проводя рукой по его груди, вызывая судорожный вздох. Тило был уже практически на пределе. Он поймал ласкающую его руку, и поднес к губам, целуя пальцы и мимолетно касаясь их языком. Милле тихо застонал, и перекатился на Тило, целуя его в шею, чуть прикусывая чувствительную кожу. Вольф тут же забыл кто он, где, зачем...



...голова запрокинута, черное смешалось с белым, рот приоткрыт в беззвучном крике, накрашенные ногти царапают обнаженные плечи, оставляя красные полосы. Кожа блестит от пота в слабом свете торшера. Милле не может оторваться от созерцания этого маленького чуда. И это с ним.. У него в руках, извивается от его прикосновений. "А если?.." Он на мгновение прикрывает глаза. Открывает - это не видение. И если сейчас прикоснуться губами к бешено бьющейся жилке на шее, с приоткрытых губ слетит стон, и.. Тило и вправду стонет, и Милле, сжав его в объятьях, целует в стонущие губы. Сильно, глубоко. Так, что перехватывает дыхание, и по телу пробегает разряд, и нет сил терпеть напряжение, и ногти впиваются в плечи, раздирают спину, и мольба в каждом выдохе, стоне. И сердце, вырывающееся из груди..

А перед глазами мелькают картинки мальчишки в нелепых бусах, с накрашенными губами и выбеленными щеками.. и эта непременная челка..

- Пожалуйста... - Полустон-полувсхлип, и движение бедрами у его бедер. Нет, он не хотел доводить до этого.. не хотел, чтобы его умоляли..

Торопливые движения.. Оторваться на миг.. да.. Скользкие пальцы, и Тило выгибается под его руками.. Стон. Еще один.. Пора или нет? Черт! Вглядеться в напряженное лицо, быстрый поцелуй на губах. Выдох. Колено на плечо.. и медленно, сдерживая себя, дрожь, стон..

- Потерпи, малыш.. - Это мой голос??..

Нереальный блеск карих глаз напротив, его рука на шее.. и шепот в губы:

- Давай..

Нерешительный толчок.

- Давай!! - голос срывается на крик, переходит в стоны.

И, уже не сдерживаясь, рывками, в рваном ритме. И вскрики на входе. Прикушенная губа, сплетенные пальцы над головой.

Вихрь эмоций, и имя, слетевшее с его губ, когда, он выгнулся и забился в оргазме. Тут уж не выдержишь. Боль, срывающаяся в наслаждение, вышибающая искры из глаз и протяжный стон. И падение в объятья. И теплые губы на виске. Что-то шепчешь. Не важно. Есть только руки, обнимающие тебя и тело под тобой, такое родное и любимое...



***



..Напор немца всегда приводил Тило в восторг, вызывая дрожь наслаждения по позвоночнику. Как ни странно, ему нравилось чувствовать себя беззащитным в руках любовника. А в Милле так хорошо сочетались жесткость и забота... Тило каждый раз таял.

А сейчас, когда кровь еще кипит после концерта, щеки под гримом горят, а дыхание еще не выровнялось.. Шелковая рубашка прилипла к спине, и кожаная куртка Милле так приятно холодит разгоряченную кожу.. Вольф дернулся.

- Я.. - Прерывистый вдох. - Я увидел тебя..

- И? - Жаркий выдох в ухо Тило.

- Я почувствовал.. - Это было так необычно.. Вольф не знал, что нашло на немца. Его бросало то в жар, то в холод от вопросов Милле, но Тило не мог сопротивляться этому голосу, этим рукам.. - .. Возбуждение.. Я понял, что хочу тебя..

Милле резко выдохнул, и его ладонь легла на ширинку Вольфа, заставив того тихо застонать и податься назад. Чтобы почувствовать, что Милле возбужден не меньше его.

- Черт.. Милле.. Почему ты опоздал? - Несмотря на сводящие с ума движения руки Милле у его паха, немец все же смог задать тревожащий его вопрос.

- Я застрял в пробке.. Ты соскучился, Liebe?.. - Мурлыкающе нотки в голосе Милле погнали волну мурашек по спине Вольфа.

- Да... - Тило расслабился в руках Милле, прижавшись к нему всем телом, и прикрыв глаза. - Я безумно по тебе соскучился...

Тот хмыкнул и резко развернул разомлевшего немца к себе лицом, прижав его спиной к какой-то конструкции и целуя в губы. Тило слабо застонал в целующий его рот, пропуская внутрь язык немца. Этот поцелуй расплавил Тило, и он, уже не контролируя себя, начал тереться всем телом о Милле. Тот прикусил его нижнюю губу, прошелся по ней языком и, улыбнувшись, резко опустился на колени, вызвав удивленный выдох Тило. Милле, тем временем, расстегнул его ремень и штаны, и принялся ласкать внутреннюю сторону бедер Вольфа, вызывая у того восхищенные стоны. Тило медленно сходил с ума под прикосновениями этих рук. Он раз за разом умирал от наслаждения, и раз за разом эти руки воскрешали его. Вот и сейчас он был готов умереть прямо здесь..

Милле поднял голову, и замер от открывшейся ему картины - голова Вольфа запрокинута, рот приоткрыт, а бедра вздрагивают от каждого прикосновения.. Милле не выдержал, и со стоном стянул с Тило штаны с бельем, припадая поцелуем к обнаженному бедру, чем вызвал полустон-полувсхлип немца. Он улыбнулся и легко коснулся губами кончика напряженного члена Тило, руками прижимая его бедра к стене. Реакция Вольфа пошатнула самоконтроль Милле. Тило вцепился в плечи любовника мертвой хваткой и выгнулся, громко выдохнув. Милле впился пальцами в бедра Тило, оставляя красные следы на нежной коже, и вобрал всю длину Тило в рот, заставив немца потрясенно выдохнуть и распахнуть глаза.

Быстро улыбнувшись, Милле влажно прошелся языком, чуть скользнув зубами и тихо застонал, почувствовав как Тило выгнулся, рванулся в его руках, и сильнее сжал пальцы на его плечах, не прекращая стонать.

У Милле самого все поплыло перед глазами, и он на мгновение замер, пытаясь восстановить дыхание и вернуть контроль над своим телом. Тут же последовал тихий всхлип, и одна рука Тило опустилась ему на голову, зарываясь в темные волосы.

- Пожалуйста...

Милле поднял взгляд, и почувствовал бешеную вспышку желания.. Белая челка перемешалась с темными прядями, часть ее прилипла ко лбу. Губа закушена, глаза крепко зажмурены, а в голосе звучат такие желание и страсть, что и святой не устоит. Не устоял и Милле. Со стоном, он вновь принялся вылизывать, посасывать и прикусывать пульсирующую плоть, пока Тило не кончил с потрясающим воплем, не забился в оргазме, падая в объятья к поднимающемуся Милле. Тот крепко прижал к себе всхлипывающего немца, быстро облизывая губы с мыслью, что это ему нравится все больше и больше. Но все мысли улетучились, когда он услышал тихий шепот у себя в волосах:

- .. я так скучал по тебе.. Мне так не хватало тебя, твоей железной уверенности.. Я так хотел тебя.. Я..

Тило замолк, продолжая изредка всхлипывать. Милле потрясенно гладил его по спине, пытаясь успокоить. Нет, он, конечно, догадывался.. Но.. Милле моргнул, и прижался губами к виску музыканта, охваченный нежностью и любовью к этому.. мальчику.. Да, сейчас он был для него мальчиком. Его мальчиком.

- Маленький мой.. - Поцелуй. - Успокойся.. Я рядом. Я с тобой.. - Милле зарылся лицом в волосы Вольфа, вдыхая их запах, впитывая в себя. Запоминая.

Тило замер в его руках, прижавшись всем телом. Чувствуя себя счастливым и любимым, как никогда раньше...



***



Тур Лакримозы в поддержку Элодии в самом разгаре, Тило Вольф у себя в гримерке гладит рубашку, несмотря на то, что в шкафу целых две таких же. Уже глаженных.

Аккуратно, прогладить каждый кружавчик - это занятие его здорово успокаивало.

Только он выдернул шнур из розетки и пристроил утюг на гладильной доске, как распахнулась дверь, открытая, видимо с ноги. На пороге перед ошеломленным Тило стоял немец, вид которого заставил хваленое хладнокровие Вольфа уползти, дав место румянцу, тут же залившему обычно бледные щеки. Милле был хорош. И пьян, что выяснилось, когда он, пошатнувшись, привалился к косяку.

Этот факт привел Тило в себя, и он, как ни в чем не бывало, всунул руки в рукава рубашки, расправил кружева, и принялся застегивать пуговки, не обращая внимания на Милле, чем ввел того в состояние ступора.

Застегнув рубашку, Вольф подошел к тумбочке и, критично осмотрев разбросанные по ней цепочки, серьги и прочие украшения, начал неторопливо выцеплять оттуда кольца, и надевать их на пальцы. Он уже практически вытащил из кучи любимую подвеску и собирался повесить ее на шею, как мощный ураган ярости, желания и алкогольного опьянения пригвоздил его к стене, а губы Милле накрыли его губы в яростном поцелуе.

Тило сначала немного выпал из реальности от неожиданности, но быстро взял себя в руки, и попытался отстраниться. Милле, конечно, был хорош, но он был пьян!! Вольф удвоил усилия по своему освобождению, что еще сильнее распалило Милле, который, войдя в раж, рванул рубашку Тило, превращая кружева в лохмотья, и теряя пуговицы.

Глаза Тило ошеломленно распахнулись - такого он вытерпеть не мог! Даже от Милле, который принялся самозабвенно вылизывать ему шею.

Вольф немедленно попытался отстраниться. Да, неконтролирующий себя Милле, это, конечно, интересно, но он же пьян!! Руки Милле уже беззастенчиво ласкают бедра и ягодицы Тило, притягивают ближе, соприкасаясь бедрами. И Вольф понимает, что возбуждается. Вспыхнув и обругав себя, он уперся ладонями в грудь Милле, отталкивая его, попутно пытаясь объяснить, что сейчас не место и не время. К тому же, он пьян..

Вместо того, чтобы внять уговорам, и оставить несчастного немца в покое, Милле решительно провел рукой у Тило между ног, заставив того закусить губу, и чуть ослабить сопротивление. Тот, почувствовав это, увеличил давление ладони, подбираясь к губам Тило. Вольф чуть слышно застонал, но, поняв это, попытался взять себя в руки, и возобновил попытки избавиться от общества Милле. Хотя бы сейчас.

Милле намеков не понимал.

"Что ж…" Тило вздохнул. "Сам виноват.." Вольф, ухватив Милле за воротник куртки, резко развернул, и, прижав к стене, поцеловал. Почувствовав отклик, он быстро отстранился, и, прихватив новую рубашку и плащ, вышел из гримерки. Он уже не видел, как Милле медленно сполз по стене, простонав его имя. Он сам стоял за дверью, прислонившись к ней спиной и закусив губу. Тило сам не знал, что на него нашло.. Но возвращаться, и просить.. Это было равнозначно признанию поражения. Это было бы головокружительным падением в собственных глазах. А ссориться с собой ему очень не хотелось. Тем более сейчас, когда дела пошли в гору, когда для него и для группы все так хорошо складывается. А Милле.. Он с ним разберется. Позже. А сейчас концерт. Вернее.. Быстрый взгляд на часы. Через час.. Ничего, ему есть куда пойти, чтобы убить время.. И успокоиться..



Вольфу безумно нравилась сцена. Не важно, какая. Он часами мог сидеть на краю сцены.. или лежать. Молча, неподвижно, в полудреме. В каком-то бессознательном состоянии.

Вот и сейчас он вышел на сцену. Порванная рубашка осталась висеть где-то за кулисами. Плащ он надел, и теперь сидел на краю сцены, прислонившись к кулисе, вдыхая пыльный запах портьеры.. Все мысли испарились, осталась только легкая слабость и беспокойство. Он слишком много работает.. И ничего с этим не делает. А зачем? По губам Тило скользнула улыбка. Он вспомнил свой первый концерт.. Подгибающиеся ноги, румянец возбуждения под толстым слоем грима. Как оказалось, это очень удобно - скрывать эмоции под маской хладнокровного спокойствия, когда на щеках тонна грима..

Он не знает, сколько просидел так, когда его нашла Анне. Ее обеспокоенное лицо часто выводило немца из себя. Возможно, именно потому у них ничего и не получилось. Слишком многое не устраивало Тило в девушке..

Вот Милле.. Вольф качнул головой, прогоняя непрошеные мысли. Не сейчас..

Он нехотя поднялся и пошел вслед за Анне. Как оказалось, концерт будет в другом крыле, на другой сцене.. "Что ж.. может, это и к лучшему..". Он бросил взгляд через плечо на пустую сцену.



До Милле не сразу дошло, что Тило ушел. Он просто не мог поверить, что Вольф так обошелся с ним.. Это было возмутительно.. Это было.. Это было чертовски возбуждающе.. Изящные пальцы, застегивающие пуговицы на рубашке, они же в кольцах.. Милле тихо застонал. Это выше его сил. Ладонь медленно ползет по груди, задевая сосок и вызывая новую волну возбуждения. Соблазн очень велик.. Ладонь накрывает выпуклость кожаных штанов, вызывая еще один стон.

В памяти всплывает фото сессия с Тило.. Она не была в их планах.. Да и фото сессией это назвать было сложно. Просто, в один из перерывов на съемках клипа, оператор вдруг достал фотоаппарат и начал их фотографировать, несмотря на слабые возражения Тило. Да, у них были двое суток без сна. Репетиции. Секс..

Они оба были пьяны друг другом. Только на Тило сказались еще и бессонные ночи, и выматывающие репетиции. Поэтому он не контролировал себя, и беззастенчиво вешался на Милле, который олицетворял собой нордическое спокойствие и невозмутимость. И только Богу было известно, насколько тяжело ему это давалось.. Когда перед тобой разве что ноги не раздвигают.. Порой, Милле не знал, как вести себя с этим ненормальным немцем на людях.

Когда напряжение становилось невыносимым, он просто зажимал чересчур эмоционального Тило где-нибудь на темной лестнице, и упивался его стонами и криками, вызываемыми его руками, его ртом.. От одного воспоминания об этом по позвоночнику прокатывается новая волна возбуждения.



Вот и сейчас, Милле выгнулся, вжимаясь эрекцией в свою руку, прошипев "Черт бы тебя побрал, Тило Вольф.." Однако, легче ему от этого не стало. И Милле Петрозза, солист немецкой группы Креатор, перешел к более решительным действиям. Расстегнул ширинку, и запустил руку в штаны. Пара сильных движений вверх-вниз, и перед глазами всплыла картинка: стройное тело, выгибающееся в оргазме в его руках. И волна волос, падающих ему на грудь. Черных, вперемешку с белой челкой.

Милле до боли закусил губу, сдерживая стоны. Он прекрасно помнил, где, в чьей гримерке он находится, и это придавало остроту ощущениям, приближало столь желанную развязку.

Томный взгляд из-за плеча, тонкие пальцы, кокетливо поправляющие челку.

Милле, открыв рот в беззвучном крике, согнулся, марая спермой пальцы и штаны, сотрясаясь от оргазма.

Пару мгновений он не мог найти в себе силы, чтобы просто пошевелиться или хотя бы достать руку из штанов.

Это все было так унизительно, так неправильно.. И так грустно. Милле подтянул колени к груди и положил на них голову, закрывая глаза.



Тем временем, внешне спокойный, немного отрешенный Вольф вышел на сцену, сопровождаемый визгом и приветственными криками фанатов. Вышел он под звуки Halt mich, пряча усмешку..



К середине концерта страсти накалились. Тило буквально терял контроль на каждой песне, что безумно нравилось зрителям, которым, похоже передалось его возбуждение.

Апогеем стало исполнение Am Ende stehen wir zwei... Он помнил, как написал ее. Помнил то отчаяние, что управляло им. Помнил, как сорвался на записи. Помнил, как решил оставить этот.. крик.. В память.. О чем?. О том, как ему было плохо. Как ему не хватало гордого немца. Вольф, несмотря на внешнее спокойствие, был вулканом, способным в любой момент взорваться. Он и любил и ненавидел одновременно эту свою особенность..

Он уже допевал последние строчки перед... Как прямо перед сценой, перед толпой фанатов возник Милле. Вольфу даже не пришлось напрягаться.. Осуждающий взгляд Милле все сделал за него..



Mein Herz... Mein Herz...



Он на мгновение прикрыл глаза, не выдержав взгляда Милле, который тут же развернулся и вышел. А Тило.. А Тило продолжал петь, глядя ему в спину и не в силах ничего сделать.. Едва закончилась песня, он, уже такой же невозмутимый и собранный, покинул сцену, сделав музыкантам знак, что ему нужно передохнуть. Когда, уже за кулисами, Анне сделала попытку пристать к нему с расспросами, он лишь коротко взмахнул рукой, давая понять, что не намерен объяснять ей что-либо. Она, конечно же, обидится.. Тило лишь тряхнул головой, обшаривая помещение взглядом. Никого. Плечи немца поникли, и он позволил басисту увести себя к кулисе. Только там он взял себя в руки, чуть не взвившись до потолка, накрутив себя тем, что какой-то немец сумел пошатнуть его уверенность в себе. К счастью, следующей песней была The turning point. И исполняла ее Анне. Тило не мог смотреть, как она наигранно выгибается под его музыку, и поэтому уставился куда-то вглубь сцены, делая пассы руками в такт музыке. Иначе он не мог.

В голове Тило не осталось мыслей. Вертелся только плей-лист..

"Ich verlasse heut dein Herz, и что-нибудь на бис... Und du fallst.. Именно." Взгляд скользит по толпе перед ним. Столько людей боготворят его и его музыку.. Кто-то даже ездит с ним в туры..

"Мне нужно напиться." Он прикрыл глаза, поглаживая бело-черные клавиши перед ним. Куда-то улетучилась вся радость от концерта.. Вольфу захотелось напиться.. Внутренний голос твердил, что это уход от реальности, что таким образом от ответственности не уйдешь. Но он послал его подальше. Сегодня он хочет забыться.



***



- Черт, что же тут так темно-то? - Пробормотал Тило, открыв дверь в номер и пьяно щурясь на слабый свет светильника.

Из кресла тянулся тонкий дымок, и Вольф, чуть шатаясь, подошел ближе.

- Напился. - Не вопрос, констатация факта. И ледяной голос, который совершенно не смутил Тило.

- Ну да. - Алкоголь лишил Вольфа инстинкта самосохранения, и он бесстрашно уселся на подлокотник кресла, ухватившись за спинку, чтобы не упасть.

Милле опешил от такой наглости. Но волна ярости привела его в чувство. Тило не заметил сузившихся глаз и сжатых губ Милле. Ему вдруг захотелось поцеловать его. Он неуклюже наклонился, упираясь рукой в другой подлокотник и прижимаясь губами к губам Милле. Тот подавил в себе порыв сбросить Тило на пол. В глазах Милле мелькнул недобрый огонек, и он приоткрыл рот, впуская язык Тило.. "Эту ночь ты не забудешь, паршивец..."

Он резко толкнул Тило на пол, вжимая его в ковер своим телом..



..треск разрываемой рубашки.. судорожный вздох.. стон.. вскрик и ругань сквозь зубы.. капли пота на висках и слипшаяся от слез челка.. черные крашенные ногти оставляют царапины на спине в ответ на укус в шею.. шипение, переходящее в стон..

Не отпускать... Цепляться руками за шею, обвивать ногами, прижимая сильнее. Ya, mein Gott, глубже, резче, быстрее. Кто бы мог подумать - Тило Вольф, решительный, уверенный в себе, ... будет просить... умолять... извиваться под чужими прикосновениями.

Медленно провести рукой по бедру, чуть надавливая, сжимая пальцы, причиняя и боль и наслаждение одновременно..

- Пой.. пой для меня.. - Хриплый шепот в волосы, чуть замедляясь...

Господи, какой позор... Так страстно желать. Так откровенно хотеть... Голова кружится. Бедра сами рвутся вверх... Больно. Жарко. Для тебя... Сегодня ты победитель. Только для тебя.

С губ срывается протяжный стон. Ты хочешь пения? Его ты получишь сполна...

- Halt mich...

С губ Милле срывается хриплый стон..

- Мальчишка...

Снова и снова ты сводишь меня с ума.. заставляешь хотеть тебя.. с каждым разом все сильнее...

Резкий рывок.. да.. ты же этого хочешь.. ты этого желаешь.. чтобы я взял тебя, сильно.. чтобы ты умолял.. ты же этого хочешь.. впиваясь зубами в нежную кожу шеи, оставляя красные следы на животе, на боку.. резче, сильнее..

Вскрик. Еще один. Умолять все силы мира помочь, удержать. Чтобы не умолять, не просить в голос. И в то же время, так хочется... Кричать в губы. Сумбур мыслей в голове. Еще толчок, и гордость будет забыта...

- Mein Leben...

- Да, сердце мое.. да.. кричи... для меня.. - Милле медленно входит, сводя с ума.. губа закушена, пальцы одной руки впились в плечо Тило, другая зарылась в его волосы.. растянуть.. не отпускать раньше времени.. люблю.. хочу..

…пальцы сжимаются на затылке, требовательные губы целуют шею, поднимаясь выше..

Долгий протяжный стон... почти крик. шипение, сквозь сжатые губы...

- Черт тебя дери...

Пальцы сжимаются в волосах, ногами обхватывает сильнее... притягивает ближе... остатки самоконтроля рассыпаются в песок... ну же... и даже не знаешь, чего хочешь - медленной пытки или грубого резкого напора. Все равно... лишь бы с ним.. лишь бы он.. только он...

Медленные, размеренные движения.. кого мучает больше.. Милле поцелуями поднимается выше, и жадно целует. Язык настойчиво проникает в рот Тило, лаская, пытаясь проникнуть глубже.. стон, переходящий в рычание.. притянуть ближе, стать одним..

Петь... Для тебя... Оторваться, чтобы глотнуть воздуха, расширенные зрачки, прерывистое дыхание... на очередном проникновении..

- mmmmmmmmmmmeinleeeeeebeeeeennnnnn...

Тебе нравится властвовать... А мне, черт побери, отдаваться... Хищник и его жертва...

Секс с Милле доводил Вольфа до исступления. Спокойный и сдержанный в обычной жизни, агрессивно-соблазнительный на концертах, в постели он становился другим. Только для одного человека..

Милле окончательно потерял голову. Глядя в эти глаза, он тонул.. желание обладать этим человеком.. желание брать.. грубо, зажав где-нибудь в углу.. или на белых простынях.. не важно.. с появлением немца в его жизни, Милле потерял покой.. при взгляде на Тило, в нем просыпался зверь. Жадный, ненасытный.. только он.. с Тило он забывал обо всем. Все отходило на задний план.. только мальчишка, извивающийся под ним.. стоны, сшибающие с ног..

Полу-стон, полу-вой вырвался из груди Милле, ломая ритм, заставляя неистово входить в столь желанное тело.. толчок.. стон.. рык.. еще толчок..

Резкий вскрик срывался с губ Тило при каждом точке... Жарко, горячо... Мало... Резко притянуть искаженное наслаждением лицо к себе... Почти коснуться. Не отрывая взгляд от широко распахнутых глаз... Глубокие... Жаждущие... Ему тоже мало... Он хочет полной власти...

- Ты хочешь большего... я чувствую..

- Я хочу тебя... - Рычание, глаза в глаза.. резко, до упора. не отрывая взгляда.. рука скользит между сплетенными телами, накрывая член Тило, сжимая. другая рука ложится ему на шею..

- Ты же этого хочешь, да?!? - срываясь на крик, истерику.. пальцы нервно поглаживают напряженное горло немца..

Боги... Ангелы... Демоны! От неожиданности и желания перехватывает дыхание... Это еще сильнее заводит... Вольф, ты [девушка легкого поведения.]. Тебе нравится напор и жестокость...

Хищная ухмылка, дикий испуг, вперемешку с желанием, в глазах, шипение сквозь зубы.

- Да.. Да. Halt mich!

- Да? - движение рукой на члене Тило, одновременно медленный толчок внутрь его...

- Душа моя.. - Пальцы сжимаются на горле, тут же отпуская.. мурлыкающий шепот прямо в ухо:

- Боль приносит тебе наслаждение.. да, мальчишка?! - Резкий, неожиданный толчок на последнем слове..

Резкий вскрик. Рассудок помутился... Само действо, эти крепкие, сильные руки, этот властный голос... Тило не знал, что от наслаждения можно сойти с ума... Главное, не терять сознание... Не хватает воздуха...

- Мальчишка... - Изнывающий от желания стон. - Для тебя, кто угодно... Только не останавливайся...

Ногти впиваются в спину Милле...

- Нет... не кто угодно... - Медленные движения рукой по члену Тило.. - Мальчишшшкаа.. - Шипение и укус в шею... сильные, размеренные толчки.. с нажимом провести рукой по груди, задевая сосок.. сжать его в пальцах, вызывая еще один стон.. музыка.. это как музыка, которую пишешь ты.. нет.. эту музыку мы пишем вместе.. резкое движение вверх-вниз по члену, вновь замедляясь..

Рука Тило тянется к собственному горлу... Из прокусанной губы сочится кровь... Потом он будет придумывать оправдания для Анне и ребят... Потом. Утром... А сейчас...

- Мальчишка. Твой...

Рвется вверх, причиняя себе неимоверную боль... и неземное наслаждение... Рука на горле сжимается...

Милле входит как можно глубже, накрывая руку Тило своей рукой. Волна наслаждения накрывает с головой, заставляя выгнуться и продвинуться вперед.. хоть немного..

- Мой... - Стон.. прерывистое дыхание.. тело сотрясает крупная дрожь..

.. Тело требует воздуха... Вдохнуть не получается... Боже, какой кайф... Тило чуть сильнее сжимает горло... Одними губами:

- Боги... да...

Чуть сильнее (хотя, куда уже) сжать бедра... Рывок вверх... Запрокинуть голову.. Крик... Оргазм...

Милле, закусив губу, выгибается, с рычанием делает еще один толчок и замирает, уносясь в небеса, навсегда запомнив искаженное страстью лицо, наслаждение Тило..

Спустя три долгих удара сердца он возвращается, медленно убирает руку с горла Тило, переплетя пальцы.. аккуратно ложится рядом, обнимая ногой.. нежный поцелуй в висок..

- Мальчишка.. - Усталый голос, полный нежности и любви...

Шумный, долгий, вдох. Надо же, какие легкие... Попытка отдышаться... И молчание... Только легкая, чуть смущенная улыбка.

Милле проводит пальцами по щеке Тило, задумчиво глядя на него.. вдруг резко, порывисто прижимает к себе, заставив резко распахнуть глаза

- Что ты? - С легким испугом.

- Маленький.. - Милле все-таки взял себя в руки.. вдох.. закушенная губа.. - Я люблю тебя, мальчишка... - шепот..



***



Дуэт с Dreams Of Sanity.

Собственно, Тило и предположить не мог, что его дуэт с малоизвестной австрийской группой вызовет такую реакцию у Милле. Было бы с чего! - Тило раздраженно фыркнул, заводя машину и отъезжая от звукозаписывающей компании, где писалась его партия.

Да, из-за нехватки времени ему пришлось совместить запись эндорамы и призрака оперы.. Он разрывался между двумя дуэтами...



С творчеством Dreams Of Sanity Тило познакомился еще в 94м году. Тогда, музыка группы его совсем не впечатлила, и он выкинул название группы из памяти.

Второй раз Вольф столкнулся с группой в 96м году. В руки Тило попал их сэмплер с двумя песнями - Komodia part 1 and 2. Они заставили Вольфа по-новому взглянуть на группу. С его подачи, группа получила приз Lacrimosa, и возможность записываться в ''Hall Of Sermon''.

В конце этого же года они отправились в тур вместе с Лакримозой и несколькими другими группами. За время тура Тило успел сдружиться с Сандрой. Но, что бы ни писали в желтой прессе, между ними ничего, кроме дружбы не было.

Именно поэтому для Тило не было неожиданностью предложение исполнить партию Эрика в теме Призрака оперы спустя два с лишним года после их знакомства. Разумеется, партию Кристины пела Сандра.



Вольф чувствовал себя немного потерянным. Он не мог понять мотивов Милле, стремительно вылетевшего из студии, когда в перерыве на покурить, Тило с Сандрой начали весело трещать. Как обычно, впрочем..

Тило и не подозревал, какие слухи, заботливо пущенные музыкантами Dreams Of Sanity, дошли до ушей Милле, вызвав у того вспышку ревности.

Да, Сандра молода, красива.. Но в ней нет той жесткости, напора, что есть у Милле.. Нет силы, которая заставляет щеки Тило пылать, а сердце замирать, пропуская удары.. И подчиняться...

Тило на мгновение прикрыл глаза, мечтательно улыбнувшись.

К тому же, она девушка. Но сначала придется все объяснять гордому, ревнивому немцу! - Педаль газа ушла в пол, а покрышки завизжали на повороте. Вдох. Еще поворот. Выдох..



Когда Тило, наконец, добрался до номера, где остановился Милле, его сердце уже готово было выскочить из груди. Закусив губу, он переступил порог номера, в котором было непривычно темно. Захлопнув дверь, он оказался в кромешной темноте. Подождав пару секунд, пока глаза привыкнут, он оглядел комнату.

Вроде, пусто.. Но тут он заметил красный огонек сигареты у окна, и вздрогнул. На мгновение, лицо стоящего у окна Милле осветилось оранжевыми разводами - видимо, он затянулся - тоненькая струйка дыма поползла к потолку. Вольф судорожно сглотнул, невольно подавшись вперед. И тут Милле заговорил, окончательно сбивая Тило с толка.

- Подойди ко мне. - Казалось, по комнате пронесся сквозняк, обдав Вольфа холодом с ног до головы. Он повиновался, на негнущихся ногах подошел к своему мучителю. Милле даже не посмотрел на него. Тило уже хотел молча развернуться и уйти, как голос Милле резанул его по ушам:

- Я требую от тебя объяснений.

Глаза Тило округлились, и он с ужасом взглянул в лицо Милле. Немец был абсолютно спокоен. Ни одна мышца не дрогнула на его лице. Вольф перепугался еще больше. Ноги отказывались его держать. В голову ничего, кроме оправданий не лезло, и он пробормотал:

- Ты все не так понял...

- Что я не так понял? - Милле развернулся к нему, сверля взглядом. Тило успел восхититься горящими глазами и хищным изгибом рта Милле, но вопрос требовал ответа..

- Все... - Это была жалкая попытка. Даже Тило это понял.

- Да-а? - Ухмылка Милле не предвещала ничего хорошего. - Что именно я понял не так? У вас все-таки что-то было? Было что-то, что я мог понять не так? - Голос Милле перешел в зловещий шепот. Его действительно душила ревность. Несмотря на то, что Тило был весь его. И душой, и телом.

- Не было у нас ничего! Твоя ревность не имеет причин! - Тило начал заводиться и терять контроль над своими эмоциями.

Глаза Милле сузились.

- Споришь со мной? - Он грозно навис над Вольфом, стараясь скрыть нахлынувшее резкой волной желание. Почувствовал ли Тило его страсть, или нет, но в его глазах промелькнуло упрямство.

- Бросаю вызов..

Звонкая пощечина не позволила Вольфу закончить предложение. Тило схватился за щеку и чуть отшатнулся, удивленно хлопая глазами.

- Что за..

Милле снова перебил его хлестким ударом по другой щеке:

- На колени.

Силы покинули Вольфа, и он медленно опустился на пол перед Милле. Тот хищно ухмыльнулся и опустил ладонь Тило на голову, цепляясь ему в волосы.

- Мальчик мой, ты не прав!

Жесткий, бескомпромиссный голос заставил Вольфа потерять голову.. Почти бессознательно он прикрыл глаза и одними губами прошептал:

- Bestrafe mich…

По телу Милле пробежала волна возбуждения, и он неосознанно сжал волосы Тило в кулак.

- Bestrafe mich... - одними губами повторил Вольф и чему-то улыбнулся, прикрыв глаза. Чуть покачнувшись, он скользнул ладонью по шее к груди и, как бы случайно, оттянул край рубашки, обнажая ключицу.

В сузившихся глазах Милле мелькнул нехороший огонек. Он обошел Тило и сел в кресло, закинув ногу на ногу.

- Повернись. - Металл в голосе, взгляд буквально прожигает Вольфа насквозь.

Дыхание Тило ускорилось, сознание отказывалось подчиняться. Завороженный властным, холодным голосом, Тило только через несколько мгновений сообразил, что от него хотят... Затем медленно, по-кошачьи грациозно развернулся, продолжая стоять на коленях, чуть прогнувшись, бросил взгляд из-за плеча:

- Так?

- Лицом. Ко мне. И не заставляй меня ждать. - В голосе Милле промелькнули нотки недовольства. Его пьянила власть, которую он имеет над Тило.. Не отрывая от Вольфа взгляда, он достал сигареты и закурил.

Почувствовав раздражение Милле, Вольф не преминул подстегнуть это настроение и поэтому так же медленно, не позволяя себе ни одного резкого движения, исполнил приказ... Приказ... Сама мысль о полном подчинении заставляла его трепетать от нетерпения.

- Так?

- Да.. Но недостаточно быстро.. мальчишка.. - Затяжка. Внешне, Милле выглядел абсолютно спокойным, но внутри.. Он еле сдерживал себя, чтобы не завалить Тило на пол и взять. Резко, жестко.. Но нет.. Не в этот раз...

- Раздевайся. - Коротко, как удар хлыстом.

Тило удивленно захлопал глазами. Такого поворота он не ожидал. Но упорство взяло свое, и он плавными движениями стал расстегивать пуговицы рубашки.

- Весь? - изящный поворот головы, показать уязвимую шею...

Милле ухмыльнулся, видя реакцию Вольфа. Затянулся, и вдруг резко наклонился к Тило. Лицо к лицу.

- Да. - Дым в лицо Тило. Так же внезапно отстранился.

В ответ Вольф молча прищурил глаза (неизвестно от чего больше - от дыма или же от легкого раздражения вперемешку с хитростью). Он промурлыкал "Как пожелаешь" и, не отрывая взгляда от лица Милле, следя за каждым его движением, принялся стягивать рубашку... Не забыть провести ладонью по груди, чуть помедлить, задумавшись...

Милле с легкой улыбкой наблюдал за Тило, выбирая из двух вариантов.. Ему нравились оба.. Но.. Милле прищурился.

- Я не разрешал тебе ласкать себя. - Тихий, властный голос. Пепел с сигареты осыпается на ковер.

- Это жестоко... - с радостью принял правила игры Тило, капризничая скорее для вида... Ему не нужно было ласкать себя: голос Милле прекрасно со всем справлялся... Сняв рубашку, он аккуратно отложил ее в сторону, чуть поводя плечами: "Прохладно...", и его руки легли на ремень.

- Ты куда-то торопишься? - Казалось, действия Тило не трогают Милле абсолютно. Он продолжал спокойно курить, стряхивая пепел прямо на ковер.

Постепенно терпение Вольфа стало сдавать... Он уже не мог сохранять ровный ритм дыхания. Уж так нестерпимо жарко было ему... Чуть дрогнувшим голосом он произнес:

- Я... лишь выполняю твое пожелание...

- Я не говорил тебе, чтобы ты раздевался быстрее.. - В голове Милле мелькнула гадкая мысль одеть Тило, и заставить заново раздеться.. Он задумчиво посмотрел на Тило, обдумывая эту мысль, неосознанно поглаживая себя по колену.

Словно загипнотизированный, Тило следил за его ладонью, всем телом впитывая ритм и неосознанно повторяя его. Тихо мурлыкнув "как скажешь", он специально медленно расстегнул ремень. Прежде чем продолжить поинтересовался:

- Так... достаточно медленно?

- Продолжай.. - Милле отложил идею одеть Тило, но продолжал иметь ее ввиду. Вдруг, он заметил, как Вольф следит за его ладонью, и замер, с ухмылкой наблюдая за его реакцией.

Тот резко очнулся, тряхнул головой, смущенно и виновато улыбаясь, и приступил к ширинке, расстегивая ее нарочито медленно, как будто хотел пересчитать звенья молнии... Затем также не спеша чуть приспустил штаны вместе с бельем. Дальше, стоя на коленях, раздеваться было проблематично.

- Могу я... сесть?

Милле поборол порыв закусить губу и податься вперед.

- Встань. - Голос чуть сел. Милле выругался про себя, надеясь, что Тило этого не заметит.. Как не заметит и то, что усидеть на месте Милле становилось все труднее, и труднее..

Какая железная выдержка, Милле, ты меня поражаешь...

Вольф плавно встал с колен, выпрямился... Чуть подавшись вперед, спустил штаны с бельем до колен, позволяя им самим упасть на пол. Тяжело дыша от осознания собственной уязвимости и... привлекательности, словно в поклоне разведя руки в стороны и чуть склонив голову, шагнул из вороха одежды назад.

Милле, сдерживаясь из последних сил, наклонился, и взял в руки рубашку Тило. Не сводя с него взгляда, он медленно поднес рубашку к лицу и вдохнул ее запах.

- Я хочу посмотреть, как ты удовлетворяешь себя.. - Волна возбуждения по позвоночнику от собственной смелости. Взгляд глаза в глаза.

Руки Тило одновременно двинулись: одна к губам, другая к груди. От возбуждения шатало. Легким движением обведя рот, пальцы скользнули по щеке к шее, потом назад. Вольф потянул резинку с волос, вторая рука бесцельно блуждает по груди.

- Я... не смогу стоя...

- На колени. - Милле боялся, что голос выдаст его желание, и фраза прозвучала коротко и жестко.. Как приказ..

Вольф не сдержал слабый стон. Голос как пощечина... Резкий, хлесткий... Только возбуждает сильнее. Тило практически рухнул вниз и замер, в ожидании следующего приказа.

Милле на мгновение прикусил губу, но тут же взял себя в руки.

- Продолжай. - Темные глаза не отпускают взгляда Тило.

Еще один стон... Делать это как можно медленнее, хотя руки сами рвутся задать бешеный ритм. Провести пальцами по шее... стон... другой рукой по ключице... еще один... Жарко... Нет, горячо... Позволить себе прикрыть глаза и чуть откинуть голову... Переметнуться на бедра, царапая кожу... Учащенное дыхание и проступающие бисеринки пота... Со стороны, наверное, потрясающее зрелище... Такие мысли вырвали еще один стон...

Пальцы Милле судорожно сжали рубашку, лежащую на коленях. Он и сам уже не знает, чего хочет больше.. Заставить Тило самому довести себя до оргазма.. Или помочь ему.. Взгляд Милле, лаская, скользит по телу Вольфа..

Выгибаясь под горящим взглядом Милле, Тило позволил своей руке опуститься на член... Только коснувшись его, он понял, насколько возбужден. Попытка закусить губу была прервана протяжным всхлипом... Вольф запрокинул голову и облизнулся... Пальцы заскользили в медленном ритме... Прерваться, чтобы облизать ладонь и снова продолжить мучительную пытку

Тут уж Милле не выдержал. Поднявшись с кресла, он обошел Тило сзади и, опустившись за ним на колени, положил свои руки ему на запястья, медленно заводя их ему за спину и связывая рубашкой. Связав руки Тило, он медленно поднялся кончиками пальцев от запястьев к шее и, захватив его волосы в кулак, потянул назад, на себя. Жаркий шепот в ухо Вольфа.

- Твое наказание еще не закончилось.. Помни об этом..

В ответ лишь слабый, чуть сдавленный стон. Тило практически потерял сознание от всего происходящего. У него не хватило сил даже сжать кулаки... Казалось, одного прикосновения Милле хватит, чтобы он кончил. Осознание собственного положения выбивало почву из-под ног.

Милле довольно улыбнулся, но улыбка исчезла с его лица так же быстро, как и появилась. Он немного отстранился от Вольфа, и Тило услышал звук расстегиваемого ремня. Выдернув ремень, Милле поднялся, и легким пинком опрокинул Тило на кресло, лицом вниз.

Возбуждение накрыло Тило с головой. Какое там возмутиться или хотя бы недовольно зашипеть... Сил хватило лишь на то, чтобы повернуть голову и умоляющим взглядом посмотреть из-за плеча. Мучитель...

Глядя Тило в глаза, Милле медленно намотал ремень на руку. Внезапно его глаза сузились.

Хлесткий удар. На спине Вольфа появилась красная полоса.

Милле тут же почувствовал, как волна желания буквально сбивает его с ног. Закусив губу, он вновь поднял руку с ремнем.

Громкий вскрик пронзил тишину комнаты. Вольф совсем не этого ожидал! Боль, жгучая, как от каленого железа. Спина горела.

- Что ты делаешь?!

Инстинктивно Тило рванулся в сторону.

- Тихо. - Жесткий, тихий голос. Милле железной хваткой ухватил Тило за плечо. Перестарался.. Милле выругался про себя. Но останавливаться он не собирался.

Ты же этого хотел.. Признайся.. Тебе это нравится...

Еще один удар обрушился на спину Тило. Не такой сильный, мягкий, но ощутимый..

На сей раз, с губ Тило сорвался стон... Не от боли, нет... Протяжный, полный дикого желания. Голова дернулась вверх, Тило выгнулся, закусывая губу, прокусывая ее до крови. Ему показалось, что он начинает медленно сходить с ума. Господи, Милле, откуда в тебе столько силы воли и хладнокровия? Почему каждый раз ты умудряешься сорвать с меня маску?

Еще один удар и новая волна дрожи по всему телу...

Сдержать стон.. Заставить себя продолжать эту сладостную пытку, хотя больше всего сейчас хочется взять Тило. Резко, глубоко.. Нет, мой мальчик... Еще не время...

Ремень опускается на ягодицы Вольфа, вызывая шумный вдох у Милле.

Не осознавая себя, Вольф подался назад. Теперь он уже изнывал. Ох, если бы были свободными руки... Но все что он мог - безрезультатно напрягать мышцы... А плоть так просит прикосновений... Вновь поворот головы, раскрасневшееся лицо, глаза ничего не видят перед собой... Хриплый голос:

- Возьми меня... пожалуйста...

И новая волна желания, на сей раз, от осознания твоей власти надо мной, от того, что я тебя умоляю...

- Боги... - В глазах Милле потемнело, колени подогнулись.. Этот голос.. Произносящий такие слова... Тут уж Милле не выдержал. Выпустив из рук ремень и резко рванув молнию штанов, он приник к спине Тило. Сдернув рубашку, сковывающую руки Вольфа, он пробежался пальцами по его груди, бокам, и остановился на бедрах, сжав их, одновременно входя в желанное тело.. Жарко.. Тесно.. Прекрасно.. Паршивец, ты опять довел меня до точки...

Дыхание Вольфа перехватило, глаза распахнулись, рот широко открыт, из горла то ли хрип, то ли стон. Внезапно освободившиеся руки жадно вцепились в обивку кресла. На мгновение замереть, чтобы все-таки сделать вдох... выгнуться, открываясь, впуская как можно глубже... Горящие следы ударов на спине, крепкие руки на бедрах...

Неожиданно для самого себя простонать:

- Давай же... Трахни меня...

- Да.. Мой мальчик.. - Резкий рывок вперед. Глубже, как можно глубже. Одной рукой Милле обнял Тило за талию, притягивая еще ближе. Пальцы другой накрыли руку Вольфа, цепляющуюся за кресло. Милле не думал, что можно желать кого-то настолько сильно, настолько страстно..

- Господи, сильнее!

Ни одной мысли, даже мимолетной, только оголенные нервы, эмоции... Голова кружилась... Кажется он что-то шептал одними губами... Развернул руку ладонью вверх, что было сил сжимая кисть Милле. Другая рука метнулась вниз, к собственному члену.

- Мальчик мой... - Милле раз за разом сходил с ума, вбиваясь в Тило. Бешеные толчки, рваный ритм.. Тихие стоны в волосы Вольфа. Пальцы сжали пальцы Тило до боли. Другая рука чуть сжала его горло. Только инстинкты. Никакой логики. Только желание.

- Пой, мой мальчик.. Для меня... Мальчишка.. - Бессвязный, срывающийся шепот. И сдавленные стоны на входе..

Толчок, вскрик... еще толчок... тихое "пой..." и громкий крик в ответ... Весь в твоей власти, готовый кончить от одного твоего голоса... Голова запрокинута, волосы, спутанными прядями свисают на лоб, на глазах пелена... Еще немного, еще совсем чуть-чуть...

- Я ... - толчок - Больше... - еще один - Не могу...

Милле впивается зубами в плечо Тило, чтобы не кричать в голос. Рука на его шее сжимается, а другая рука, отпустив пальцы Тило, спускается на его член, захватывая в кольцо пальцев.

Рывок вверх. Глубоко.. Жарко.. Еще рывок.

- Можешь.. Мальчик.. Можешь.. - Сильное движение на члене Тило, не менее сильный толчок внутрь его. - Ты можешь кончить... Разрешаю...

Едва Милле произнес это, по телу Вольфа пробежала дрожь, и он кончил, с протяжным стоном, резко выгнувшись и откинув голову назад.

Этого Милле выдержать уже не мог. Сильный толчок, и он со кончил, сжимая Тило в объятьях, сползая с ним на пол.

Кажется, Вольф на мгновение отключился. Когда он все-таки пришел в себя и открыл глаза, первой фразой, что он смог выговорить, после долгих попыток отдышаться, было:

- Ты дьявол...

Милле била крупная дрожь, и он сильнее прижимал к себе Тило. Услышав слова Вольфа, он улыбнулся. На большее просто не было сил.

- Я знаю. И тебе это нравится. - Он зарылся лицом в волосы Тило, нежно целуя его в висок.



***



- Так, народ, снимаем клип. Ну! Давайте, подтягивайтесь! Вольф, вы можете докурить и здесь. Милле, родной. Иди же сюда. Я не кусаюсь! - Тило усмехнулся, услышав тираду режиссера и, кинув косой взгляд на Милле, двинулся докуривать к режиссеру, попутно забирая сценарий у помощника. Его едва заметно покачивало. Ночь с Милле давала о себе знать.. Да и выкуренная натощак сигарета не способствовала прояснению ума.

Милле, ответив многозначительной улыбкой на взгляд Тило, повернулся к режиссеру:

- Но у меня даже сценария нет...

- Боги.. У Тило он есть. Вы не можете читать вместе?? - Похоже, у режиссера было гадкое настроение. Милле решил не рисковать. Он просто перевел взгляд на Тило, и поманил его к себе. Тот смутился, но подошел и встал рядом, касаясь бедром плеча сидящего Милле.

Тот вытянул из пальцев Тило сценарий, и углубился в чтение, иногда косясь на Вольфа, который читал, стоя сзади и опершись руками о его плечи. Идиллия просто. Режиссер умилился, бросив взгляд на парочку. Но, график есть график..

- Дочитали? Отлично! - Он, не дожидаясь ответа, забрал у музыкантов сценарий, и погнал их на площадку.

- Так. Мне нужно больше энергии. Чувств. Эмоций.

Тило вопросительно поглядел на Милле, тот лишь пожал плечами. Когда Тило проходил мимо, Милле незаметно провел рукой по бедру немца вверх, наблюдая, как у того сбилось дыхание и затуманился взгляд. Довольно ухмыляясь, он встал и, приобняв Вольфа за талию, направился с ним на площадку.

- Так.. - Режиссер задумчиво посмотрел на обнимающихся немцев. - Сейчас будем снимать вас... Давайте в павильон.. Так.. - Еще один взгляд на парочку. - А.. Короче, вы знаете, что делать. - Махнул рукой и протрусил к своему стулу.

Тило нерешительно прошел к микрофонной стойке и скользнул по ней кончиками пальцев, кинув быстрый взгляд на Милле из-под челки. Тот ответил ухмылкой, и прильнул к свободному микрофону, обхватив его пальцами. Тило резко вдохнул сквозь зубы, судорожно сжимая пальцы. Милле, довольный реакцией, вопросительно посмотрел на звукорежиссера. Тот кивнул, и запустил фонограмму. Милле кинул насмешливый взгляд на Тило. Тот тряхнул челкой и ответил задорной улыбкой.



This is the end of all life's suffering

This is the end of all life's pain

Fear, destruction, greed, exists no longer

Nothing left now nothing can remain



***



Перерыв в записи клипа. Вольф и Петрозза сидят в небольшом кафе. Друг напротив друга. На столе кофе, сигареты... Оба курят.

Милле, до этого задумчиво разглядывавший чашку с кофе, поднимает взгляд на Тило:

- А ты сам веришь в Эндораму?

Тило удивился вопросу, но не подал виду.

- Я верю в забвение. - Затяжка. - А так же я верю в способность человека избежать этого...

- Почему ты тогда согласился петь со мной?

- Ну... У меня были на это причины. - Пауза. - Во-первых, песня пронизана невероятной энергией, во-вторых, это новый стиль, новое звучание, которое меня зацепило. Ну, а в-третьих... - Пауза. - Мне хотелось быть ближе к тебе..

- Чем я тебя заинтересовал?

Тило наклоняется ближе:

- Спокойствием, независимостью.. Силой.

Милле молча курит.

- Вот как сейчас.. Так и хочется оголить твои чувства.. - Затяжка.

Милле тушит сигарету в пепельнице:

- И как же ты предполагаешь это сделать?

- Я буду говорить.. Много, долго.. Пока не пробью твою броню.. - Закинул ногу на ногу.

Милле скрестил руки на груди:

- Рискни.

- Черт бы тебя побрал, Петрозза! Я хочу тебя сейчас. Я вспоминаю нашу предыдущую ночь. - На тон ниже. - У меня вся спина горит.. При ходьбе одежда касается.. И, знаешь.. Так жарко становится.. Колени подгибаются.. Воспоминания сбивают с ног.. - Выдох. - И раздвигают их.. Особенно, когда ты рядом.. Стоит мне взглянуть на тебя, как возникает.. - Вдох. - Стойкое желание опуститься перед тобой на колени и взять у тебя в рот.. Прямо здесь.. Как бы ты на это среагировал?

Милле, прикуривая новую сигарету:

- Если бы ты это сделал.. Я бы.. Не стал.. Отступать.. А смысл? Ты же не успокоишься, пока не добьешься своего.. А чего ты хочешь? Ты хочешь грубости, жестокости. Ты мой раб. Тебе это нравится. Ты с ума сходишь, когда чувствуешь мою власть над собой. Ты можешь сколько угодно шипеть и проклинать меня за грубость, но в душе ты жить без этого не можешь. Ты готов отдаться мне где угодно и как угодно, если я захочу. Тебе нравится чувствовать себя потаскухой, грязной шлюхой, потому что это так непохоже на твой сценический или повседневный образ. Ты же бог, идол, кумир. Но тебе просто жизненно необходимо порой чувствовать себя зависимым, уязвимым, абсолютно обнаженным. Поэтому ты поворачиваешься ко мне спиной, опускаешься на четвереньки и как можно шире раздвигаешь ноги... Ты переменился в лице.

- Н-нет-нет.. - Нервный выдох. - Продолжай..

Милле лишь пожал плечами:

- Как пожелаешь. Тебе безумно льстит та мысль, что я могу делать с тобой все, что пожелаю. И ты примешь это без сопротивления и упрека. Тебя возбуждает не тот факт, что я имею власть над тобой, а скорее твоя собственная пассивность. Ты кричишь, возмущаешься, но все равно подаешься вперед, когда я тебя трахаю.

- Прекрати.

- Нет, теперь я буду говорить. Еще, ты сходишь с ума от звука моего голоса. Ты заводишься, у тебя учащается дыхание, и становится жарко.

- Сссволочь..

- Да, ты материшь меня, проклинаешь, но только чтобы подстегнуть и подчеркнуть свою позицию жертвы. Но я отвлекся.

Тебе безумно нравится мое хладнокровие, с которым я могу говорить о том, как я буду тебя трахать.

- Хватит.

- Вот, например, сейчас. Я могу сказать, что с удовольствием сдернул бы тебя на пол, поставил на колени, схватил бы за волосы и заставил отсосать у меня прямо на глазах у официантов и посетителей. И ты бы это сделал. Не так ли?

Молчание и тяжелое дыхание.

- Я знал. А затем, не позволив тебе закончить начатое, кинул бы тебя спиной на стол и, сдернув с тебя штаны, резко взял бы. И ты бы тут же обхватил меня ногами и притянул ближе. И стонал бы в голос при каждом толчке.

- Тварь.

- А самое приятное во всей этой ситуации то, что ты готов кончить по моей команде, по моему желанию. Мне даже не нужно касаться тебя. Я могу просто придвинуться к тебе и шепнуть.. - Милле наклоняется к Вольфу. - Кончай.

Все время монолога Вольф не спускал глаз с Милле. На последней фразе он вдруг резко выгнулся, закусив губу, и свел колени. Замер на минуту и откинулся в кресло, тяжело дыша.

- Сволочь..

- Тебе в туалет надо.



Не глядя на Милле, Тило с трудом поднялся, и, еле заметно шатаясь, направился в туалет.

Закрыв за собой дверь и прижавшись к ней спиной, он закрыл глаза и глубоко вдохнул.

Прикрытые ресницы чуть дрогнули, и Тило, прошипев что-то сквозь зубы, оттолкнулся от двери и направился к одной из кабинок.

Вольф зашел в кабинку, забыв закрыть щеколду, его мысли были сейчас в другом измерении. Внезапно накатили воспоминания, заставив вжаться в стену. Он вспомнил, как на подгибающихся ногах вышел на сцену. Его слегка шатало.. Все-таки, первый концерт. Одна песня..

Напустив на лицо выражение полной отрешенности, Тило мазнул пальцами по микрофону. Он старался не смотреть в зал и не думать о том, что десятки человек сейчас внимательно следят за ним.

Зажженная сигарета тихо тлеет, зажатая между пальцев. Вольф и сам не знает, откуда у него взялись такие повадки - томное поглаживание микрофонной стойки, манерные движения, плавные, растянутые.. Вязкие..

Он чувствовал, как на него смотрят из толпы, чувствовал все эти взгляды.. Насмешливые, удивленные, заинтересованные.. И похотливые. Казалось, это должно было оттолкнуть его. Заставить отпрянуть от края сцены.. Но нет. Вместо этого, его движения стали еще развязнее, а вид отрешеннее.

Да, ему нравилось. Ему нравилось выступать. Несмотря на растущее возбуждение, несмотря на неуверенность и отчетливые смешки из зала. Ему все это нравилось.

Он жил. Чувствовал. Выпускал свои эмоции в зал. И зал отзывался. Не так сильно, как он, конечно.

Легкий поворот головы, томный взгляд из-за плеча. Публика заводится. Тонкая фигура, немного неловкая. Неуверенные движения. И волны возбуждения, исходящие от него.

Грим на щеках скрывает румянец. А платок на бедрах - причину румянца.

Тило отдался ощущениям, забыв обо всем, растворяясь в музыке. Живя ею.

Вдруг он почувствовал кожей чей-то взгляд. Искать его владельца в толпе было бессмысленно. И Тило сделал вид, что не заметил. Но ощущение не пропало. Только усилилось. Тило казалось, что его раздевают. Это заставило его податься вперед, а пальцы сжать микрофон. Сильнее.. Прочувствовать до конца. Что же ты.. В голос Тило добавились нотки истерики.

Допев, он удалился со сцены, не спеша уходить домой. Не из-за того, что ему хотелось послушать оставшихся исполнителей. Ему было интересно, пойдет ли дальше обладатель того взгляда. Поэтому он остался. К тому же, как оказалось, не зря - его попросили закрыть концерт, что польстило его самолюбию.



Тило не ожидал, что концерт закончится так поздно. Когда он вышел из клуба, было уже далеко за полночь, и он не представлял, как доберется до дома. По переулку гулял холодный ветер, кидая мелкие ледяные капли в лицо Вольфу. Фонарь, один на всю улицу мигал, грозя потухнуть совсем. Тило все еще думал. Возвращаться обратно в клуб не хотелось, хотя он вполне мог переночевать там..

Вольф поежился, сильнее запахивая куртку. Адреналин все еще гулял в крови, и немного тряслись колени. Тило прислонился к стене, доставая сигареты. Он покурит, придет в себя, и пойдет домой. Пешком. Жаль, только...

Вспыхнул огонек зажигалки, и погас, задуваемый ветром. Вольф нахмурился и повторил попытку.

Вдруг, дверь клуба распахнулась. Тило повернулся на звук, не вынимая сигареты изо рта. Фигура в плаще направилась прямиком к нему. Мужчина протянул Вольфу зажженную зажигалку, спрятанную от ветра в ладонях. Тот, не задумываясь, нагнулся, прикуривая. Все произошло очень быстро - резкое движение, и незнакомец заломил ему руки и крепко сжал горло Тило.

- Не дергайся, иначе придушу!

Тило на некоторое время затих. Даже замер. Так и не прикуренная сигарета упала куда-то на землю. На него обрушилась паника. Пусть берет все что хочет: деньги, куртку... Но, похоже, незнакомцу нужно было что-то другое. Ненадолго отпустив горло Вольфа и продолжая заламывать ему руки, свободной рукой он грубо ощупывал ягодицы Тило. Вольф дернулся, попытался высвободиться.

- Что ты делаешь?!

Сильный удар о стену заставил его замолчать. Звякнула об асфальт упавшая пряжка ремня. Незнакомец резко сдернул с Тило штаны, двумя точными ударами ботинок расставил ноги Вольфа настолько широко, насколько позволяли спущенные штаны Тило и, чуть помедлив, видимо справлялся со своей одеждой, резко прижался к Вольфу. Прикосновение чужого тела заставило Тило сжаться и рвануться в сторону, но противник вновь с силой ударил его о стену и прошипел:

- Не рыпайся, ссука...

Вольф сильно ударился скулой, заскулил и затих.

Незнакомец ухмыльнулся "Молодец, дрянь" и, чуть направляя себя, коснулся входа.

Намеренно медленно стал входить. Долго. Мучительно. И очень больно. После первой вспышки боли Вольф рванулся и закричал, но безжалостные руки вернули его обратно, тем самым сильнее насаживая, причиняя еще больше боли.

Ладонь крепко сжала горло и надавила вниз, не позволяя кричать...

Жжение, тело разрывает пополам раскаленным колом... Адская боль. Слезы, хрип из сдавленного горла. Войдя полностью, незнакомец начал двигаться. Резко, ни о чем не заботясь. Каждый толчок причинял новую боль, заставляя Тило сжиматься, что делало только больнее. Казалось, это никогда не закончится. Он мечтал потерять сознание...

Но вот насильник ускорился, захрипел и обмяк. Через две долгих секунды, продолжавшихся для Тило вечность, он застегнул ширинку, развернул Вольфа лицом к себе и выдохнул ему в лицо: "Из тебя вышла бы отличная шлюшка".

Взгляд еще раз обжег Тило, и его обладатель, ухмыльнувшись, толкнул Вольфа обратно к стене и ушел в темноту. Фонарь мигнул и погас, скрывая сползшего по стене и опустившегося на колени Тило. Рыдания сотрясали его тело. Обняв себя за плечи, он смотрел невидящим взглядом перед собой, проматывая в уме все случившееся. И погружался все глубже во тьму. Он понимал, что нужно пойти домой, смыть с себя все это. Что нужно просто вычеркнуть из памяти случившееся. Он понимал, и не мог.

Просидев так час, два.. Он потерял счет времени, Вольф медленно поднялся, держась за стенку, и прижался к ней лбом. Его все еще трясло.

Сделав над собой усилие, он отлепился от нее и пошел по направлению к дому.

Он не помнил, как дошел. Как будто щелкнул выключатель - он уже стоит в душе, под обжигающе горячими струями. Тило опустил взгляд - по бедрам сбегают красноватые ручейки.

Внутри все болит и саднит. Тило морщится, втирая какую-то мазь, оказавшуюся в аптечке. Ходить больно. Сидеть вообще невозможно. Но Вольф пересиливает себя, шипит и садится за фортепиано.

К добру или нет, но Тило был предоставлен сам себе. Друзья-знакомые знали, что он сам определит время, когда пора будет увидеться. И сейчас ему никто не мог помешать ни приходом, ни звонком.

Он писал.

Мелодия плавно переплеталась со словами. Так у него никогда не было - чтобы мелодия писалась одновременно со стихами. Тило даже сам не мог объяснить, что он чувствует, какие эмоции испытывает. Тут было и разочарование. Даже нежелание вновь выходить на сцену. Была брезгливость и отвращение к собственному телу. Досада. За то, что не такой, как все. За то, что отличается. И желание. Испытать все это еще раз. И еще... Прочувствовать. Ощутить на себе восторженные взгляды тысяч глаз.

Но эта боль... Практически физическая боль от унижения. И осознания того, что ему понравилось. Понравилось подчиняться. Понравилась грубость и напор. И боль.. Физическая боль.. Только сейчас он прочувствовал ее до конца. Выпил до последней капли.

Тогда, это было адом. Сейчас, спустя всего несколько часов, она уже не казалась такой ужасной.

Но нет. Ко второму разу он не готов.

Тило поморщился, меняя позу. Он сидел на диване в своей маленькой гостиной и листал ноты только что написанной песни. Ruin. В целом, она его устраивала.. Вольф грустно улыбнулся, поднимая взгляд. Такого, как Bresso, он уже не напишет. Если только после сильного потрясения. Он вздрогнул.

Медленно поднялся, и прошел к центру. Поставив кассету с Bresso и увеличив громкость, он вышел на балкон. Скоро рассвет. Солнце выйдет из-за горизонта, окрашивая мир в серые тона. Моросил дождь.. "Опять дождь..."



Meine letzte Zigarette klebt in meiner Lunge.

Meine Worte zittern dir entgegen,

Gedrangt mit Hoffnung und Angst.



Тело скрутило судорогой. Пальцы вцепились в поручни.



Ich bin nicht tot - nein - ich bin nicht tot!

Ich bin nicht tot - nein - ich bin nicht tot!

Noch immer hor' ich deine Stimme zu mir sprechen...

Noch immer spur' ich deine Lippen auf meiner Haut...

Noch immer brennt in mir dein Licht...

Noch immer liebe ich dich...



Две дорожки по щекам. И сдерживаемые рыдания.



Noch immer...

Noch immer...

Noch immer...



И подпевать себе же. Выпуская всю боль, все отчаяние, что накопились в нем. Выплакивая, отпуская себя. Обнимать решетки, словно любимого. Кричать о своей боли, переживая ее еще раз. Еще раз, чтобы отпустить и забыть. Чтобы не так остро, чтобы не так сильно.



Bitte, bitte, komm zuruck...

O, immer...

Noch immer...

Bitte, bitte, komm zuruck...

O-o, noch immer...

Bitte, komm zuruck...

Bitte, bitte, komm zuruck...

Bitte, bitte, komm zuruck...



Рыдания сотрясают тело, голос срывается, а слова уносят порывы ветра....



Уже рассвело. Но Тило было все равно. Он лежал на балконе и смотрел в небо. В хмурое серое небо.



Ich bin nicht tot - nein - ich bin nicht tot!



Пальцы сжались - ногти царапнули мокрый пол. Медленно поворачивает голову и смотрит на ободранные костяшки пальцев - этого он не помнил...

Не помнил и того, как бросался на перила балкона и как кричал в темноту. Не помнил, как со злости врезался кулаком в стену. Как сползал по ней же. Обессиленный, выжатый.. Без эмоций. Без боли.



Поднеся руку к лицу, Тило долго разглядывал ее, пытаясь сфокусировать взгляд и понять. Откуда?

Он так и не пришел ни к какому выводу. Поэтому нашарил в кармане рубашки сигареты и зажигалку. Прикурив, он уставился в небо. Тяжелые тучи медленно плыли над ним, изредка обнажая тусклое солнце.

Как и его мысли. Нет, его не мучили кошмары. И не будут мучить. Просто.. Просто он себе представлял все совсем иначе. Совсем.. Вольф шевельнулся. Тело отозвалось тупой болью. Он поморщился. Окурок улетел за перила. Нужно встать. Нужно.. А так тяжело.. Заставить себя..

Со стоном, Тило садится. Еще усилие, и он уже на ногах. Чуть шатает. Но это мелочи.

Хорошо бы поесть.. Взгляд в сторону кухни. Но нет. Так тяжело. Так трудно..

Он делает шаг. Еще один. Такое впечатление, что это не он дошел до квартиры, не он спокойно ходил по комнате.

Тело как будто налилось свинцом. Не хватало еще и простуду подхватить…

С этой мыслью Тило упал на кровать. И мгновенно провалился в сон.

Сна, как такого ему не снилось. Только обрывки.. Куски..

Вольф метался по кровати, сминая покрывало с простынями. Сбрасывая подушки. В этом сне.. Кошмаре.. Безумии было что-то дикое. Завораживающее. Как будто ему показали две стороны одной монеты. Как прекрасное становится уродливым. И, в то же время, притягивает. Заставляет идти за собой. Уводит все дальше. И нашептывает на ухо. О том, что на самом деле прекрасно. О том, что запретно. О том, что… Перед Вольфом проносились события ночи. Выдержки, как будто кто-то наблюдал со стороны. Со стороны видел его, прижатого к стене, судорожно стискивающего зубы, невольно выгибающегося под грубым напором трахающего его незнакомца. Причиняя острую боль, заставляющую выгибаться еще сильнее. И давить в себе стоны.

Тило резко вдохнул и выгнулся на кровати. Тяжело дыша, он открыл глаза. Он не заметил, как вцепился обеими руками в простыни. Да так, что пальцы затекли. Испугавшись, Тило резко разжал кулаки и сел. Он не заметил.. Что только что произошло.

Черт подери, как унизительно. Кончить от воспоминаний. Об изнасиловании.. Так низко пасть.. За-ебись.

Вольф устало откинулся обратно на постель. Сейчас не хотелось даже думать.

Скинув испачканные штаны, он кое-как завернулся в простыню и опять уснул. На этот раз - без сновидений.



Воспоминание оборвалось так же резко, как и накатило. Вольф смущенно опустил взгляд. Чтобы увидеть, что тело все еще помнит. И реагирует. На воспоминания. "Дерьмо.." - Выдох сквозь зубы. Вольф отлепился от двери чтобы облокотиться о прохладную стену. Достал сигареты, пытаясь успокоиться... Прикурил, затянулся... Не помогало...

Он тихо заскулил. Тело требовало разрядки. "Да что же такое-то, черт подери?" Ладонь с нажимом прошлась по груди, животу, переместилась на бедро. Тило запрокинул голову и шумно выдохнул. Он не слышал, как незапертая дверь приоткрылась, и в кабинку скользнула тень. Звука запирающейся щеколды он тоже не слышал.

"Милле, Милле, что же ты со мной делаешь?" - прошептал он и, поставив одну ногу на унитаз, уперся покрепче второй в пол. Сигарета упала на пол. Обе руки быстро заскользили по телу. Милле, мать твою, я, черт возьми, хочу тебя, твои речи меня только распаляют.

Тило скрипнул зубами, чуть выгибаясь под собственными прикосновениями. Облизал губы...

Милле замер у двери. Такого он не ожидал. Вернее, ожидал, но не настолько..

Тряхнув головой, он сделал шаг к Тило, и замер в десяти сантиметрах от него. Не касаясь и не говоря ни слова.

Вольф на него не реагировал. Все его внимание занимали его собственные руки, откровенно и бессовестно ласкающие его бедра, сжимающие и царапающие сквозь кожаные штаны.

- Милле... - За почти нечленораздельным шепотом последовал протяжный, чуть глухой стон, ладонь плотнее сжала напряженный член, Тило распахнул глаза...

Он не сразу понял, что Милле не плод его возбужденного воображения.

- Милле?

В ответ тот лишь резко выдохнул, и прижал Тило к стене, навалившись всем телом. Поймав его руки, Милле развел их в стороны и удерживал над головой Вольфа.

Скользнув взглядом по лицу немца, Милле медленно наклонил голову к шее Тило, и шумно вдохнул запах его волос, прижимаясь еще ближе.

Все происходящее было неожиданным и возбуждающим. Тило инстинктивно дернулся обнять Милле, вцепиться в него руками, но тот держал их мертвой хваткой.

- Что ты здесь делаешь? - прошептал он. - Какого дьявола?

- Да вот.. решил посмотреть, почему ты задерживаешься.. - Шепот в ухо Тило, горячее дыхание у него на шее.

Милле закусил губу, чтобы не вжаться бедрами в бедра Тило и не выдать своего возбуждения.

Тило сильнее выгнул шею, хищно оскалился.

- И как тебе картина?

- Очень даже... - Милле задавил стон, впиваясь в шею Тило поцелуем.

Вольф шумно выдохнул, раздвигая ноги шире, слегка касаясь бедер Милле. Больше всего сейчас он хотел отдаться ему. Но почему-то действовал иначе.

- Что ты делаешь? Тут... нельзя. С ума сошел?...

- Можно. Потому что... - Укус, быстрое движение бедрами вперед. - Я. Так. Хочу. - Милле отстранился, чтобы посмотреть Тило в глаза. Его взгляд скользнул ниже и остановился на губах Вольфа, жадно впитывая их влажный блеск.

Не задумываясь, Тило облизнулся. Он тяжело дышал. Любые попытки выровнять дыхание не действовали. Гордость и чувство самосохранения постепенно улетучивались... Руки дернулись сильнее.

- И как же ты хочешь?

Милле зачарованно смотрел на губы Тило, когда до него донесся вопрос Вольфа.

Выдохнув "пока так", он прижался губами к губам немца, теряя голову.

Подавляемое желание рвалось наружу неожиданными всплесками и перепадами настроения. Теряя контроль над собой, Тило яростно кусал губы Милле. Тормоза отказывали, бедра рвались вперед, тело изнывало.

Милле издал протяжный стон, лаская языком губы Тило, смягчая его укусы. Его руки скользили по рукам Тило вверх-вниз... Он просто уже не мог остановиться. Даже если бы хотел. Вольф же всем видом требовал более решительных действий. Сдерживаясь, он только сильнее распалялся, продолжая кусаться. Дышал часто и шумно, то и дело издавая приглушенные стоны. В какой-то момент Тило, видимо, переусердствовал и до крови прокусил губу Милле. Тот заметил это только почувствовав вкус крови. Он потрясенно выдохнул, и опустил руки, кончиками пальцев проходясь по бокам Тило. На миг оторвавшись, Вольф не преминул притянуть Милле за воротник рубашки. Затуманенный взгляд скользнул по окровавленным губам и вспыхнул огнем. Тило облизнулся, смакуя вкус, и хищно улыбнулся, выгибаясь навстречу ласкающим его рукам. Милле и не собирался отстраняться. От вида Тило у него перехватило дыхание, а в глазах потемнело. С тихим, едва различимым стоном он прошелся руками ниже, сжимая ягодицы Тило в ладонях и вжимаясь бедрами в его бедра. Прерывистый вдох ...вдох, пойманный губами Вольфа, отчаянно пытающегося остаться в сознании. Руками он скользнул вниз по телу Милле, лаская грудь, живот, резко переместился ниже, агрессивно требуя внимания именно этой части тела немца. Милле сдавленно охнул, почувствовав пальцы Тило у себя между ног. Такого он от него никак не ожидал. Чуть прогнувшись и прикрыв глаза, он запустил руки под рубашку Вольфа, проходясь ногтями по спине, прежде чем рвануть его ремень и взяться за ширинку. Что-то переклинило в голове Тило и он перехватил руки Милле в этот момент и, сам не ожидая от себя такого, толкнул его от себя в сторону, заставляя прижаться к двери. Замер, глядя в глаза, пока руки ласкали бедра, промежность, одними губами прошептал "только тихо" и опустился на колени. Милле ошеломленно уставился на Тило, не веря глазам своим. Из горла сам собой вырвался всхлип, и Милле закусил губу. От нежных прикосновений бедра рванулись вперед, навстречу этим рукам. В голове мелькнула и пропала мысль, что "тихо" не получится... Вольф тем временем медленно расстегивал штаны Милле, не отрывая взгляда от его лица. Сдернув одежду вниз, он начал медленно и мягко поглаживать возбужденный орган, провел языком по губам.

- Это будет моя месть тебе...

Милле сдавленно охнул, закусывая губу, зарываясь пальцами в волосы немца. От медленных прикосновений он уже сходил с ума, давя в себе стоны. Он мелко дрожал, сдерживая желание податься вперед, войти в этот рот, ощутить прикосновение влажных губ, теплого языка. Это вызвало еще один стон, полный желания и нетерпения.

Вольф холодными пальцами скользнул по члену, от головки по стволу... Приблизился, чуть касаясь губами плоти. Пальцами погладил внутреннюю сторону бедер, мошонку, неожиданно крепко обхватил член. Коснулся языком. Замер. Милле шумно вдохнул, зажмурившись и откинув голову назад. Он с трудом сдерживался, чтобы не засадить Вольфу на всю длину. Когда язык Тило прикоснулся к его члену, Милле резко вскинул руку, вцепляясь зубами себе в запястье. Примерно такой реакции Вольф и ожидал, поэтому он резко отстранился, продолжая ласки пальцами и, глядя снизу вверх прошептал:

- Рука... не так...

Милле хрипло застонал, мало что соображая, и нехотя опустил руку. Бедра все-таки рванулись вперед, стремясь усилить контакт напряженного члена с пальцами Вольфа.

Мягко коснувшись губами столь жаждущей прикосновения плоти, Тило ухмыльнулся и прошептал, намеренно медленно, чуть лаская:

- Неужели ты меня не хочешь? - Быстрая ласка языком. - Что даже не касаешься меня? - Не отстраняясь облизать губы...

У Милле все поплыло перед глазами. Он вцепился в плечи Тило одной рукой, пальцами другой зарываясь ему в волосы. Сдерживая себя, чтобы не надавить на затылок Вольфа, не заставлять..

- Черт бы тебя побрал... - Милле еще сильнее зажмурился, сжимая пальцы на затылке Тило.

- Если ты будешь на это смотреть, то я готов отдаться черту...

Прошептал Вольф и его губы накрыли головку, а пальцы стали двигаться в медленном ритме.

Милле резко выдохнул, распахнув глаза. Рот приоткрылся. Он нервно облизал губы и медленно опустил взгляд. От открывшейся картины у него в очередной раз перехватило дыхание.

- Черту... не отдам... - Вдох.

Вольф мурлыкнул что-то одобряющее, вызывая новую волну дрожи в теле Милле, и продолжил медленные ласки. Он, наверное, дико хорош со стороны: прикрытые глаза, припухшие губы, тонкие танцующие пальцы... Осознание собственной власти над Милле сводит с ума. Мазок языком, замереть, чуть сжать губы, отпустить, обхватить вновь, но не глубже головки...

Милле уже не мог сдерживать стоны, которые рвались из горла. Не контролируя себя, он сжал затылок Тило, чуть надавливая, не в силах произнести этого вслух.

В голове Вольфа промелькнула мысль: "Какой же ты упрямый..." , и он поддался на провокацию, приоткрывая рот, позволяя члену скользнуть внутрь на треть. Ладонями обхватил бедра Милле, чуть сдерживая их.

- Ааах... - Милле закусил губу, продолжая движение. Почувствовав, что что-то удерживает его, он застонал. Рука, как будто помимо его воли дернулась по направлению к собственному члену, желая помочь...

Заметив движение сквозь полу прикрытые веки, Вольф тихо зарычал, не желая чужого вмешательства и резко обхватил член, вбирая его целиком.

Милле буквально вжался в дверь, хватая ртом воздух. Пальцы беспорядочно гладят шею, щеку, опять шею Вольфа. Зарываются в волосы, царапая кожу. Каждый вдох сопровождается стоном...

Власть... Которая превращает короля в раба. Заставляет умолять. Делает человека полностью подвластным только твоему рту... Вольф упивался своей местью. Осознавая, что она доставляет такое удовольствие Милле. Только не ускоряться. До последнего. Тянуть с развязкой...

- Боги... Тило... - Стон, вдох. - Быстрее, черт тебя дери... - Милле сжал руку на шее Тило.

"Опять ты поминаешь черта..." - Вольф улыбнулся своим мыслям и сдался... Резко ускорил движения ртом. Отпустил бедра. Обхватил член пальцами, помогая.

От такого ожидаемого и в то же время неожиданного напора Милле чуть не упал, ухватившись свободной рукой за дверь. На каждое движение Тило он отзывался стоном, лаская пальцами его шею, ощутимо сжимая ее в особенно сильные моменты. "Чуть-чуть, еще чуть-чуть... ну жеее..."

"Давай... да... ну что же ты..." хочется шептать, торопить, умолять, но нельзя... только мурлыкающие стоны и сильнее сжатые губы... и резкие движения рукой... Кружится голова... Еще...

- Аах... Даааа!!!... - Милле выгнулся, сотрясаясь от оргазма, накрывшего с головой.

Какое наслаждение понимать, что это ты доставил человеку оргазм... Принять все до капли...

Чуть пошатываясь, Вольф поднялся с колен, помогая Милле застегнуться...

Милле перевел взгляд на Тило, колени подогнулись, не выдержав напряжения, и он начал медленно сползать по стенке.

- Эээ... Ты что? - Вольф подхватил Милле, прижимая собой к стене. - Грязно...

Трясущимися руками полез за сигаретами.

Милле вцепился в Тило, потихоньку начиная отходить.

- Все в порядке... - В глазах Милле читались восторг и обожание. Он мягко коснулся щеки Вольфа и прижался губами к его губам.

Нежный поцелуй напомнил о собственном требующем внимания теле. Вольф глубоко вдохнул и попытался выровнять дыхание. Предложил сигарету Милле.

- Будешь?

- Не сейчас... - Милле мурлыкнул, прижимаясь к Тило плотнее. Руки скользнули ему под рубашку, мельком касаясь сосков, чуть царапая спину. Язык принялся выписывать узоры у него на шее.

Вольф сдавленно вскрикнул, поражаясь тому как на него действуют простые ласки, вжался в Милле сильнее, цепляясь за его плечи.

- Я ж... так... курить брошу...

- Не бросишь... - Милле улыбнулся. - Повернись... - Тихий шепот в ухо, дыхание щекочет шею, руки медленными ласками опускаются ниже.

- Ты не хочешь видеть мое лицо? - Попытка засмеяться провалилась, подавленная шумным выдохом, когда Вольф повернулся и прижался к Милле спиной.

- Что за глупости ты болтаешь? - Милле ощутимо прикусил мочку уха Тило, пальцы мягко поглаживают низ живота.

- Ты не ответил на мой вопрос... - слова хоть немного отвлекают от ощущений тела... еще немного, и он не выдержит и начнет умолять...

- Мне кажется... - Руки Милле беззастенчиво полезли Тило в штаны. - Так мне будет удобнее... - Пальцы царапнули пульсирующую плоть. - Но... если у тебя есть другие варианты... - Он замер. - Я тебя слушаю...

Вольф тихо заскулил сквозь зубы, прижимаясь плотнее и замотал головой.

- Хороший мальчик... - Милле резко дернул пряжку ремня Вольфа. Та же участь постигла и штаны немца, которые вскоре оказались спущены до колен Тило.

Милле закусил губу, вжавшись пахом в обнаженный зад Тило, оглаживая его бедра, раз за разом минуя член.

Вольф сделал нечеловеческое усилие и оттолкнулся от Милле, упираясь руками в противоположную стену. Призывный взгляд из-за плеча...

- Я могу быть лучше...

Милле поддался на провокацию, делая шаг вперед и вновь прижимаясь к Тило.

- Насколько лучше? - Кончик ногтя скользнул по члену Тило.





***



Вольф сидит в кресле, расслабленная поза, колени расставлены. Голова откинута на спинку кресла. В правой руке дымится сигарета. В левой - бокал вина. Время от времени он лениво затягивается, наблюдая за дымом сквозь ресницы, и потягивает вино.

Пепел с сигареты падает на ковер. Глаза прикрыты, а на губах играет улыбка.

Дверь приоткрывается, входит Милле. Ресницы вздрагивают, и взгляд карих глаз обжигает входящего.

Тонкие пальцы скользят по ножке бокала, лаская его, взгляд глаза в глаза. Тень усмешки скользнула по губам Тило и исчезла. Он опустил взгляд и изящно поднялся. Бокал, оставленный на подлокотнике, чуть качнулся, и медленно упал, вино выплеснулось на пол. Тило медленно подошел к Милле, и, прильнув к нему всем телом, осторожно поцеловал в губы, скользнув кончиками пальцев по его щеке. Тот улыбнулся, и сгреб изящного немца в охапку, закружив его по комнате.

- Что ты делаешь? - Вольф, смеясь попытался освободиться. Но безрезультатно. - Милле, прекрати! - Смех Тило никак не вязался с его словами, и Милле и не думал его отпускать. - Милле! Ты ведешь себя как мальчишка!

- Это ты мальчишка...

- Ну да. Тридцатилетний мальчишка. - Выражение лица Тило вызвало новую волну смеха Милле.

- Ну чего ты смеешься?! - Немного обиженно.

- Мальчишка... - Милле поставил Тило на ноги, его пальцы зарылись Вольфу в волосы, портя прическу и притягивая того в глубокий поцелуй…



…Тило разметался по кровати. Луч солнца скользнул по лбу, глазам, скуле. Переместился на шею, грудь. Вольф чуть повернулся и недовольно приоткрыл один глаз, чтобы тут же закрыть его - в глаза бил все тот же луч.

Тило перекатился на середину кровати и блаженно потянулся. Закончив, он оглядел комнату. Никого. Хитро зыркнув вправо, туда, где должен был быть Милле, он одним движением оказался на его стороне кровати и уткнулся лицом в подушку, вдыхая ее запах.

За этим занятием его и застал Милле, успевший налюбоваться на спящего Тило, одеться и приготовить кофе.

Тихий смешок заставил Тило подскочить на кровати и обиженно уставиться на Милле.

- Это было нечестно.

- Что? - Милле удивленно изогнул бровь.

- Подглядывать за мной! - Тило обиженно отвернулся и свесил ноги с кровати, намереваясь встать и одеться.

Милле тихо фыркнул и ухватил Вольфа за талию, не давая никуда идти.

- Ну и куда ты собрался?.. - Милле уткнулся лицом в затылок Тило, крепко обнимая его за плечи.

- Куда-нибудь. - Вольф надулся.

- Не дури. Пойдем лучше завтракать.

Тило сделал вид, что задумался, тогда Милле, закатив глаза, легко поднял его на руки, и утащил на кухню.



***



Это был длинный тяжелый день. Тило Вольф устало опустился в кресло, раздумывая над тем, чем займется. Он может пойти спать или пойти спать. Стакан, который он до этого держал в руке, полетел в стену.

- Милле! Как ты мог???

Вопль Тило пронесся по пустой квартире. Вот уже второй день, как Милле на гастролях.

Первую ночь Тило не помнит - он просто напился до поросячьего визга. То, что сегодня такое не пройдет, он понял с утра, глядя на себя в зеркало.

И сейчас он сидел в кресле, и тупо смотрел на свои руки, понимая, что нифига ему не удастся сегодня просто поспать.

В памяти, как назло, всплывают картинки. Одна ярче другой..



Руки, ласкающие его. Такие уверенные. Его тело отзывается на каждое прикосновение, выгибается навстречу, каждое новое касание вызывает стон. И этот голос.. "В подушку. Кричи в подушку". О.. Как тут не кричать, когда вспышки острого наслаждения буквально разрывают на части. Кусать уголок подушки и впиваться ногтями в спину, вызывая его шипение, прижимать ближе. Еще ближе..



Тило выгнулся в кресле, сжимаясь в комок и подтягивая колени к груди. Он отлично помнил, каково быть подростком с кипящими гормонами. Он помнил как это - извиваться в собственной постели, мечтая о жарких прикосновениях и… Нет! Тило оборвал сам себя, и поднялся на ноги. Не думать..

Мягкими, почти кошачьими шагами Вольф подошел к столу. Окинул его невидящим взглядом. Провел пальцами по столешнице, книгам, нотным листам. Самое время сесть и писать. Ведь никто не мешал: музыканты сидели по домам с семьями, Анне уехала на рождество к родителям, а Милле был на гастролях. Самое оно. Но он не мог. Колбасило. Чересчур. Ревности не было. Была опустошенность. Он уже переистерил и, вроде бы, успокоился. Но все равно не находил себе места. Не мог занять руки. В голове ни одной мысли. А через три дня концерт. Опять суета. Хоть она вытянет Тило из тумана сознания... Полусознания... Бессознания. Но как прожить эти несчастные три дня?!

Боги... Думать только о нем. Только его желать... Как он... Что он...

- Аах... - Тило с силой уперся кулаками в столешницу, чувствуя растущее возбуждение. - Вольф. Возьми себя в руки. - Тило тряхнул головой и выпрямился. Сейчас явно не время. Он закрыл глаза рукой, воскрешая в памяти события годичной давности. Когда они с Милле только познакомились.. Когда.. Тило сглотнул ком в горле и буквально упал в кресло. Их первый раз. Что он вытворял.. - Тило улыбнулся. Но это сейчас смешно. А тогда.. Тогда ему было не до смеха.. По возвращении в номер..

Память откручивает время на год назад.

Раннее-раннее утро. Солнце только встает. Тило буквально заползает в свой номер, захлопывает дверь и практически без чувств падает на кровать. А тело еще помнит прикосновения. А губы еще хранят тепло губ. С тихим всхлипом он притягивает колени к груди и обнимает их, закрывая глаза.. Сплетенье пальцев, судорожные вздохи и громкое дыхание. Прикосновение кожи к коже, бесстыдный язык, порхающий по шее и жаркий шепот в ухо. Тило со стоном распахнул глаза. Уже через два часа Анне зайдет за ним, и вся группа загрузится в автобус, и отбудет на гастроли. А.. А Милле.. Он останется здесь.. А как было бы хорошо..

Но. Увы. Креатор остается здесь. Писать новый альбом. А Лакримоза уезжает. Тило не знает, что будет дальше. И будет ли. Возможно, Миланд уже ничего не помнит. Возможно, они больше и не увидятся. Только по работе.

Милле, кажется, говорил что-то на счет клипа.... Тило чуть не взвыл. Но сдержался, прислушиваясь к ощущениям, вызванными воспоминаниями о Милле.

Он попытался воскресить в голове образ Миланда.. Миланд.. Милле.. именно так он представился во время их знакомства. Грозный, неприступный. И дико обаятельный. Трудно было не попасть под его влияние. Трудно ослушаться. Но Тило противился. Из чистого упрямства. Из чувства противоречия. Чтобы не быть "как все".

Весь его образ строился на этом пресловутом "не как все". И как хочешь. Подведенные глаза? Черные ногти? Выбритые виски? Да запросто. И незаметно длинный ноготь на мизинце. Для себя. Нет.. Ты врешь себе, Вольф. Не для себя. Прекращай уж врать себе.

Тило встряхнул волосами, прогоняя ненужные мысли, которые так и норовили вернуться к Милле.

Он закурил, затянулся, выпуская тонкую струйку дыма в потолок. Милле.. Ходячий раздражитель. Магнит, притягивающий все мысли, отключающий сознание, убивающий инстинкт самосохранения и глушащий все возражения здравого смысла.

Думать? Рядом с ним? Это невозможно... Нет, не тогда, когда в животе кружатся бабочки, щекоча нервы нежными крылышками, овевая душу слабыми порывами ветерка. И заставляющие сердце сжаться от щемящей нежности. От желания прижаться близко-близко. Вдохнуть запах разгоряченного тела, табачного дыма и пота...

А еще труднее вернуться в реальность. Поднять взгляд и встретиться с завораживающим взглядом карих глаз. Читающих, казалось, все мысли и намерения. Все желания...

Да... я был уверен, что он все прочитал. Он знал. С самого начала. Знал, что так будет и потому не торопился... Что он чувствовал тогда? Нет. Что он чувствовал во время секса, я знаю. Ну, могу предположить, не боясь ошибиться.

Но что он чувствовал тогда, когда я ушел? О чем думал?

Тило задумчиво перелистал ноты.



***



Милле дремал в автобусе. Правая рука покоится на мобильнике, готовая подхватить его в любой момент и поднести к уху. Но нет... он молчал.

Миланд вздохнул во сне, поворачивая голову. Чтобы встретиться с лучом солнца. Необычно яркого и горячего. Он вздохнул и повернулся обратно. Но сон уже не шел. А мысли крутились вокруг одного... Мальчишка... Милле задумчиво улыбнулся, кусая губу. Кто бы мог подумать... Что Миланд Петрозза, "грубое животное", привлечет такого тонкого, хрупкого мотылька. Мотылька, самого оборачивающегося пламенем. Огнем, от которого нет спасения. Которое обжигает взглядом, посылает разряд в сердце через прикосновение. Которого хочется грубо прижать к стенке и, в то же время, обнять, укрыть собой.

Противоречивый, Тило вызывал такие же чувства. Как желание обнять, приласкать, окружить заботой, так и подчинить своей воле, поставить на колени…

Мальчишка… Единственный… Любимый…



***



Тило задумчиво прикрыл глаза, пытаясь понять, когда это началось. В какой момент он понял, что всецело принадлежит этому человеку... Понять не получалось. Как далеко назад не оглядывайся, так было всегда...

...Вольф выпрямился во весь рост, расправил плечи и с вызовом оглядел зал. "Да, я принадлежу мужчине. Раньше я не жил. Существовал. Но сейчас я живу. Я чувствую. Я лечу. Смотрите на меня - я лечу!!"

Его голос рассыпался по стадиону сотнями колокольчиков, звеня и переливаясь, осыпаясь к его ногам и на зрителей. Пробуждая улыбки.

И Вольф буквально купался в этих улыбках, восхищенных взглядах. Среди них не было одного взгляда любимых карих глаз, но это не повод для расстройства. Это повод ждать новой встречи. Ждать прикосновений нежных губ... Яркая, чистая в своей прозрачности волна пронзила тело Вольфа, добавляя в его голос новые краски.



Dies ist der Morgen, der Morgen danach!!

Нашла на просторах интернета

ООО)))знаю этого аффтара)))) лучший фик из тех что я читала! ))) с него у меня появился интерес к слэшу)))))жаль на подобии ещё не видела таких((..

"""Ростом-то вышел, но в сравнении с Милле он как-то на актив не тянет...имхо, конечно)""""

я тоже так думаю.. хмм .. Тило актив .. представить сложно O_O... а уж пассивных я из далека вижу))

К яою никогда трепета не испытывала,но это написанно безумно красиво и чувственно,понравилось)

Нашла в сети слэш:вот собственно...

"...впервые он увидел ее на одном из своих закрытых швейцарских концертов - она заменяла их приболевшего менеджера...
...зайдя в гримерку, он от неожиданности выругался - ну откуда он мог знать, что там будет еще кто-то?! она испуганно соскочила с подоконника, и смотрела на него своими большими, красивыми, почти черными глазами... он почувствовал, что в нем проснулся стыд. и что-то еще... "нет-нет, стоп! еще чего! никаких "что-то еще"! Анне итак закатывает скандалы 5 раз на дню, что-то не особо хочется, чтобы она перевыполнила свою норму на сегодня..." - эти мысли проносились в его голове, а она все еще стояла возле окна, безуспешно пытаясь вжаться в стенку. увы, стенка никак не хотела принимать ее в свои объятья. в отличие от него...
"да что это со мной?! ладно, надо узнать, что она здесь делает..." - подумал Тило.
"ой, какие мы скромные! а как насчет номера телефончика и домашнего адресочка, а?" - язвительно прошептал внутри него голос.
"ну... так, стоп! прекрати!"
"неужели ты не хочешь этого? да не верю! - усмехнулся голос. - ты ведь хочешь, хочешь, хочешь, хочешь..." - продолжал раздаваться этот ужасный гипнотизирующий голос...
Тило схватился за голову и опустился на пол.
- с Вами все в порядке? - она подбежала к нему.
"Господи, как же она прекрасна... о, эти глаза... я хочу раствориться в них... навсегда"
он встряхнул головой.
- кто ты?
- эм... герр Вольф, извините... я... я... ваш менеджер попросила меня приехать и... - девушка еле выдавливала слова из себя. она все еще была напугана. - ...и помочь с организацией ко... конц... Вашего выступления... я... я... мне... простите меня, - еле выдохнула девушка.
"она прекрасна..." Тило больше не мог ни о чем думать...
вдруг в дверь постучали.
"ну кто там еще приперся?!" - зло подумал он.
стук повторился. он стал еще настойчивее. а они так и сидели на полу, не в силах оторвать друг от друга взгляд...
- Тило, мать твою! открой дверь! я знаю, что ты здесь! опять с кем-то развлекаешься, да, я знаю! Тило, сколько можно?! - за дверью раздавался разгневанный голос Анне.
"действительно, сколько можно?! все эти бесконечные скандалы, ссоры... ведь мы оба с ней знаем, что уже не интересуем друг друга как люди. всего лишь партнеры по делу. а дело, кстати, превращается последнее время в хрен знает что..." - тило все еще сидел на полу и размышлял...
- ...если ты сейчас же не откроешь мне дверь, я обижусь на тебя! слышишь? и... и вообще... - в голосе Анне уже слышались слезы, - и вообще я уйду из группы! понял?..
"скатертью дорога!" - он сидел и смотрел на загадочную девушку, свалившуюся ему как снег на голову и ждал, когда же прекратится очередной скандал.
- герр Вольф... - неуверенно начала она.
- Тихо! - Тило зажал ей рот рукой.
"ее губы... кожа... так нежна..." - он уже не мог сопротивляться своим мыслям... только одно останавливало его - ее большие черные глаза, полные ужаса...
- Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого, - прошептал Тило. - просто ничего не говори, пока она не уйдет, хорошо?
девушка кивнула.
он осторожно отнял руку от ее губ.
постепенно истеричные крики за дверью стали утихать, а потом и вовсе исчезли. Анне в очередной раз поняла, что таким образом она ничего не добьется и, обидевшись, ушла к Дирку.
- ну что ж, раз уж так получилось, то... давай для начала познакомимся, что ли... - Тило пытался сделать непринужденный вид, но волнение выдавало его.
- как тебя звать? - спросил Тило, ругаясь про себя на свой дрожащий немного голос.
- Вэлла... - тихо прошептала девушка.
- красивое имя... первый раз такое слышу...
- спасибо... - она улыбнулась. первый раз за все их короткое знакомство.
он встал с пола, подал ей руку.
- а Вы... Вы меня простите? - краснея, спросила Вэлла.
- конечно да! даже не думай об этом, все в порядке. у всех бывает. давай лучше я тебе расскажу о графике предстоящих концертов, ведь ты должна к ним подготовиться. боюсь, что она приболела надолго... - "а может, и навсегда" - пронеслась очередная безумная мысль в голове.
- давайте...
- да, еще - давай на ты. мне будет так проще. да и тебе, надеюсь, тоже.
- эм... хорошо. - она опять улыбнулась.


***


...Вэлла работала у Тило уже более 5 месяцев. она отлично справлялась со всей работой, на концертах все всегда было идеально, даже вечно недовольная Анне была в восторге от их нового менеджера. а Тило... что тут скрывать, он был просто счастлив, видя ее каждый день у себя в офисе, улыбаясь ей и видеть ее сияющую улыбку в ответ... он был счастлив, когда она просто смотрела на него... ее голос завораживал его, подчиняя себе все его мысли... он чувствовал, что никогда и никого не любил так, как любил сейчас ее. это ради нее он писал необыкновенные по своей силе чувств и эмоций песни, от которых все критики и фанаты приходили в экстаз. Все вокруг видели, что с Тило случилось что-то необыкновенное - даже их знаменитая Элодия была ничто по сравнению с тем, что он создавал сейчас...
но ОНА как будто не понимала(или не хотела понимать), что все эти стихи о безумной по красоте и силе любви посвящены ей... лишь ей одной! да, они были самыми лучшими друзьями, она рассказывала ему все, что с ней происходило, делилась своими радостями и печалями, но это было НЕ ТО. он со скрытой болью в сердце слушал ее рассказы о парне, по которому она страдала. но она совсем не замечала, что Тило страдает по ней так же...
однажды, когда в очередной раз Аскольд поссорился с ней, она сидела рядом с Тило и сквозь слезы говорила:
- почему?.. почему он не хочет понять мои чувства? почему ему все равно? почему ему плевать на меня? почему?!... никто не понимает меня... - всхлипывала Вэлла.
- ты ошибаешься, - сказал Тило, гладя ее по волосам. - я очень даже понимаю то, что ты чувствуешь сейчас... поверь, мне так же больно... моя любовь так же не понята... но я все еще верю, что когда-нибудь я буду счастлив... и ты тоже...
Вэлла посмотрела на него сквозь слезы. а потом вдруг закричала:
- нет!!! неправда! ты не понимаешь! ты совсем не понимаешь меня! как и все остальные... - она осеклась, не договорив. по щеке Тило катилась слеза. она впервые видела, как он плачет...
- Тило, пожалуйста, прости меня... умоляю, прости... - она бросилась к нему, обнимая за шею. - прости, прости, пожалуйста... я... я... - она замолчала. он смотрел на нее таким странным взглядом... она впервые видела его таким. вся его боль была в этом взгляде, устремленном на нее. боль и... и любовь. любовь безответная, непонятая, но еще живая...
- я не знала, что... что ты... - она не могла говорить, слезы сдавили ее горло стальной рукой... да и надо ли говорить... на лице уже нарисовались две дорожки от потекшей туши и подводки, но ей было все равно... равно как и ему...
- иди ко мне... - прошептал он. она прильнула к нему, уткнувшись лицом ему в грудь. он почувствовал ее дыхание на своем теле и еще крепче обнял ее, нежно шепча ей на ушко "я всегда буду с тобой... всегда...""(с)Fassade(Stern Vella)

Чеширский кот
Красиво. Очень но это не слэш ибо он должен быть написан про отношения двух мужчин. А это просто красивый, романтический рассказ))

Maria777 ,учту.Просто автор назвал сие слэшем...решила не трогать чувства творца)

Lady_Anne
рассказ на мой взгляд очень хорошо описывает характер Тило)

я аж как-то озадачился таким количеством слэшей с тило и милле, тем более. что сам пробовал написать ранее.
фики понравились, особо за физиологию я того... болел всем организмом.

первая "Эндорама" - да, просто шикарный фик. Читала и перечитывала.
а вот вторая.. Не смогла дочитать дальше середины первой секс-сцены. Будь фик выложен автором, я бы подробно написала, что да как, но в данной ситуации ограничусь тем, что скажу о неправдоподобной феминности Тило. Ему ж по идее там 27 лет, а ведет себя как девочка-подросток. Или законченный гей, тоже подросток х) И поэтому воспринимается даже скорее не как дичайший ООС, а как Мэри-Сью


Ketzer

и где плоды творчества?) Или всё заброшено? Было бы крайне интересно прочитать, т.к. в качестве ваших фиков я уверена

а мне наоборот больше понравилась вторая Эндорама. еще не видела так откровенно-чувственно написаных фанфиков. и какие подробности, какие страсти-ах! а может мне просто нравится роль Тило как озабоченого поростка

Я продолжаю быть уверен, что нижеследующий(е) рассказ(ы) находился в разделе "Рассказы, посвященные Lacrimosa". В общем, ищите сами, к каком месте он таковым является... Но однажды он меня очень впечатлил, поэтому выкладываю. А впрочем, N в одном. Пусть будет я думаю...

Автор: Christa

::: Взгляд убийцы :::

Я сижу и думаю... вообще-то думаю я всегда, только не всегда осознаю мысли, которые лезут в голову. То есть процесс мышления, а вернее размышления, присутствует всегда, но зачастую в голове при этом - пустота. Разрушающая пустота. Настолько всеобъемлющая и громкая, что...
Но все это чепуха на фоне того, что происходит, когда мысли-таки осознаются. Тогда начинаешь думать, что лучше было бы, если бы они не осознавались вовсе! Понимаешь, что в этом мире единственный, кто видит тебя и, может быть, хоть как-то понимает - ты сам. По крайней мере, единственный, кто еще готов терпеть тебя таким, каким ты есть, каким хочешь быть. Единственный, кто еще, возможно, в силах даже принять тебя таким.
Единственный, кто такой же, как и ты.
Ты пытаешься понять мир, пытался принять его, но у тебя ничего не выходило. Но ты надеялся, что вот-вот и ты все равно поймешь что-то, но увы - сталкивался лишь с непониманием, глухой стеной, стоящей между тобой и целым миром. Ты понимал, что мир - большой, а ты - один. Но тем не менее, ты чувствовал в себе больше сил, чем у всего этого мира, вместе взятого; ты чувствовал, что ты - стoишь всего этого мира. А мир в это время не понимал тебя и отвергал. Потом он просто отшвыривал тебя в сторону, ожесточенным солдатским ботинком пиная твое лицо прямо в грязь от только что пройденного дождя, который ты так любил. Но ты поднимал лицо, поднимал глаза, с кривой улыбкой на губах и чувствуя себя выше всего этого, выше мира, выше себя - ты чувствовал совершенство. Совершенство не свое - нет! Совершенство как состояние твоей души. Ты как будто парил надо всем этим, надо всем, что видел, надо всем, что видело тебя.
И весь мир, все люди видели это выражение в твоих глазах, которое отражалось в солнцезащитных очках, надетых на их глаза - и они боялись тебя.
Ведь они не понимали, что тебе ничего не нужно от них, потому как они ничего не могли дать тебе. Лишь одно: оставить тебя в покое, не трогать, не замечать. Но как раз это и не в силах был сделать мир - ведь ты так отличался от него, и он чувствовал это, и это не давало жить спокойно, не давало ощущения защищенности и собственного совершенства - ведь люди либо ощущают себя сырыми червями, либо абсолютным совершенством.
А ты?
Тебе хватило сил признать, что ты - всего лишь декорация. Пассажир. Ты едешь в пустом автобусе, ты заплатил за проезд слишком много денег, есть много пустых мест - весь салон пуст - но ты стоишь на своих двух и даже не держишься за поручень - и тебя швыряет, толкает, куда-то тянет по направлению пути автобуса - ты постоянно падаешь на пол; эта дорога вся в ухабинах, ямах, неожиданных бордюрах, резких поворотах, без единого знака дорожного движения и светофора - автобус едет так, как он хочет, за рулем - безбашенный водитель, который уверен в своей машине настолько, что не объезжает препятствия и он даже не подозревает, что скоро, очень скоро, колеса в его автобусе могут не выдержать и отвалиться, а тормоз откажет над вдруг оказавшейся за резким поворотом пропастью.
И вот автобус летит в бездну...
...но ты все равно поднимаешь лицо из грязи, поднимаешь глаза на того, кто пнул тебя ботинком, усмехаешься ему - а его глаза выражают дикий ужас непонимания выражения на твоем лице.
Почему-то люди склонны называть такой взгляд "взглядом убийцы". Но в душе ты не чувствуешь ничего, кроме понимания и усталости.
Усталости, что тебя не понимают.
Понимания того, что понять тебя невозможно.





::: Возвращение в жизнь или дневник реальности :::



Рози ищет в этих глазах разум или
безумие... и находит и то и другое...
Стивен Кинг "Роза Марена"
1995 г.


Три года. Три прекрасных года в Ее жизни. Что она получила от этого города? Все, о чем мечтала. Она даже не представляла, что ее жизнь так сложится. Едва она окончила школу, как у нее уже есть любимая робота, хорошая квартира, отсутствие проблем и просто хорошая жизнь. Рядом всегда есть хорошие подруги и любимый человек. В этом городе она не родилась, но он быстро стал родным. Все его подворотни казались знакомыми еще с детства. А прошло лишь три года. И ей всего лишь двадцать.

Солнце ярко светило в окно. Начало осени. Юля улыбнулась, глядя на календарь. Суббота. Жизнь прекрасна! Иногда ей казалось, что она спит – так сложно было поверить, что от жизни у нее есть все. Но обычные рутинные дела быстро отрывали от таких мыслей, и Юля вновь с головой окуналась в жизнь. Но сегодня… сегодня был выходной и, кроме радости от субботы, она чувствовала еще что-то. Что-то, что не могла понять и, поэтому, быстро отгоняла это чувство на задний план.

Миша, как всегда, появился внезапно. Иной раз Юля думала, что он специально следит за ней, а потом возникает перед девушкой, чтобы удивить или испугать. Она как раз выходила из магазина, как он, появившись из-под земли, потянул ее за руку. Юля едва не вскрикнула, как всегда развеселив Мишу. Они присели на лавку, стоявшую неподалеку. Солнце светило еще летним теплом, ветер запутался в зеленой листве, чирикали воробьи, а неподалеку дети играли в классики. Юля так боялась спугнуть эту гармонию, что почти не дышала.

- Ты сегодня странная. Что-то произошло? – Миша всегда знал точное ее настроение.
- Нет. Тебе на этот раз показалось, просто… мне так хорошо!
- Да. Сегодня прекрасный день. Я даже на секунду забыл, что сейчас осень.
- Все напоминает о лете.
- Как дела на работе?
- Как всегда. Мою идею поддержали все на собрании. И что бы я делала без тебя?
- Ну, я ведь только подсказал, а остальное уже ты сама сделала.
- Все равно, без тебя ничего этого не было бы.
- Ну, хорошо. Чтобы ты без меня раньше-то делала? – Миша, наконец, улыбнулся.
Юля хотела его обнять, но последняя фраза, неожиданно, врезалась ей глубоко в голову. Юля застыла на месте. В это время все клетки ее мозга напряглись со всех сил, но…
- Так, с тобой явно что-то происходит. Говори, что произошло?
Девушка не ответила. Она просто сидела и смотрела в никуда. Раньше, раньше, раньше, раньше. Что она делала бы без него Раньше? Что вообще было раньше? Что было ДО этого города?
- Миша, я не могу вспомнить.
- Что?
- Раньше. Я не знаю, что было раньше. Не знаю! Что происходит, у меня что – амнезия?
Как-то неожиданно брызнули слезы. Юля даже не поняла, что плачет. Миша просто не понял, что она хотела сказать, и не мог, не знал, что ответить.

Что-то больно ударило ей прямо в грудь, и тело пронзило волной тока. Юля огляделась: ее город уже не был таким четким. Все смешалось, как в картине, написанной акварелью. Цвета все время менялись, иногда вообще пропадая, погружая девушку в полную тьму. Она попробовала крикнуть, но голоса не было. Появилось ощущение сна. Будто она просто не проснулась. Все неожиданно стало проясняться. Девушка могла различать цвета и вещи, но то, что она сейчас увидела, заставило поверить в сон. Больше не было города, не было улицы, магазина, людей, играющих малышей. Не было Миши.

Юля не чувствовала запаха ветра. Он изменился на что-то ужасное, не давая сделать нормальный вдох. Или Юля просто не могла дышать? Она лежала и не могла двинуться. Она ничего не слышала. Совсем ничего. Вокруг нее стояли люди в голубых халатах, и что-то кричали друг другу. Один человек подошел к ней. Юля была уверена, что он хочет ее задушить. И в это время она вновь почувствовала ту боль, пронзающую все тело электричеством.

Рядом стоял телевизор. Вот он развеселил девушку: на черном экране была видна лишь одна зеленая ниточка. Ровная-ровная. «Что за канал они смотрят?» - Юля пыталась улыбнуться, но не смогла – тело ее не слушалось. В третий раз ужасная боль. Юлю изогнуло дугой, и уши пронзил громкий стук. Ровный и периодичный. Девушка вновь посмотрела в телевизор. Теперь ниточка была неровной. Она прыгала, совпадая со стуком в ушах.

Юля теперь знала, что так бьется ее сердце. Она попробовала вдохнуть. Получилось! Резкий, неприятный запах напоминал больницу. Она вспомнила, что уже очень давно не была у врача, с момента переезда в город, но этот запах ничем не изменился. Юля закрыла глаза. Боль и усталость стали нарастать с каждой секундой. «Я немного отдохну. Не знаю, что произошло, но не могу спросить – рот не открывается».

Май. Прошел месяц с момента выхода Юли из комы. Она три года пролежала в больнице, после какой-то аварии. По крайней мере, так сказали Юле. Но она этому совершенно не поверила. Это же бред – она только что была вместе с Мишей, и тут, вдруг, кома. Ерунда. Приходили какие-то люди, назвались Юлиными родителями. Девушка видела их разве что во сне – их лица казались немного знакомыми. И только. Она знала, что ее родители совершенно другие… вот только вспомнить бы их лица. Как только она немного окрепла, то сразу же попыталась сбежать. Ей это почти удалось, жаль только, что на выходе из ее палаты не дежурил круглосуточно медбрат. Тогда ей вкололи такой мощный транквилизатор, что Юля проспала, по меньшей мере, двое суток. Ей снился страшный сон – пронзительный звук сирены и два огромных фонаря в темноте. Юле казалось, что она даже слышала чей-то крик.

Июнь. Ее до сих пор не выпускают. Даже из палаты, где она совсем одна. Юле очень скучно. И очень страшно. Кошмары стали сниться каждый день. И два крика стали слышны теперь очень отчетливо. Юля даже была уверена, что один из них принадлежит ей. Но она не могла ничего вспомнить. Может, она просто кричала во сне? Она просыпалась и с ужасом и смехом смотрела на свои красные руки: во сне она раздирала их в кровь. Ее жизнь в городе стала казаться чем-то ненастоящим. И это пугало Юлю больше всего. Мысль, что она, действительно, была все это время в коме, не давала ей покоя. Она все время пыталась вспомнить, что же было раньше, но не могла. Двери в прошлое были плотно закрыты.

Июль-Август. Юле так надоели эти стены. В любом случае, Миша есть здесь. Она не знала, почему так в этом уверена. Но желание покинуть свой временный дом оказалось слишком велико. Днем, когда многие спали, она вышла из палаты. И прошла до первого этажа. Убежать ей не дали три врача и две медсестры. Но мысль, что осталось совсем немного, окрыляла Юлю. Она укусила одного врача за руку, ударила ногой медсестру. На миг ей удалось вырваться, но за ногу схватил другой медик. Она упала. Обе медсестры прижали ее к полу.

- Отпустите меня! Мне больно! Мне надо к Мише! А-а! Не надо уколов! Я прошу! Не надо! Я не хочу этих снов! Выпустите меня!
- Сестра, четыре кубика аминазина!
- Не надо! Я не хочу снов!

Рассудок Юли вновь помутился, уронив ее в самый ужасный сон. Теперь второй голос казался ей таким же знакомым. Но кому он мог принадлежать?
Побеги Юли участились. Да и присмотр за ней улучшился – все-таки психиатрическая больница, а не какая-то лечебница. Появились истерики, припадки. Юля никого не признавала. Ни родителей, ни подруг, ни врачей. Отказывалась разговаривать, принимать лекарства.

Аминазин стал обыкновенным препаратом, который вводили ей не раз за один день лошадиными дозами. Она проводила сутки одна, в изолированной палате. А в конце августа ее перевели в отделение для невменяемых – из-за попытки убить врача (до сих пор никто не может понять – откуда у нее в палате взялся скальпель).

Сентябрь. В ее палату зашли ее родители. К своему же удивлению она сразу же их узнала.
- Мама! Папа! Привет! Как ваши дела? - Ее мать разрыдалась на месте. Подбежала и крепко обняла свою дочь.
- Девочка моя! Ты помнишь! Дорогая! Как мы рады! Мы с отцом так давно хотели тебя увидеть, но нас не пускали! Что с тобой происходит?
- Все нормально, мама. Я уже многое помню.
Юля, на самом деле, многое вспомнила. Вспомнила свой выпускной. Тогда был дождь, но он совсем не испортил праздничного настроения. Юля вспомнила всю свою жизнь, но… Воспоминания обрывались на возвращении домой с выпускного.
- Мама, папа, расскажите мне.
- Что, дорогая?
- Что произошло после выпускного? Я не помню. Не могу вспомнить! Прошу вас.


Октябрь. После того, что она узнала от родителей, Юлины истерики и припадки вновь набрали ходу. Она до сих пор не могла поверить в рассказанное. Врачи боялись, что Юля способна к суициду, но пока ей просто не приходило это в голову.

…После Выпускного бала Миша подвозил ее домой. Из-за дождливой погоды дорога была скользкой. На встречу их автомобилю ехал грузовик. Миша не смог справиться с управлением, и они врезались в дерево. Юля потеряла сознание, но Мише повезло меньше – он скончался прямо на месте… Через три года комы у Юли началось внутреннее кровотечение. Но она смогла пережить клиническую смерть – в тот день работал лучший врач больницы. Однако теперь ей было все равно. Она все вспомнила. Совершенно все.

А эти фонари и крики во сне – фары грузовика и их собственные крики. Юля знала – пора отправляться домой. Справляться с плохим поведением и становиться хорошей девочкой. Хотя бы на время.

Ноябрь. За весь месяц аминазин ей вкололи лишь два раза. Ее вновь перевели в обыкновенное отделение. Но не отпустили. Каждый день она слышала чей-то голос. Юля знала, что с ней разговаривает Смерть, но никому об этом не говорила. Еще бы, а как иначе она сможет покинуть это место? Тем более что никто не знает, почему на самом деле они попали в аварию.

Почему с ней не поддерживали отношения одноклассницы? Ну да, кто будет общаться с этой истеричкой, которая каждый день затевает драки в туалете по каждой причине? Симптомы болезни Ярости уже тогда прогрессировали в ее сознании. А в автомобиле они набрали самую скорость. Для Миши готовилась большая неожиданность, когда, как гром среди ясного неба, спокойная Юля яростно схватилась за его волосы. Удержать управление было невозможно.

Декабрь. Она практически забыла, что такое аминазин. Стала очень спокойной. Общалась с врачом (да, хоть она и пыталась его убить, он все еще с ней работает). Он сказал, что если она и дальше будет такой, то ее отпустят. Даже с другими пациентами иногда заводилась беседа. Правда, с психами она была не очень интересной и понятной, но одиночество Юле немного надоело. Но и Смерть разговаривать не переставала. Держать себя в руках, не закричать от постоянного ужаса было очень сложно. Но Юля старалась. Очень старалась.

Январь. Новый год прошел в психушке, но пришли ее родители. Даже подарки принесли. На некоторое время Юле казалось, что она самая обыкновенная девушка. А в конце января ее поздравили с Днем рождения. Даже пришли старые друзья. Многие лица показались Юле совершенно незнакомыми. Но она тихо радовалась, что ей не придется вновь быть одной. Счастье было временным, ведь девушка знала: лучший ее друг отсутствует. Вместо него она видела очертания черного плаща. Из-под капюшона выглядывали два красных фонаря. Смерть не хотела уходить.

Февраль. Она дома. Здесь совершенно ничего не изменилось. Родители боялись менять ее комнату. Только каждый день вытирали пыль с пианино, подоконника и письменного стола. Юля была очень рада, что вернулась сюда. Общение с психами ей очень надоело. Да и врач наскучил. Иногда он настолько злил Юлю, что у нее вновь просыпалось желание вонзить в него скальпель, но не в плечо, как в прошлый раз, а в сердце. Ужасно говорить, что злость и жестокость поселились в ее душе навеки. Вылечить от мира, теперь такого чуждого ей было невозможно. Но она смогла скрыть в себе этот изъян. Все дни она проводила с родителями. Иногда ей это даже нравилось. Но, все же, только иногда.

Март. Она уже будто и не впадала в кому. Как минимум она так себя вела, будто все стало на свои места. Но темный плащ и два красных фонаря не уходили из комнаты. Только поэтому Юля так боялась оставаться одна. Ночное время суток было пыткой для нее. Она с головой укрывалась и пыталась скорее уснуть, чего у нее не получалось. Дыхание Смерти преследовало ее постоянно. Впервые она сожалела, что в доме нет ни грамма аминазина. И тогда она поняла одну очень простую истину: есть лишь один способ излечиться от этого мира. И подвластен он только ей. Лишь ей.

Апрель. Родители были на работе. Сегодня впервые Смерть не появилась. Юля была бескрайне рада. Наконец-то день, которого она ждала с момента возвращения из комы, настал. День ее выздоровления. Она очень долго собиралась. Одела любимый весенний костюм – как ни странно, но этот месяц был очень жарким. Распустила волосы, сделала лучший макияж, который только умела. Положила в сумочку вещи, которые посчитала самыми важными и вышла из квартиры. Закрыла двери.

Юля поднялась на последний этаж. Как она и думала, люк на крышу был открыт, а лестница была на месте. С легкостью она поднялась наверх. Крыша была ровной, и это значительно облегчало задачу. Юля подошла к краю и осторожно посмотрела вниз. Она не увидела там асфальт. Это вновь был ЕЕ город. Она стояла на ветке огромного дерева, а внизу была огромная поляна, вся в цветах. Прямо под деревом стоял Миша.
- Куда ты пропала? Я думал, что ты обиделась! – он, как всегда, весело улыбнулся.
- Нет! Ты не представляешь, где я была! Мне наговорили столько ерунды! Представляешь, они были уверены, что ты погиб!
- Что? Они в своем уме? Согласен: это полный бред! Юля, прыгай! Я поймаю тебя! Кстати, ты отлично выглядишь!

Юля хмыкнула, подавив истерический смешок. Приступ ярости вновь подкатился к горлу. Как же иногда он ее бесит своими шуточками! Интересно, нет ли тут по близости острого предмета? Какая разница? Она придет к себе в квартиру, достанет кухонный нож и пару секунд дела. За этот год Юля разучилась понимать шутки. Ее любимый друг заплатит за то, что покинул ее в самый тяжелый момент ее жизни. Заплатит. Девушка жутко улыбнулась, ее глаза заполнились черным светом. Светом злости. Она раскинула руки в стороны и прыгнула в объятия ее друга…


- Тсс, Роза Марена
приложила палец к губам, - отвернись,
Рози. Отвернись и больше не смотри на меня.
Игра окончена.
Стивен Кинг. "Роза Марена" 1995 г.


::: Проказа :::



Она сидела у шкафа и рыдала. Точнее пыталась успокоиться, но слезы так и катились с ее глаз. От обиды, что она не может справиться с собой, она плакала еще сильнее. Осторожно прикоснулась рукой к голове и с резкостью ее отдернула – волосы были мокрыми и липкими. Ника посмотрела на свою руку – она была в крови. Еще рыдая, она поднялась на ноги и посмотрела на шкаф. Кровавый след тянулся по нему как раз от того места, где сейчас находилась ее голова. В этот раз мама недооценила своей силы и разбила ее голову в кровь. Ника провела рукой по плечам – там тоже была кровь, но она уже запеклась. Девушка скривилась от боли и вновь упала на колени. Она проплакала еще полчаса, но, вспомнив, что должна еще успеть помыть не только голову, но еще и шкаф, поднялась и поспешила в ванну.

Впервые Ника не чувствовала удовольствия стоя под душем. Она пыталась помыть голову, но любое прикосновение доставляло ей массу боли. После, она еще долго стояла под струей воды, без каких-либо действий, смотрела на красные струйки воды, стекающие по ее телу, и ни о чем не думала. Голова была пустой…

Шкаф отмылся легко. Ника даже обрадовалась, если это слово здесь уместно, что потратила так мало времени на уборку. Она посмотрела на часы. Время быстро летит. Никого не ждет. Но она еще успеет привести себя в порядок. А что здесь такого? Подумаешь, провинилась. Мать ее наказала за это ударом головы об дверцу шкафа. Все по-честному. С кем не бывает? Таким способом наказывают, по крайней мере, большую половину всех детей. Жизнь продолжается! Хотя Ника считала, что для нее жизнь давно закончилась. Сейчас она была готова наброситься на свою мать и так же ударить ее об шкаф, но не один раз, а много. Много, много, много раз бить ее головой об дверь, пока вся ненависть не выльется из Ники. И пока вся кровь не вытечет из ее головы. Как часто она об этом мечтала? Убить всех находящихся рядом с собой? Чтобы никто больше не прикасался к ней? Чтобы никто не обижал грязными словами? Постоянно… постоянно…постоянно. Она даже чувствовала, как течет к ее голове это желание, этот гнев, эта ненависть. Ненависть к родителям, брату, друзьям, знакомым. Ненависть к миру, ненависть к жизни, ненависть к себе. Сколько раз за день она сходила с ума? Каждый час? Каждую минуту? Или, даже, секунду?

В какие моменты она хотела уничтожить одним взглядом своих родителей? Когда ее били? Кидали на пол? Или когда обзывали ее? Когда кричали? Когда заставляли делать то, что она не хотела? Или просто, когда она весело с ними разговаривала, смеялась, шутила, гуляла? Смешно…Как часто она готова была отдать за них жизнь? Наверное, не реже, чем когда желала их смерти. Даже чаще. Когда она была им благодарна? Каждый день? Каждую секунду? Нет. Еще чаще. Чаще.

И как сильно она ненавидела жизнь? Насколько сильно? Готова ли она была уйти из нее? Покинуть этот мир и отправиться в параллельный? Не готова…почему? Почему? Почему такую уставшую девушку, почувствовавшую столько боли, физической и душевной, останавливает столь маленькая и неважная вещь? Почему она до сих пор боится этой же самой боли? Она чувствовала ее в таком колорите, и до сих пор боится вновь ее почувствовать, но уже в таком малом, непродолжительном количестве. Боится. Боится. Смешно. Смешно слабому прикидываться сильным, вести весь этот никому ненужный театр.

Девушка оделась, расчесала уже чистые волосы (как больно было это делать) и вышла на улицу. Потом, уже через две минуты, она об этом пожалеет, но сейчас она надеется, что прекрасная весенняя погода поднимет ее настроение. И, может быть, это головокружение и ужасная тошнота пройдут.

Когда она прошла ровно два шага от подъезда, то услышала вскрик. Ника даже не могла понять, откуда именно он донесся. Но, когда, через мгновение, сзади нее что-то упало, по звуку достаточно большого размера, девушку сковал ужас. Она не видела, что у нее за спиной, но догадывалась. Внутренний голос подсказывал не оборачиваться, просто пойти дальше, забыть, что произошло, но когда Ника услышала тихий стон, то уже ничто не могло ее удержать. Она обернулась.

Да. Эту девушку она знает. Она живет на этаж выше. Или уже жила? Ника подбежала к девушке. Она лежала на спине и дышала едва-едва. Под головой уже начала растекаться кровавая лужа. Ника опустилась на колени и попробовала приподнять девушку. Руки ее не слушались, дрожали. Второй раз за день они были в крови. Она осмотрелась – как назло, никого не было поблизости. - Помогите! Кто-нибудь! Человек умирает! – но никто не откликнулся.

Ника посмотрела на девушку. Дыхания практически не было, но она была еще в сознании. Глаза, наполненные кровью, что-то искали в воздухе, с волнением осматривали все вокруг. Смотрели вдаль, а потом остановились на глазах Ники. Ника хотела отвести взгляд, закрыть глаза, отвернуться, но не могла – их взгляды, будто вцепились друг в друга, что-то искали в глубине глаз. Наконец, глаза умирающей девушки расширились, будто в испуге, и она, булькающим голосом, произнесла:

- И ты тоже…
- Что?
- Заражена…этим…

Ника не могла сказать что-нибудь. Она просто смотрела на девушку, пыталась понять, что она говорит, и со всей силы подавляла свою тошноту.

- Все-таки, я осталась здесь, – девушка неправдоподобно вздохнула, - здесь. Я не хочу.
- Не разговаривай. Сейчас я позову кого-нибудь! Тебя вылечат!
- Меня… лечили год, и даже у них не получилось. И… не получится. Вылечиться могу только я… сама.

«Это бред. Она бредит. Сейчас я позову кого-нибудь. Только кого?» - Ника беспомощно оглядывалась вокруг.

- Послушай, - девушка обратилась к Нике, - ты, такая же, как я.
- О чем ты…
- И ты… поймешь это потом. Но… не повторяй того, что сделала я…Это не поможет…
Ника слушала эту «просьбу», как какое-то завещание. Она забыла о том, что должна позвать людей на помощь, забыла, что голова ужасно кружится. Она слушала ее.

- Гнев пройдет, ненависть… пройдет, боль тоже. Но… и ты не будешь существовать. Исчезнешь…Не делай этого.

Взгляд девушки, постоянно блуждающий, остановился и потух. Тело расслабилось. Она практически вытекла из рук Ники. Ника еще долго смотрела на ее лицо, руки, ноги. Тут она неожиданно развернулась и ее, наконец, вырвало. Ника закричала. Не от боли. От обиды на всех, на эту «встречу» с уже мертвой девушкой. От обиды, что зря вышла на улицу. Голова была готова разлететься на куски.

Прошел месяц. За это время многое изменилось. Перестали сниться кошмары, испуг исчез, выходить на улицу одной стало не так страшно. Не прошли еще только головные боли и тошнота. И не прошла ненависть.

Ника вновь плакала. Нет, ее не побили. Обыкновенная ссора с матерью. Но было очень неприятно. Она плакала уже целый час. За это время ее два раза стошнило. Удивительно, как ее голова еще цела. Из носа текла непонятная оранжевая жидкость, Ника не могла ее остановить, и еще больше злилась. Кто-то ее окликнул.

- У меня уже болят уши. Может, прекратишь реветь?
Ника подняла голову. Прямо напротив нее сидела она. Или…да нет. Там, действительно, сидела еще одна Ника. Только немного другая. Лицо ее было бледным и абсолютно ничего не выражающим. Вокруг глаз были темные круги. И…немного темнее волосы.

- Ты меня начинаешь выводить. Так твоя голова не пройдет.
Ника окаменела. Она уставилась на своего двойника. Ничем не прекращаемая оранжевая жидкость стекала в открытый от шока рот.
- Фу! Ну, ты даешь! Гадость какая! Ты же не маленькая! Следи за собой! Ника прослушала совет.
- Ты…кто?

Девушка напротив фыркнула.

- Уже себя не узнаешь, да?

Почему-то Ника вздохнула с облегчением. То, что у нее сотрясение мозга – она догадывалась, но что при этом будет что-то мерещиться – не могла себе даже представить. А одиночество хоть вещь и отличная, иногда и оно надоедает. Ника была непротив разделить его даже с плодом своего воображения.

- А…понятно. Галлюцинация…
- Ну, в некотором роде. – девушка слегка улыбнулась.
- И что мне делать с тобой? То есть с собой? – Ника перевела взгляд на результаты своей тошноты.
- Кошмар. Ты и впрямь сошла с ума.
- Кто-то спорит?
- Вообще-то это я хочу у тебя спросить, что ты собираешься делать с собой.
- Не знаю. Я устала от себя.
- А меры принимать собираешься?
- Какие? Лечится? Не помогает. Убивать ненависть? Таким способом она лишь возрастает.
- То есть, ты готова мучаться дальше?
- Ты что? Я не могу больше просто быть! Сама прекрасно об этом знаешь!
- Боишься боли?
- Да.
- Но есть же другие способы…
- Что ты имеешь в виду?
- Ну…, - девушка напротив замялась, - ведь есть же всякие таблетки, снотворное…или…Ника, ты куда?

Ника побежала в другую комнату. Она слушала себя же и удивлялась: как только раньше она не могла этого понять! Ну, конечно же! У них же в доме полно снотворного – в семье всегда у кого-то была бессонница! Она даже знает, где именно! А какая здесь боль? Она лишь заснет и не проснется! Девушка-двойник ринулась за ней.

- Ника, ты же этого не хочешь! Признайся себе!
- Нет, галлюцинация, - девушка яростно переворачивала домашнюю аптечку, - хочу.

Ты не понимаешь! Я не могу больше жить. А этим нежеланием я лишь усложняю жизнь другим! Моя ненависть, она… она как проказа! Если заразишься, становишься другим, иным, не таким, как все. А вылечиться нельзя! Не получится! Почему? Слишком быстро она распространяется по организму. Врезается в мозг и остается там насовсем. И страдают другие, ни в чем неповинные люди! Я не могу так больше жить!

- А ты подумала о родителях, брате, друзьях, о человеке, которого любишь, ведь наверняка такой есть!
Ника на секунду остановилась, держа в руках пачку снотворного, посмотрела на двойника.
- Думала. Думала…Знаешь, они погорюют и заживут дальше! Ведь жизнь продолжается! А потом они поймут, что теперь им живется легче, намного легче! Без меня им будет лучше! Вот увидишь! Ника зашла на кухню, налила стакан воды, выпотрошила всю пачку, закинула таблетки в рот и запила водой. С довольным видом посмотрела на Нику№2. Та лишь покачала головой.
- Ты дура. Абсолютная. Я спросила у тебя о таблетках специально. Но это было сделано, чтобы ты поняла – это не выход! Тебе дана одна жизнь! И так легко с ней прощаться – полный идиотизм.
- Знаешь, а я не говорю, что этот поступок – правильный. Я признаю, что я – слишком слаба для этой жизни. И этого натиска я не выдержу. Я делаю глупость. Но эту глупость я сделала бы все равно. Потом. Через несколько лет, или позже, или через год. А какая разница? Через час Ника заснула.

Когда она проснулась, она была еще в своей комнате, но что странно – она абсолютно не чувствовала себя, своего тела. Ника посмотрела вокруг. Ничего не изменилось. Только шум в другой комнате. Она вошла или влетела туда. И увидела своих родителей, своего брата, людей в белых халатах. Все они столпились вокруг дивана. На Нику никто внимания не обращал. А, может, они просто ее не видели. Ника посмотрела через плечи присутствующих и увидела на диване себя. Да. Именно сюда она «прилегла полежать», когда очень захотела спать.

- Можете не стараться. Я уже мертва… - Ника произнесла это как-то невзначай. Ей показалось, что ее мать услышала эти слова – в этот момент она повернулась в сторону Ники. Воспоминания нахлынули все и сразу. Она вспомнила каждую секунду счастья, проведенную с родителями. Их слова, разговоры, советы, пожелания. Ника посмотрела на свего младшего брата. Малыш сидел и плакал. Как хорошо они проводили время вместе! Как шутили, играли вместе… Посмотрела на отца. Сколько хороших вещей он показал ей в жизни! Как многому научил он ее! Сколько раз помогал…Посмотрела на мать. Какими секретами она иногда делилась с ней! Сколько советов она ей дала! Откровенных разговоров…Вспомнила друзей, подруг. Сколько веселых бесед! Сколько встреч и вечеров!.. Вспомнила себя. Сколько желаний, мечтаний, грез, снов! Воздушные замки, грандиозные идеи, любимые игры, персонажи, актеры…

- Нет! Мы так не договаривались! Я не должна была это все вспоминать! Зачем мне это после смерти? Зачем? Я не хочу это помнить!

Ника закрыла уши, надеясь, что так воспоминания не будут проникать в нее, забилась в угол, зажмурилась. Но ничего из этого не помогало – лишь сильнее она вспоминала каждый момент ее жизни. Так она сидела, не имея сил ни на что: ни та истерику, ни на забытье, пока мысль, что уже ничего не вернуть, не заполнила ее мозг…если, конечно, он есть у души.

- Что ты теперь думаешь?
Она обернулась. Девушка-двойник стояла рядом и смотрела, как мать Ники падает в обморок. - Знаешь, я ошиблась. – Ника, наконец, осмотрела свое прозрачное тело и какие-то лохмотья на нем. Я могла остаться здесь и осилить этот мир. Даже перебороть его. Доказать, что я – сильный человек.
- Могла. И я тебе об этом говорила.
- Теперь это сделать поздно?
- Да, Ника. Теперь это конец.

Девушка вздохнула. Посмотрела на семью.

- Жаль покидать их… Они переживут это?
- Конечно. Сама знаешь, что жизнь продолжается. Твои слова.
- Но ненависть…она же прошла! Гнева больше нет! Я не успела заразить им других!

Двойник удивленно приподняла бровь и громко рассмеялась.

- Ника! О чем ты говоришь? Твоим гневом заражены все, с кем ты общалась! Просто в разной степени! Для заражения достаточно одной негативной эмоции зараженного!
- И что, они все умрут?
- Конечно! Как состарятся, так и умрут. Люди не вечны. Но твоя смерть – фрагмент цепной реакции. За тобой отправятся и другие идиоты. В смысле такие же глупцы, как и ты.
- Какой цепной реакции?
- Забыла, о чем просила тебя девушка - самоубийца месяц назад? Не повторять ее выход!

Гнев, ненависть прошли. Ты тоже исчезла. Но она не сказала, что таких, как вы с ней – еще тысячи! Таких же… «слабых» - она сделала ударение на слове «слабых», - Завтра о твоей смерти узнает человек, переживающий маниакальную депрессию. Так бы он пережил ее через пару дней. И все было б нормально. Что теперь? Под впечатлением твоей смерти скажет: «она сделала правильно», и пойдет, перережет себе вены. А за ним - новые, новые, новые болваны. Вы не понимаете, что сами провоцируете смерть. А жизнь прекрасна.

- Нет. В этом ты ошибаешься. Жизнь ужасна. Тебя давят, приковывают к стене, издеваются над тобой только ради того, чтобы внушить чужое мнение, чужие понятия, все чужое. Ты не можешь думать по-своему, делать по-своему. Ты всегда подчиняешься другим. Сам этого не замечая. И ты сама это прекрасно знаешь. Да, я поняла, что сделала неверно. Теперь поняла… Уже поздно что-то исправить. Но, даже если бы я смогла пересилить этот мир, мне не удалось бы жить полноценной, своей жизнью. Моя жизнь была бы чужая, потому что не я ею управляю! То есть управляла… Это всегда был кто-то другой. Друзья, которым я подражала, родители, которые боялись меня потерять, поэтому держали меня изо всех своих сил… Они хотели меня научить всему, удержать от всех ошибок, не понимая, что я ничему не научусь, если не буду сама делать ошибки. Делать их и на них учиться. Сама. И куда мне теперь идти?

- А никуда. Ты ж самоубийца! Для тебя прямая дорога в Чистилище. Счастливого пути. Еще увидимся там.
- Я не хочу уходить. Я хочу остаться. – Ника заплакала, - Господи, что же я наделала?
- Ладно, - девушка – двойник замялась, - я оставлю тебя пока одну. Если что, дорогу найдешь сама, поверь. Ее все находят, даже если не хотят.

Двойник ушла, исчезла. А Ника… Ника еще долго глядела на свой труп. Теперь, когда все кончено, можно спокойно подумать. Обо всем. У нее теперь целая вечность на размышления. Размышления, которые уже ничем не помогут. Да какая теперь разница? Теперь ты, вроде бы, свободен. Никто тобой не управляет…но и ты уже не управляешь ни телом, ни душой. Кто ты теперь? Пустота. Пустота, о которой уже никто не вспомнит. Пустота, напоминание о которой останется только на кладбище и в нескольких душах. Пустота, у которой нет права на существование. Нет права, потому что ты – пустота. Ника, ты хотела свободы? Пойми, что смертью ты не избавилась от своих проблем. Ты была свободна в жизни. И лишь теперь ты понимаешь, что настоящее рабство только начинается. Ты – вакуум. А разве у него есть права? Какое счастье летать в воздухе, зная, что в Ад или в Рай тебя не пустят, а в этот мир – тем более? Теперь твое будущее и вечное – покой. Но даже иногда от покоя устают. А в одиночестве никто долго не продержится. Из всех наказаний ты выбрала наихудшее… Ты уверена, что покой – это то, что ты хотела?

- Нет. Это не то… Не то.

Ника в последний раз посмотрела на своих родителей, которые были так близко и так далеко. Нет смысла задерживаться там, где тебе не место. Жизнь окончена так глупо и бессмысленно, но все же окончена.
Ника закрыла глаза и почувствовала, как превратилась в пустоту.



::: Размышления по ту сторону стены (часть 1) :::



I have become comfortably numb…
Pink Floyd, из альбома ”The Wall”(1979)


Она шла и думала.
«А, может, мне повернуть назад? Просто развернуться и пойти в противоположную сторону?.. Ну же! Это ведь так просто!!! Что мне стоит остановиться и пойти сейчас, скажем, к подруге…Стоп. Это все-таки чужой город и друзей у меня пока здесь нет… Ну и что? Я остановилась в гостинице, мне не составит труда поехать туда, потом взять билет на поезд и отправиться домой… Да, но я так долго ждала этого момента… Да я всю жизнь этой встречи добивалась! Но, давай заглянем в глаза правде. Не испугаюсь ли я? Тут даже крепкие нервы не помогут. А если все выйдет из-под контроля? Да, рисковать не хочется. Значит, я могу повернуть назад!»

В какой-то момент она, действительно остановилась. Идея вернуться в гостиницу очень ей понравилась, но привычка доводить все до конца толкнула вперед и она, уже ускорив шаг, поспешила в пункт назначения. К тому же, поразмыслив еще некоторое время, она поняла, что эта встреча будет нести в себе что-то очень важное.

Когда Вера узнала, что солист ее любимой рок-группы сошел с ума, а с этого момента прошло уже года два, то сказать, что она была сильно потрясена – все равно, что ничего не сказать. Она была сама практически в трауре. Слушала его песни целыми днями, заучивала тексты наизусть, цитировала фразы, которые ей больше всего запомнились.

Сравнивала свою жизнь со смыслом текстов песен. А главное – искала возможность увидеться со своим кумиром. И, неизвестно как, она этого добилась. Она знала все: в каком городе, в какой психиатрической лечебнице, какими врачами он лечится. А потом она просто собрала вещи, уложила в небольшую дорожную сумку, села в поезд и отправилась к нему на встречу. Вера даже не знала, чего она ждет. Что именно хочет увидеть. Но она постоянно думала, что, встретив его и поговорив с ним (если это, конечно, возможно) она сможет понять, почему именно он свихнулся. Надо добавить, что Вера сама чувствовала себя не очень хорошо с психической стороны. Она проходила несколько раз консультацию психоаналитика, который не обнаружил ни единого отклонения у девушки. Почему-то Вера была убеждена в обратном. Она очень переживала по этому поводу и все реже находилась среди людей. «Мне нельзя общаться с людьми! Я же могу убить всех, кого вижу!» - самая постоянная ее мысль и самый частый ответ на вопросы удивленных друзей и родителей. И, наверное, это было самым правильным ее решением. Время от времени в нее как будто зверь вселялся. Вера с таким чувством злости могла броситься на человека, который, по сути, ничем ее не обидел, что приходилось отрывать ее от жертвы. А потом - лошадиные дозы валерьянки и других травяных настоев. «Наверное, в психбольницах валерьянку вообще не дают. Разве можно успокоить ею больного человека?» - думала она в эти моменты, но послушно все выпивала и старалась подавить всю свою злость. Практически всегда это у нее удавалось. Да что объяснять? Вера была не сумасшедшей, а просто человеком с очень слабой психикой. Поэтому, хоть она не сходила с ума, но была на грани этого. А главная причина посещения своего кумира – чтобы узнать, как мало ей осталось жить с воспаленным разумом и когда болезнь шизофрении распространится по всему ее телу.

Вот она и пришла. Уже просто при взгляде на лечебницу, создается впечатление дорого пансионата, где, скорее, отдыхают, чем лечатся. Ее легко пропустили. Вера нашла дежурного, показала ему пропуск, сказала, что ей позволено увидеться с одним из пациентов. После она подписала несколько бумаг, написала несколько заявлений. Теперь к ней подошел один из врачей. Вере он понравился, она приветливо улыбнулась и даже подумала: «Если мне придется тут лечиться, то пусть он меня лечит!». Врач предложил все острые и металлические принадлежности, которые есть у нее, отдать пока дежурному.

- Что вы имеете в виду?
- Ну, металлические пряжки, часы, ручки, мобильный телефон.
- Постойте, это, что, так надо? Он буйный?
- О, нет, что вы! – врач засмеялся, - вовсе нет! Скорее наоборот. Но, понимаете, надо соблюдать правила нашей безопасности. И все. Вы не переживайте, вас проведут, и дежурный будет стоять за дверью. В случае чего – позовете его.
- Какие могут быть случаи, если он – не буйный пациент? – Вера пожала плечами.
- Всякое может произойти.
- Ладно. Но у меня, все равно, ничего такого нет. Разве что, мобильный. Вот, возьмите.
Вера отдала телефон дежурному. Через несколько секунд они уже шли по просторному белому коридору. С обеих его сторон было очень много дверей с окнами-решетками. Палаты. Вера вся съежилась, когда шла. Ей казалось, что этот коридор ведет в ад. Нет, никто не кричал всякие фразы типа: «Я – великий Наполеон! Как вы меня можете тут держать?» или «Меня покусал вампир из соседней палаты! Переведите меня в другую, а то он уже достал меня своими визитами! И сколько можно запускать мне в палату жуков?». Ничего этого не было. Но все больные разговаривали. Тихо, но очень отчетливо. Их монологи смешаны с тихими стонами, плачем и смехом. Было ощущение, что откроешь палату, а там – целый новый мир. В какой-то степени это так и было. Ведь, каждый пациент жил в своем собственном мире.

«Может, мне убежать? Это тоже просто! Я скажу, что передумала. Мне все вернут. И я просто потом сойду с ума и вернусь сюда. Тогда я точно его увижу! И врач меня этот лечить будет. Я же вернусь сюда еще раз, так зачем же я иду? Мне надо домой! Я хочу домой. Да. Я пойду домой. Только после того, как пообщаюсь с ним. Да! Интересно, у него такой же сумасшедший взгляд, как у меня?»

Они остановились у одной из палат. Дежурный так долго открывал дверь, что Вера захотела выхватить у него ключи и открыть двери. Как только она дернулась в его сторону, дверь открылась, а дежурный удивленными глазами посмотрел на нее. Вера виновато улыбнулась и осторожно посмотрела в комнату.

- Я уже могу зайти, да? – после посмотрела она на дежурного.
- Ну, если хотите. Вы не переживайте. Он – самый тихий, кто вообще есть в этой лечебнице. Я буду за дверью. Вы просто позовите меня.
- Думаю, это не понадобится, но, все равно, спасибо.

Она ступила на территорию своей звезды. Вера даже не пыталась сразу подойти к нему, спросить что-то, завести разговор. Для начала она вообще не видела его. Вера просто разглядывала палату. Желтые однотонные стены, небольшие окна с решетками, внушительных размеров. В палате была кровать с пришитыми к ней ремнями, привинченная к полу, тумба, непонятно, зачем здесь поставленная, стул…а где Он? Вера посмотрела в угол палаты и застыла на месте.

Как-то странно было смотреть на Это. Девушка даже не сообразила сразу, что эта груда тряпок в углу – человек. Он сидел в углу палаты, что-то тихо шептал, будто разговаривал с кем-то, и абсолютно не обращал внимания на то, что у него посетители. Она осторожно подошла к нему. Но, сделав несколько шагов, остановилась. Что-то больно укололо Веру в сердце.

«Я не могу ворваться сюда. Что я делаю? Это абсолютно чужой мир! Для него все происходит наоборот. Я…не должна этого делать. Пока.»

Вера не собиралась уходить. Она просто решила привыкнуть к «квартире» этого человека. Как у себя дома она кинула сумочку на стул, села на кровать и огляделась. «Да…в таком месте и здоровый свихнется…Вот интересно, чего я теперь добилась? Хотела увидеть его? Увидела. Ответ на свой вопрос нашла? Нет. Вот и отлично! Вера, ты здорова! Абсолютно! Прав был тот психолог, который сказал, что это – не сумасшествие! А ты так запаниковала! И, наверное, я знаю, что это было! Ты просто не верила в его сумасшествие. Ты восприняла эту новость, как что-то личное. Конечно! Для тебя его песни были близки. И ты так переживала по этому поводу. Решила, что сама с ума сошла. Ну…теперь мне надо отдохнуть. От чего? От себя…» Она сидела на кровати и смотрела на то, что когда-то было человеком. А что это теперь? Простая оболочка? Которая не смогла справиться со своей жизнью? Которая лежит здесь, удобно оцепенелая, непонимающая абсолютно ничего, кроме своего собственного мира. Что именно, какая сила заставляет покидать рассудок тело? Как быстро это происходит – мгновенно и навсегда или постепенно, томительно, заявляя о себе сначала слегка, а потом все чаще и сильнее? А потом разум не справляется, а может даже не соглашается с понятиями о жизни и, для защиты покрывается оболочкой? Но, тогда человек не сходит с ума. Он просто остается в своем мире. Законы другого мира, его прошлого, теперь для него чужды. И рассудок помутился не потому что сдался, а потому что защитился. И произошло это только потому, что он был предан своим понятиям. Понятиям, которые отверг мир, его основная масса. Тогда кто же виноват? Тот, кто во время защитился, оставшись в Своей Утопии или тот, который отправил другого в забытье? Кто более силен: тот, что сидит в психбольнице в своем мире или тот, что перерезал свои вены в не состоянии прожить в этом мире? Если он понял, что этот мир – не для него, то зачем ему в нем жить, если есть параллельный мир разума? Зачем лишать себя жизни, если ее можно прожить в другом измерении? Но…тогда зачем жить там, если ты один в том мире, а в этом тебя все считают сумасшедшим? Не лучше ли, тогда, покончить с собой, со своими страданиями, чтобы, как феникс, прийти в этот мир с новой душой и чистым разумом? И вот он вновь возвращается к прежней теме: а где гарантия, что и в следующей жизни он выдержит давление? Да, надо быть сильным, но это так сложно. Сильных мало. Практически все лишь прикидываются сильными. На самом деле, по сравнению с ними он – силен и телом, и духом. Проблема лишь в том, что он об этом не знает. А что делают они? Естественный отбор. Загоняют его в его же стену, замыкают кирпичи в круг и обрушивают ее на него. Так заканчивается реальность. Он начинает жизнь в новом мире. В мире, где он один. И где он, наконец, успокоится от вечной борьбы. А они продолжат существовать, чтобы уничтожать таких, как он. Существовать, как паразиты. И кто тогда сильный? Кто тогда прав? И кем лучше быть – безумным или со здравым смыслом?

- Лучше быть безумным.
- Что?

Вера повернулась. Дежурный встревожено посмотрел на девушку. Похоже, он тут давно стоял, а она, вся в своих мыслях, не обратила на него внимания.

- Нет, ничего. Простите, я немного задумалась.
- У вас было очень тихо, я подумал, что мне лучше все проверить. Вы еще будете здесь сидеть?
- Нет, я уже ухожу. Только с ним попрощаюсь.
- Хорошо. Я оставлю вас.

Вера взяла сумочку и, уже без страха, подошла к человеку сидящему в углу. Почему-то сейчас к нему она почувствовала уважение. Не сострадание, не удивление, а именно уважение.

- Теперь ты в своем мире. И тебе хорошо, наверное. Просто мы видим тебя не правильно. Думаем, что ты мучаешься, что у тебя больше нет разума…а на самом деле есть. Ты живешь. Здесь, а мы Там. И взгляд у нас, наверное, разный. Но ты мне помог разобраться с собой. Спасибо.

Как только она подошла к нему почти вплотную, человек повернулся к ней и посмотрел в глаза. Вера пошатнулась, глядя в них. В этих черных измученных глазах, в этом пустом и безумном взгляде она увидела свое отражение, отражение своих глаз. Таких же, как его. Взгляд разный? Да он же один на двоих. Абсолютно одинаковый. Измученный и пустой. Пустой. Пустой.

Вера выпрямилась, слегка улыбнулась. Поправила сумочку и пошла к выходу. «Я не ошибалась. В таком нельзя ошибаться. Тогда…не буду говорить «пока», ведь с тобой я скоро встречусь…»

нашла забавный рассказ:
Название: Готика
Рейтинг: R
Пейринг: Паули\Лаури\Тило
Содержание: Встреча Тило и Лаури

Лаури, лучезарно улыбнувшись, бросил притягивающий взгляд своему зеркальному отражению, натягивая черную шапочку-пидорку на голову и осторожно втыкнул в нее перья.
- Ну, разве я не секси? – спросил он, повернувшись в профиль к зеркалу.
Если бы зеркало могло, оно б ответило.
- Лаури, ты скоро? Через три минуты мы! Пошли! Давай быстрее! Че ты, как баба перед зеркалом крутишься? – крикнул ему Паули, заглянувший в гримерку.
- Я же хочу тебе нравиться, - надул губки Лаури и ласково погладил задний карман брюк Паули.
- Ты мне и так нравишься, - заверил его гитарист и пристроился за кулисами, наблюдая, как извиваясь в адских плясках на сцене отжигал Его Дьявольское Величие Вилле Хермани Вало.
- Baby, join me in death! – надрывался создатель лав-металла.
- Это, пожалуй, и есть настоящая готика, - оценивающе произнес Паули, - Может нам тоже на готичный саунд перейти?
- Я не против. Надо это продюсерам сказать. Они должны согласиться, - кивнул Лаури.
Визг испанских фанаток-школьниц заглушил его последние слова.
Лаури зажал свои маленькие ушки, но, сообразив, что так перья повыпадают, убрал ладони и пригорюнился.
Пятерка финских ребят появилась на сцене. Послышались первые аккорды минусовой фонограммы. Музыканты неумело откривлялись десять песен и с чувством выполненного долга отправились на after-party.
Вечеринка проходила на окраине Барселоны. Где-то в половине одиннадцатого все приглашенные собрались. Лаури оглядел зал, в поисках барной стойки. Кто-то дернул его за рукав. Лаури обернулся.
- Видишь, вон там стоят в желтых футболках с камерами. Это мексиканское телевиденье. Дай им интервью и еще кому-нибудь. Понял? – спросил его Юсси.
- Понял, - кивнул он. – а-а! Подожди! – окликнул продюсера Лаури. – Кто вон тот парень у барной стойки?
- Какой из них?
- Он сигареты тонкие курит. Вон тот в ковбойской шляпе и красной куртке.
- Ага. Теперь вижу. Это Тило Вольф, - пояснил Юсси.
- Кто он?
- Музыкант. В какой-то группе играет или поет. Я не помню название... Но парень он интересный…
- Если он интересный, то почему он один сидит? – не понял Лаури.
- Он швейцарец. Он не знает финский. Вот ты знаешь немецкий?
- Нет.
- И я нет, поэтому он и сидит. Но если словарного запаса тебе хватит, можешь поговорить с ним по-английски.
Лаури удовлетворенно кивнул и направился к банной стойке.
- Мне пиво, - крикнул он бармену. – Извините, мужчина, - обратился он к Тило по-английски.
Тило повернулся в его сторону, туша в пепельнице сигарету.
- Мне кажется, я вас где-то видел, - произнес Тило.
- Я из Расмус, - сказал Лаури.
- A я из Берна.
- Не-е-ет. Расмус – это группа музыкальная, - пояснил Лаури.
- В таком случае прошу прощенья. Я думал это город. Никогда не слышал о такой группе, - пожал плечами Тило.
«Идиот. Он что не видел? Там же на входе крупная такая висела табличка – Rasmus-party,» - подумал Лаури.
- Вы – музыкант? – спросил его Тило.
- Да. Частично я пишу для Расмус, частично потом продюсеры наши добавляют.
- Да? А у Lacrimosa нет продюсера, то есть продюсирую все я, но какого-либо определенного человека у нас нет. Я считаю, это сильно ограничивает творчество. Продюсеры, посторонние лейблы – они не дают возможностей и свободы.
- Но это бизнес, - произнес Лаури.
- Это коммерция, которая должна присутствовать для финансирования записей в дальнейшим, но должна портить их кричащей продажностью. Это попсово и просто унизительно для самого композитора. Но впрочем, это лишь моя точка зрения… - произнес он, глянув на Илонена.- Меня Тило зовут, - протянул он руку ему.
- Лаури, - с удивлением произнес он. Он давно забыл, как это представляться людям. Обычно все знакомились с ним, уже зная его имя и восхваляя его. – Как еще раз называется ваша группа?
- Лакримоза.
- Почему так? Странное какое-то название…
- Ты слушал когда-нибудь Моцарта?
- Нет. Я не люблю классическую музыку.
- Жаль. Поначалу для меня это было хобби, поэтому передо мной не стояла проблема, какое такое название подобрать, чтобы оно было удачно с точки зрения коммерции. Просто я записал кассету ‘Clamor’, которую украшала моя фотография, и мне надо было на ней что-нибудь написать. Я не хотел, чтобы это было “Tilo Wolff”, потому что глупо давать музыке свое имя… если только ты не Элвис Пресли. И однажды, когда я слушал “Реквием” Моцарта – произведение, которое сильно вдохновило меня на творчество – вертел в руках кассету и думал, какое название дать своей музыке, заиграла последняя его часть “лакримоза”. И тогда я подумал, раз это самая красивая мелодия, которую я когда-либо слышал, раз она оказала на меня огромное влияние, то почему бы не дать ее название моей музыке? К тому же оно идеально подходило по значению! Лакримоза – насыщенная трагическая музыка. Именно такую я и хотел исполнять и исполняю по сей день.
- Понятно… а «Расмус» как-то просто к слову пришлось, но это, в общем, тоже описывает манеру и стиль нашей игры, - признал Лаури.
- Дай что-нибудь свое послушать, - попросил Тило.
- Еще послушаешь за вечер. Мы выступим.
- Интересно будет услышать.
Тило прикинул в голове, что исходя из того, что имидж вокалиста вроде готичный, но приоритетным числом посетителей сего мероприятия были девочки 12-14 лет с личиками, с виду не обезображенными интеллектом. Но Вольф сразу одернул себя, поскольку не имел права думать плохо о людях, которых совсем не знал. В общем и целом, вывод был такой: меланхоличный и слюнявый поп-рок.
Однако, услышанное сильно разочаровало Тило. Финский вокалист не попал не в одну из трех, присутствующих в песне нот. Текст песен поражал банальностью, сухостью и изысканной бездарностью. Музыку в песне Тило вообще не услышал, то есть он не считал, что незамысловатая ритм секция может быть музыкой.
- Ну как, понравилась? – спросил его Лаури таким тоном, каким обычно разговаривал с Паули, спустившись со сцены под гром аплодисментов.
- Вам есть над чем работать, - тактично заметил Тило. – Музыка тобой написана?
- Эта песня – да, - гордо кивнул Лаури.
- Знаешь, у меня есть много хороших знакомых-композиторов, - поделился Тило.
- Тебе не нравится? – огорчился он.
- Это не мой стиль. Я люблю классику и классическую готику, - покачал головой Тило, снова закуривая.
- «Him»? – спросил Лаури, в надежде, что их вкусы совпали.
- Что? – не понял Тило.
- “Him”? – уже неуверенно и почти без вопросительной интонации.
- Нет, - засмеялся Тило, - Joy Division, Bauhaus, Вольфганга Амадея…
Лаури не знал никого из вышеперечисленных и снова заказал себе пива. Уже немножко бухой он заметил, что его собеседник исчез.
Лаури выбежал на улицу, прорываясь сквозь непреступные объятия фанаток.
Тило в темноте оглядывался по сторонам.
- Метро еще закрыто? – спросил он.
- Ты ездишь на метро? – до глубины души поразился Лаури.
- Да. А что в этом такого? – не понял Тило, вглядываясь на дорогу.
- Ничего. Просто я думал ты на машине. Ну, хотя бы на прокат…
- Зачем мне машина в чужой стране, когда у меня и в родной-то ее нет? Хотя знай я, что этот клуб так далеко находиться… Почему не в самой Барселоне? – спросил Тило.
- Чтоб такие как ты и фанаты раньше, чем откроется метро свалить не смогли, - пояснил он.
Сверкнули из-за поворота фары такси.
- Я поехал, - обрадовался Тило.
- Я с тобой! – сориентировался Лаури.
- Зачем?
- Не хочу интервью мексиканцам давать… интервью, - ляпнул он первое, что пришло в голову.
- A я люблю Мексику, - меланхолично произнес Тило. – Ну поехали…
Пьяный финн на ночь был ему сроду не нужен, но Лаури сделал такое жалостливое лицо, что Тило подумал, что если откажет ему, оставит душевную рану в его сердце на всю жизнь.
- To “Agra”, - пояснил он водителю.
- Тебя продюсеры отпустят? – усомнился Тило.
- Какая разница?! Я уже большой совершеннолетний мальчик.
«Олигофрен», - более точно определил Вольф.
В колонках автомобиля раздались тонкие звуки скрипок. Водитель отбивал мотив на руле, а Тило закрыв глаза, с блаженной улыбкой начал делать какие-то нецелесообразные движения руками, дирижируя композицией. Лаури в ужасе посмотрел на него, уже начиная жалеть, что сел с этим человеком в одну машину.
- Что это? – спросил он.
- Чайковский, - ответил Тило.
- Что-о-о?
- Ты каких-нибудь композиторов знаешь?
- Нет. Финляндия всегда славилась пуховиками и сотовыми телефонами. Композиторов было не много, - признал он, - пытаясь повторить за ним какое-нибудь движение.
- Ана ханри юро, - сказал таксист, тормозя.
Тило с некоторыми математическими сомнениями, отсчитал деньги и вышел из машины. За ним выполз Илонен.
Барселонский отель гостеприимно распахнул перед ними свои двери.
***

Уже в лифте Лаури не сдержался и под давлением алкоголя упал на Вольфа, при этом оказалось, что он ниже швейцарца на две с половиной головы. По пояс, конечно, доставал, но в остальных случаях приходилось либо подпрыгивать, либо задирать голову.
Тило открыл дверь номера. Маленький чемодан не был даже разобран, только маленькое походное пианино валялась на кровати. Передвинув его на тумбочку, Тило рухнул на зеленое покрывало. Пьяненький Лаури упал рядом. Вольф почувствовал пронизанное запахом спиртного дыхание около себя. Стараясь сильно не морщиться, Тило как бы ненавящево отвернулся, чтобы посмотреть время. Лаури начал что-то молоть на финском, видимо обращаясь к Тило. Он успел уже выучить несколько слов, благодаря Анне, но понять невнятную речь, тем не менее, не мог.
- Зачем ты приехал? – уже серьезно спросил Тило, жалея, что позволил ему.
- Я хочу поговорить с тобой…
- Говори.
- Я тебя хочу.
Тило фыркнул. Лаури прижал руками его волосы, чтобы тот не мог пошевелится, и попытался поцеловать швейцарского музыканта.
Тило не оставлял попытки вырваться из-под финна. Махая руками, он подумал: «А почему бы и нет? Он вроде бы и ничего парень… Просто выпил». Тило все еще находился в раздумьях, целуя Илонена. Это определено были не нежные губы девушки, но и они скользили по его коже и стерли все его сомнения.
«Нет», - последний раз пронеслось в голове, и одинокое слово утонуло в удовольствии.

Тило проснулся в одиночестве. Рядом пустое место – смятое одеяло и простыня. Сперма на ней.
Тило передернуло от воспоминаний. Ему стало так плохо так плохо, как хорошо было вчера. Он понял, что скорее всего видел его в последний раз. Тило почувствовал себя низко, мерзко использованным самым неблагородным образом. Какая разница… Это и славно, что он его не увидит. Тило улетал сегодня в Мюнхен. Если бы только воспоминания он мог оставить бы здесь… но они были с ним, в его изнасилованной душе.

Лаури улыбнулся.
- Че это ты такой довольный? – подозрительно спросил его Паули.
- Ты знаешь, Тило оказался действительно интересным человеком.
- И о чем вы с ним разговаривали?
- О разном, - неопределенно махнул рукой Лаури и принялся выковыривать грязь из-под ногтей концом пера.
Паули забрал у него длань истерзанной птицы и взял его за руку:
- Тебя не было всю ночь… Могли бы на вечеринке поговорить. Тебя все искали.
- Я тебя умоляю! – возмутился Лаури, - Ну сам подумай, что у меня может быть с этим пожилым изнеженным швейцарцом?!
- Ну, ладно… - смягчился Паули, - Кстати, ты был когда-нибудь в Германии?
- Нет, а что?
- Побываешь. Юсси говорит, что после Испании мы летим в Германию, в Мюнхен?
Лаури побледнел.
- Куда? – не веря своим ушам, переспросил он.
- В Мюнхен, в Мюнхен…