Представляю на суд вашей критики ещё одно моё произведение. На этот раз мне стало интересно, как пришел Маэстро к своей музе, к сути творчества - и вот что получилось. Возможно, этот рассказ тоже отходит от реальности, но в данном случае это не так важно. Немного фэнтэзи, думаю, не повредит (если кто-то, прочитав название, не догадался о каком слове идёт речь, скажите)))
Итак...



Снег. Метель. И красивая, звездная ночь. Он шёл и проваливался на каждом шагу, будто под слоем снега не было ничего. Ветер сбивал с ног и угрожающе завывал. Уже совсем нет сил… Он остановился и взглянул на небо: северное сияние полосками многогранного света разрезало тьму и закрывало звёзды. Оно переливалось и вдруг распалось на несколько частей, которые постепенно приобретали очертания букв…
…Тило проснулся с ощущением того, что попал в другое время. Он с ужасом посмотрел на календарь и успокоился – всё ещё август 1988 года. Юноша снова лёг и посмотрел в потолок: этот сон постоянно повторяется с того самого момента, как он услышал Моцарта, а вернее Requiem. На этот раз он сосчитал количество букв в северном сиянии. Ровно 9…
Сразу после завтрака Тило пошёл в Собор. Он любил это место – там можно было не следить за временем, а только смотреть на витражи и думать о вечности. В соборе разноцветные блики играли на причудливых узорах, устремленных ввысь. Каждый завиток тянулся к небу, составляя вместе со светом витражей лестницу в рай… Тило видел её, в отличие от многих людей, смотревших в мраморный пол. Ему представлялось, что по ней движутся души праведников, а под тёмными сводами башен летают чёрные ангелы… Но вдруг он заметил фигуру в соседнем нефе: будто бы девушка, одетая в чёрное и очень печальная, облокотилась о стену. Юноша медленно двинулся к ней – она заметила его и так же медленно пошла в обратною сторону. Он прибавил скорости, но она уже бежала. Он летел по мраморному полу, превращенному бликами в подобие разноцветного сада, и не чувствовал ни людей, ни тяжелого, пыльного воздуха – а девушка всё ускользала в нишах со святыми и вновь появлялась через пару секунд… Она исчезла так же внезапно, как и появилась. Фигура растворилась в потоке света, а Тило недоуменно смотрел в то самое место, где несколько секунд назад была таинственная Незнакомка. Он хмурился и думал о том, что всё связано – и Незнакомка и 9 непонятных букв. Тихо и незаметно он дошёл до огромного перспективного портала, который являлся границей реальности и иллюзорного пространства собора. Готическая мощь давила на мечтателя своим могуществом и столетиями таинственной традиции. Из-за яркого солнца юноша зажмурился, словно кот, и тут же закрылся от палящего светила длинными чёрными волосами.
Тило направился в парк, чтобы подумать о тех знаках, которые будто следовали за ним. Деревья, расположенные вдоль аллеи, колыхались от ветра, напоминая призраков. Он слышал обрывки разговоров:
— Это несправедливо!...
— … полный бред…
— Если вы скажете мне, причём тут Амстердам, я вам поверю на слово…
— …совершенная правда, никакого подвоха…
Он прислушался. «А что, – думал Тило, – ведь в слове Амстердам 9 букв. Значит, я должен туда поехать?» Ему представлялись голландские мельницы, почему-то тёмные улицы… Нет, это было не то. В парке стояли скульптуры античных богов и богинь. Игра солнечного света и тени зелёной листвы оживляла их: для фантазии юного поэта этого было достаточно. Вдруг Тило просиял и прибавил шагу, а на его лице появилась торжествующая улыбка. 9 букв – 9 муз! А Аполлон…он сам. Юноша опустился на скамейку и вальяжно положил руку на её спинку. Каждая буква – первая буква имени музы, а звёздное небо – то место, где они живут! Но они повторяются, хотя…почему бы и нет? Он всё равно не разобрал ни одной…
…Тило пробирался сквозь лесную чащу, попутно пытаясь сообразить, где он находится. Вдруг через кроны деревьев стали просачиваться очертания странного здания. Могучее аббатство в романском стиле предстало перед удивленным взором путешественника. Оно блестело от недавнего дождя и казалось несокрушимым. Чёрные кованые ворота были заперты, но рядом с ними была полуоткрытая маленькая дверь в чью-то келью. Оттуда доносились молитвы. Юноша сначала подошёл к воротам, однако никаких шансов попасть внутрь не было. Он уже догадался, что перенёсся назад во времени, ибо таких построек не сохранилось ни одной. Дверь в келью сильно скрипела, когда он открывал её. Казалось, что этого никто не заметил. Внутри была небольшая комната, все стены которой были уставлены книгами и свитками. В центре располагался стол со свечкой, а за ним стоял старый монах в чёрной рясе, писавший что-то на пергаменте испачканным в чернилах пером. На поясе у него висела связка ключей. Тило осторожно подошел к нему и спросил:
— Извините, а что вы пишете?
— Погребальную песнь, – мрачно ответил монах. Его взгляд испепелял бледного юношу, которому захотелось убежать оттуда куда-нибудь подальше. Однако любопытство пересилило страх и он снова начал говорить:
— Погребальная песнь – это Requiem. Но ведь там всего 7 букв…
— Ты, я вижу, ищешь свои 9, – усмехнулся монах, – об этом спрашивай не меня.
— Но кого же? Где мне найти ответ?
— Идём.
Монах взял Тило за руку и повел к библиотеке, за которой был проем с винтовой лестницей. Они шли долго, поднимаясь всё выше и выше по петляющим, скользким и тёмным ступеням. Наконец, они вышли на открытую площадку, видимо, на вершине башни. Монах произнёс, указывая рукой вдаль:
— Смотри. Это величие природы скоро закончится.
Там, куда он показал, были высокие горы, покрытые темно-зелеными хвойными лесами. Альпы скрывали за своими вершинами тёмные тучи, которые оттеняли белоснежные пики, блиставшие на солнце. Словно волчьи клыки, они врезались в небосклон. Тило ахнул, не в силах выразить словами своих чувств: его тянула туда непреодолимая сила, которая совмещала свободу, природу и тайну этих гор. Он двигался к краю, не понимая, что происходит. Ёще один шаг и…
…Он проснулся на том же месте – в парке на лавочке, в августе 1988 года, под раскидистым деревом, которое давало незаменимую тень. В первый миг он увидел Незнакомку совсем близко – на ней было платье с корсажем и чёрные кружевные перчатки. Но она исчезла, растворилась в тени деревьев. «Странно, – размышлял юноша, – ведь её больше, кроме меня, никто не видит. Значит, либо я постепенно схожу с ума, либо это имеет важнейший смысл, не касающийся никого, кроме меня.»
Придя домой, Тило сразу сел за написание стихотворений – ручка рисовала на бумаге завитки, складывавшиеся в рифмованные строчки. Окрыленный вдохновением, он рвался из этого мира, находя утешение лишь в белых листах, покрывавшихся непонятным витиеватым почерком. Душа летела в неизвестные пределы, где сон и явь едины, где души хрустальные неуязвимы…
Поэт не заметил, как солнце величественно и медленно погрузилось за горизонт. Огонь заката охватил всё небо, пока не преобразился в переливающуюся радугу пастельных тонов. Одна за другой на чёрном небе зажигались звёзды. Устав от творческих порывов, Тило откинулся на стуле. И тут ему в голову пришла странная мысль. Он встал и подошёл к окну, из которого в ночь струились потоки света. Поэт резко распахнул его и залез на подоконник. Он боязливо ступил на бело-жёлтый путь… а потом спокойно пошёл по нему сквозь тьму. Ветер развевал длинные волосы, счастливая улыбка озаряла лицо, а темные глаза горели негасимым огнем… Вихрь тьмы образовывал некий тоннель, по которому двигался единственный человек. Из ниоткуда в никуда.
Зыбкая, текучая дорожка вдруг начала заворачивать в какой-то город. По улицам, несмотря на время суток, двигалось множество конных экипажей. Дорога из света петляла между постройками золотого века классицизма и, наконец, вывела Тило к большому особняку. Свет, лившийся из самого верхнего окна, плавно подхватывал светящийся путь. Окно было открыто настежь: несмотря на ветер в городе было на редкость душно. Поэт осторожно подошёл к нему и заглянул внутрь. Весь пол небольшой комнаты был завален нотными листками, среди них, как скала над морем, возвышался чёрный рояль. Начищенный до блеска, сверкающий серебряной отделкой, он не мог затмить того, кто сидел рядом с ним, задумчиво облокотившись о клавиатуру. Юноша чуть не свалился с подоконника от удивления и восторга. Такого он не ожидал. По-кошачьи аккуратно он слез в комнату и, не дыша, приблизился к композитору. Тот устало повернул к нему голову:
— Чего ты хочешь от меня?
— Извините, герр Моцарт…я…я так люблю вашу музыку! Я её просто обожаю!.. – Тило начал восторженно и совершенно искренне говорить комплименты своему кумиру. – Ваша музыка возвышенна и прекрасна…если бы её не было, то…
Вольфганг-Амадей расплылся в улыбке и промолвил:
— Я очень рад, что тебе нравится моё творчество. Нынче Вена отвергла меня, – он тяжело вздохнул.
Теперь только Тило увидел, что Моцарт сильно болен – глаза покраснели, а лицо осунулось. Значит, он скоро умрет… Нет! Скоро он напишет своё лучшее произведение! Юноша робко спросил:
— Скажите пожалуйста, что вы пишете сейчас?
— Я пишу Requiem. Это, боюсь, будет моим завещанием.
— Я не знаю, можете ли вы мне помочь, но я ищу 9 букв…
— К сожалению, я не могу сказать тебе это простое и короткое слово. Слушай то, что любишь, пиши так, как подскажет сердце, и ты найдешь его, поверь мне.
— Спасибо! – в порыве радости поэт обнял композитора, который улыбнулся и поцеловал в щёку своего юного друга. Тило восхищенно смотрел на Моцарта, пока…не проснулся. Первым, что он услышал, был крик матери, которая уже полчаса звала его пить чай. По дороге на кухню поэт размышлял: «А что, если 9 букв – имя мамы? Мар-га-рита… Нет, вряд ли о ней говорил Моцарт. Точно! Фран-к-фурт. Чёрт! Этих слов слишком много…»
Серебристо-белый лунный свет падал на изголовье кровати, разгоняя теплую летнюю ночь, и веял холодом, уводя спящего Тило в снежную пустыню. Снова метель, звёзды и 9 таинственных букв. Однако вдали он увидел странное прозрачное сооружение… Подойдя ближе, он увидел внутри всех тех, с кем «встречался» в тот день: Незнакомку, Моцарта и старого монаха. Юноша тихо вошёл и сел с ними за стол в полной тишине. Вдруг пронзительная музыка разлетелась в воздухе. Он никогда не слышал её, но знал – вполне возможно, что Вольфганг-Амадей Моцарт просто не успел её написать. Requiem… «Слушай то, что любишь». Точно! Как же раньше он не догадался?..
Тило вскочит с постели посреди ночи и подбежал к магнитофону. Дрожащие пальцы едва находили нужные кнопки… Да, это она. Юный поэт сидел с блаженной улыбкой и думал о своей новой музе, которую принял за чуждую Незнакомку, и о том, что никогда никому не расскажет про сон и 9 букв в ночном небе.

Крики толпы были явственно слышны из-за кулис. Прошло уже 10 лет с тех пор, как он нашел это слово, которое теперь скандировали тысячи людей. Тило вальяжно прошел на сцену и посмотрел на зрителей: в первом ряду стояла девушка в чёрном платье и кружевных перчатках, его муза. А рядом с ней угрюмый юноша, вдохновлявший Анне, которая играла на синтезаторе. И люди, для которых 9 букв изменили мир…



Если вы скажете, что это бред, я с вами соглашусь)))

Ну вобще-то, когда метель - звезд не видно.

Нда, метель, северное сияние, звезды - надо бы определиться.

В соборе черные ангелы

А я тоже часто вижу незнакомых мне людей. И что?

Как-то сумбурно, непонятно, все в перемешку, но в целом идея мне понравилась

Действительно,похоже на бред))Но - только начало,оно не понравилось...коряво...Неуклюже,потому непонятно...А вот середина и до конца произведения - мне очень понравилось!Особенно светлым показалось описание встречи с Моцартом.Очень живо,моей проворной фантазии было негде заскучать!Спасибо за эту,путь иногда тяжелоесную,красоту!

Сообщение отредактировал messer - 17.06.2008 - 21:29

ээээ... зачем всё так усложнять?

а что? Тило бегал по парку и спрашивал у людей, видели ли они эту Незнакомку? )))

язык сломаешь, пока прочтёшь ))) да и что-то в этой фразе лишнее... во! неправильно ))) не "негасимый", а "неУгасимый".. надо заменить либо слово "горели", либой "неугасимый"... слишком много "г" )))

няяя ^_____________^

мне больше всего понравилась сцена в келье )))
собственно, задумка очень интересно, но... сырая.

Спасибо за критику - постараюсь учесть))) Возможно даже доработаю этот же рассказ.

Чёрные ангелы - это оптический эффект, я его сама наблюдала в одном соборе.
негасимый - горящий постоянно; неугасающий. Это по словарю)) Здесь что-то наподобие аллитерации в поэзии, только выражено прозой.

Только вряд ли они растворяются в воздухе у тебя перед носом))

А во сне всё может быть

Я совершенно не поняла этой строки!!! Их музы стояли в зале? или это были они??? аааа...непонятно

Некоторые моменты очень тронули, но все же кое-что нуждается в доработке, как мне кажется)

Что же касается "Муз", то здесь, как мне кажется, автор хотел подчеркнуть, что у Тило и Анне музы не они сами, а другие личности, о которых история умалчивает. Что весьма необычно на мой взгляд)

Вот поэтому и непонятно...

Я мне кажется, что автор ничего не хотел подчеркивать, а росто желал, чтобы каждый читатель остался при своем мнении и не бросался чугунными утюгами в его ( авторскую) талантливую голову))*что есть, то есть*.

Фразочки люди уже повыделяли. Меня здесь дернули даж не фразочки, а математика... Точнее, меня (о господи!), тоже запутали и увели в подсчеты).
Lacrimosa - это же Lacria moisa, никак не одно слово и никак не девять букв.
Ничего "криминального" в этой фразе нет, но несмотря на это, она меня очень повеселила).
Слегка наивно, но меня почему-то не тронуло...

ЭхЪ, не люфЪю единой жив человек! Мало ли ж, кто там стоял... Разборки по половому признаку могут быть чистой случайностью)

WitchKa, ты знаешь латинский язык? Я-то знаю... И в словаре смотрела слово, которое переводится как "полная слёз". Могу даже фотку из словаря для достоверности предоставить!

Caligo, дело в том... что lacrimosus - это
1) прилагательное и в нём всё-таки 10 букв
2) в данном случае lacrimosa - это облятив (один из видов винительного падежа)... эх... как давно я не повторяла латинский
3) lacrimosum соответственно - мн.ч.



в данном случае это существительное lacrima - слеза.

Lacrimosa - это lacrimosa, одно слово, девять букв. И не к чему раскладывать его на изначальные составляющие. Ладно бы это была выдумка автора...но это ж Моцарта.

a kappella, это на аблятивус, а женский род просто-напросто, потому что в тексте "Реквиема" это прилагательное относится к слову "dies", которое принимает форму женского рода. Первая строка:
Lacrimosa dies illa...
Полон слёз тот день...

да я уже вспомнила, жаль не успела исправить пост сознаю ошибку - это женский род, но прилагательного.


да... но в данном сулучае - это существтельное.
Хочу заметить, что dies как женский род переводится установленный как срок (чилсо, день, месяц - и у Вас там это подписано)... а в случае с мужским родом - как "день, дневной свет" и ещё на сколько я помню... в латыне прилагательное стоит ПОСЛЕ существительного.

Сообщение отредактировал a kappella - 12.08.2008 - 16:06